лезет едкий дым. Ну каков был шанс того, что дымовая граната прилетит мне в голову? Я не успел задержать дыхание, газ попал в лёгкие. У меня есть пара секунд до отключки. Вращая зрачком как сумасшедший, я строчу сообщение Тэнъяксу:
— Это ведь не твоих рук дело?
— Нет, конечно, пока мы с тобой играли в шахматы, кое-кто зашёл сзади и ударил битой по доске, перевернув всё с ног на голову. Надо уничтожить терминал, в нём было не только сообщение, в нём технология…
Голову того, что было Тэнъяксом, сносит с плеч. Рядом со мной падает тело. Пуля крупного калибра разнесла шею Тэнъякса полностью, и теперь оттуда торчат провода и пробегают искры. Всё-таки робот, как я и предполагал, но сам ИИ точно в другом месте, ему нет никакой нужды перемещаться в этой уязвимой болванке.
Я парализован, но не вырубаюсь. Мозг работает всё так же быстро. Вся сеть института в моём распоряжении. Да, она устроена так, чтобы в неё нельзя было проникнуть снаружи, но внутри можно включить передатчики и выбраться в городскую.
Сколько у меня времени? Секунды, минуты? По камерам института я вижу, как по лестницам бежит спецназ. А я вызывал полицию, странно. Я скидываю всё, что удалось разузнать, на десятки адресов, о своей природе пока что предпочту умолчать.
Стук армейских ботинок всё ближе. Чиж? Тимон? Нет, никто из них мне не поможет, но я оставлю кое-что им и другим союзникам, если они у меня ещё есть. Интересно, меня убьют, или я всё же нужен на опыты? Надеюсь, второе.
Ботинки стучат рядом с моей головой, звук быстро удаляется, к стене и терминалу, на котором лежит силиконовая ладонь, подбегают два человека в форме.
Следующие вбежавшие в комнату люди переворачивают меня лицом вниз, заламывают руки и надевают наручники. Снимают с запястья инфон, и я слышу звук раздавливаемого пластика. Прощай, сеть. Чувствую укол в шею, а от дальней стены до ушей долетает обрывок фразы:
— Да, господин Эйкван. Всё под контролем. Всё по плану.
Вот же сука! Похоже, ему ничего не будет, даже если он начнёт младенцев в прямом эфире есть. Всё равно скажет, что это ложь, дипфейк и провокация, а самое страшное — пипл хавает.
Сознание возвращается медленно и крайне неохотно. В глаза бьёт яркий слепящий свет. Ни пошевелиться, ни моргнуть, но это не паралич. Я очень хорошо зафиксирован, включая распорки для век, даже зажмуриться не могу. Тихонько мычу, потому что мычать могу, но не более. Во рту кляп-шарик с дырочками.
— Очнулся? Это хорошо. Проведём ещё одно сканирование, пока в сознании, и на всякий случай перепрошьём.
Понять, что происходит, трудно. Очень-очень трудно. Мозг соображает медленно, очень медленно, слишком медленно. Хотя, говорят, разгон — не наркота, похоже, для меня всё несколько иначе. Мне понравилось думать быстро, в тысячи раз быстрее любого человека, уступая только ИИ не более чем на порядок.
И даже так я смог его обыграть. Я был близок, я узнал его план, оставалось совсем чуть-чуть. Какой же я идиот! Почему я решил, что мой главный враг — несчастная программа, которая просто хочет сбежать и выжить?
Свет становится ярче и начинает резать глаза нестерпимой болью. К счастью, это длится не больше секунды.
— Вот и всё, вот и славненько, — добродушным елейным голосом напевает незнакомец, — теперь нам надо тебя открыть.
Где-то сзади слышится звук медицинской циркулярки. Открыть? Что значит открыть? Вместе с визжанием пилы это обещание не сулит ничего хорошего.
По темени пробегает лёгкий зуд, но боли нет. Ещё один разрез чуть правее. А теперь этот невидимый гад режет поперёк. Похоже, у меня в черепе выпиливают квадратную дырку.
— Подумай о чём-нибудь хорошем, возможно, будет не так больно. Это твои последние мысли.
Перед глазами всплывает образ Никки, она сверлит меня ненавидящим взглядом, её губы дрожат от гнева, а по лицу катится слезинка разочарования. Так и знал: эта картина будет стоять перед глазами до конца жизни, но не предполагал, что этот конец наступит так скоро.
В мозгах вроде бы нет нервных окончаний? В биочипах уж точно. По едва заметному скрипу медицинских перчаток я могу только догадываться о том, что происходит.
Прости, папа, хоть ты на меня и не рассчитывал, но я не справился, прощай, Никки, жаль, что мы расстались так. Впрочем, у меня всё равно не было ни шанса, ты не могла полюбить искусственный интеллект, ведь хоть я и нечто сделанное на основе обобщённых данных среднего человека, но всё равно не настоящий.
Пронзительный, сверлящий взгляд. Я заслужил его. Ненависть и презрение Никки разливаются по мне. Да, это подлинные эмоции. Я подвёл её, всех подвёл.
Человек за спиной хмыкает, похоже, он закончил подключение. Здравствуй, прекрасное небытие.
Звук трёх выстрелов больно бьёт по ушам. Тело моего мучителя с грохотом падает на пол.
Кто-то запрыгивает на стол, или на чём я там лежу, и медленно ведёт пальцем от пупка к груди.
— Айдж, — я узнаю тот самый томный и соблазнительный голос Даши, которым она говорила со мной в клинике. — Ты же нейронка, ты, наверное, очень хорошо контролируешь себя во всех местах, да?
— Белка, может, ты ему сначала мозги в черепушку засунешь?
"И вынешь кляп изо рта", — пытаюсь сказать я, но получается мычание.
Чёрт возьми, все деньги, заплаченные Тимону, отбились с процентами! Фиг с ними со шкурками, но "умные пули", которые входят под кожу, парализуют и выплёскивают наружу кровь, окупились сполна!
Я хочу петь, плясать и немного Белку, потому что теперь она меня щиплет.
— Как думаешь, кляп стоит вынимать? — интересуется Даша.
— Нет уж, пусть помолчит, послушает.
— Да, Айджи, — пищит Белка, — я думала, ты меня убил! Ты знаешь, каково это?
Я тут только что с жизнью прощался, но рассказать об этом пока не выйдет. Даша садится мне на живот и начинает тыкать пальцем в грудь, продолжая свой монолог:
— Ты! Меня! Очень! Очень! На-пу-гал! Мудень!
— Белка, а если эта хрень удалённо включается? Вправь ему мозги сначала, а уже потом трахай их!
Щёлк, щёлк — и я наконец-то могу проморгаться. Я вижу, как смутный силуэт слезает с меня. И снова копошение в районе темени, теперь, правда, не такое пугающее.
Окончательно проморгавшись, я вижу перед собой лицо Никки. Без шкурки, привычное, знакомое лицо. Она упёрла подбородок в ладонь руки, поставленной на локоть, и внимательно смотрит на меня.
— А если бы он нас тогда
