Кейс вышел из матрицы.
Мэлком смотрел на него почти испуганно:
— Ты снова был мертвый, брат.
— Бывает, — ответил Кейс. — К этому тоже привыкаешь.
— Ты играешь с силами тьмы.
— А ты что, можешь предложить что–нибудь поинтереснее?
— Любовь Джа, Кейс, — сказал Мэлком и отвернулся к рации. Кейс посмотрел на перепутанные косички, на веревки мускулов, играющие под темной кожей рук.
И вернулся в киберпространство.
И перешел в симстим.
Молли рысцой бежала по коридору, возможно — одному из прежних. Застекленных ящиков больше не было, Кейс решил, что они приближаются к концу веретена — тяготение стало еще слабее. Еще немного, и Молли уже не бежала, а почти летела над ковровыми волнами. Еле заметное покалывание в ноге…
Коридор резко сузился, повернул и разделился надвое.
Девушка свернула направо и стала подниматься по издевательски крутой лестнице, боль в ноге заметно усилилась. На потолке — плотно увязанные жгуты проводов, цветокодированных нервов машинного мозга. Стены в пятнах сырости.
На треугольной лестничной площадке Молли остановилась и потерла ногу. Снова узкие коридоры, только теперь — с коврами на стенах. Стоп. Еще одно разветвление, на этот раз — в три стороны.
«ЛЕВЫЙ».
Молли пожала плечами.
— Подожди, дай–ка я немного осмотрюсь.
«ЛЕВЫЙ».
— Потерпи малость, у нас полно времени.
Она пошла направо.
«СТОЙ».
«ВЕРНИСЬ».
«ОПАСНО».
Молли остановилась. В конце коридора — полуоткрытая дубовая дверь, оттуда доносится громкий, но невнятный, словно у пьяного, голос. Язык, решил Кейс, вроде бы французский, но только не разберешь. Молли сделала шаг, потрогала игольник, сделала еще один шаг. И попала в поле нейронного парализатора. Негромкое гудение, мгновенно перешедшее в свист, напомнило Кейсу выстрел из игольника. Мышцы Молли бессильно обмякли, она повалилась вперед, ударилась лбом о дверь, затем изогнулась, упала на спину и застыла, не способная ни дышать, ни даже сфокусировать взгляд.
— Это что, маскарадный костюм? — поинтересовался все тот же невнятный голос.
Дрожащая рука нащупала за пазухой Молли игольник, вытащила его наружу.
— Ну что ж, дитя мое, заходи в гости. Вставай.
Молли поднялась медленно, неуверенно, не отрывая глав от бездонного зрачка пистолета. Теперь рука мужчины казалась достаточно твердой, ствол двигался, словно привязанный к ее горлу невидимой, туго натянутой нитью.
Высокий, даже долговязый, старик с лицом, как у той девушки, которую Кейс видел в ресторане. Одет в тяжелый, темно–коричневого шелка, халат с длинными стегаными отворотами и отложным воротником. Одна нога босая, другая — в черном бархатном шлепанце с лисьей мордой, вышитой золотом, на подъеме.
— Заходи, заходи. — Он подкрепил свои слова широким, гостеприимным жестом. — Только, пожалуйста, без резких движений.
Большая часть предметов, переполнявших большую, похожую на зал, комнату, не говорила Кейсу ровно ничего. Он заметил серую металлическую стойку со старомодными мониторами «Сони», широкую бронзовую кровать, заваленную овчинами и ковровыми подушками, вышедшими, похоже, из той же мастерской, что и половики в коридоре. Взгляд Молли перескочил с огромного музыкального центра «Телефункен» к полкам с рядами тонких обветшавших корешков, обтянутых прозрачной пленкой (старинные пластинки, можно было сразу догадаться), а затем — к брускам кремния, разбросанным по обширному лабораторному столу. Кейс отметил киберпространственную деку и дерматроды, но взгляд Молли на них не задержался.
— Вообще–то, — сказал старик, — нужно было убить тебя сразу, без лишних разговоров.
Кейс почувствовал, как Молли напряглась, приготовилась к прыжку.
— Но сегодня я добрый. Как тебя звать?
— Молли.
— Молли. А я — Эшпул.
Старик погрузился в мягкие складки огромного кожаного кресла с квадратными хромированными ножками, рука его сжимала пистолет все так же твердо и уверенно. Он положил игольник на стоящий рядом бронзовый столик, сбив при этом пластмассовый пузырек с какими–то красными таблетками. На столике громоздилось множество пузырьков, бутылок со спиртным и пластиковых конвертов, из которых просыпался белый порошок. Кейс заметил старомодный стеклянный шприц и ложку из нержавейки.
— Послушай, Молли, а как же ты плачешь? У тебя же глаза совсем закупорены. Не понимаю.
Мертвенно–бледное лицо, темные круги вокруг налитых кровью глаз, испарина на лбу.
Больной, решил Кейс. Или принял дозу.
— Я редко плачу.
— Но все равно, как бы ты плакала, если бы пришлось?
— Я бы не плакала, — пожала плечами Молли, — а плевалась. Слезные протоки выведены мне в рот.
— В таком случае, ты уже сумела, несмотря на юный возраст, усвоить один из самых важных жизненных уроков. — Старик опер руку с пистолетом о колено, а другой взял первую попавшуюся бутылку. Отхлебнул из горлышка. Бренди. Из угла пепельно–серых губ потекла тонкая струйка. — Плеваться. Но ни в коем случае не плакать. — Он снова приложился к бутылке. — Сегодня, Молли, я очень занят. Я создал все это хозяйство, и сегодня я очень занят. Я умираю.
— Тогда давайте я уйду, — предложила Молли.
Хриплый, лающий звук, очень мало напоминающий смех.
— Ты вломилась сюда, испортила мне все самоубийство, а теперь хочешь просто вот так взять и уйти? Поразительная, непостижимая наглость.
— А чему тут, собственно, удивляться? У меня нет на свете ничего, кроме вот этой моей задницы. Я хочу унести ее отсюда в целости и сохранности.
— Ты — очень бестактная девица. У нас тут принято совершать самоубийства с соблюдением определенного декорума. Что я и собирался сделать. А теперь вот появляется новая мысль. А не прихватить ли мне в ад и тебя? Это было бы очень по–египетски.
Старик сделал очередной глоток.
— Иди сюда.
Трясущаяся рука протянула Молли бутылку.
— Выпей.
Молли покачала головой.
— Зря боишься, никакого яда там нет, — сказал старик, возвращая бутылку на стол. — Садись. Садись прямо на пол. Я буду с тобой разговаривать.
— О чем?
Молли села на пол. Кейс почувствовал, как под ногтями чуть шевельнулись лезвия.
— Обо всем, что придет в голову. В мою голову. Я тут хозяин, или кто? Меня разбудили ядра. Двадцать часов тому назад. Сказали, что что–то тут делается и что нужен я. Так это что, ты и была это что–то? Странно, уж с тобой–то они бы и сами справились. Нет, там что–то другое… но только я, понимаешь ли, спал. Уже тридцать лет. Ты еще не родилась, когда я в последний раз заснул. Нам говорили, что в таком холоде снов не будет. И что холода тоже не будет. Чушь, Молли, сплошное вранье. Я видел сны. Холод пропустил сюда внешний мир. Внешний. Тот мрак, для защиты от которого я построил все это. Вначале холод принес с собой только каплю, единственное зернышко мрака… За ним последовали другие, заполняя мой череп, как дождь, хлещущий в пустой бассейн. Лилии. Да, я помню. Терракотовые бассейны, хромированные сиделки, они так блестели на закате, в саду… Я старик, Молли. Больше двухсот лет, если считать и время заморозки. Проклятый мороз.
Неожиданно ствол пистолета вздернулся и неуверенно заколебался. Мускулы Молли натянулись, как проволока.
— Так же можно что–нибудь и отморозить, — посочувствовала она чуть ли не елейным голосом.
— Ничего там нельзя, — раздраженно ответил Эшпул, опуская пистолет. В движениях старика чувствовалась все большая неуверенность, было видно, с каким трудом удерживает он непрерывно клонящуюся голову. — Ничего нельзя. Теперь я вспомнил. Ядра, сказали, что наши разумы рехнулись. И это при всех–то миллиардах, которые мы в них когда–то вбухали. Когда–то, когда искусственный интеллект был последним писком моды. Я сказал ядрам, что разберусь. Все это очень не вовремя. 8–Джин в Мельбурне, так что за лавкой присматривали мы с очаровательной 3–Джейн. А может, как раз очень вовремя. Вот ты, Молли, как ты считаешь? — Рука с пистолетом снова поднялась. — Странные вещи происходят на вилле «Блуждающий огонек».
— Босс, — спросила Молли, — а вы знаете Уинтермьюта?
— Знакомое имя. Да. Имя, вызывающее почтение. Владыка ада. В свое время, дорогая Молли, я знавал многих лордов. Да и леди тоже. Да что там, говорить, королева Испании, на этой самой кровати… Но меня куда–то заносит.
Старик зашелся мокрым кашлем, с каждой его судорогой ствол пистолета резко вздрагивал. Немного успокоившись, он отхаркался прямо на ковер, рядом со своей босой ногой.
— Да, куда меня только не заносило. Сквозь эту ледяную ночь. Такого больше не будет. Проснувшись, я приказал оттаять Джейн. Странно это, лежать несколько десятилетий рядом с собственной своей дочерью, а ведь по закону так оно и получается.
Старик посмотрел мимо Молли на стойку с безжизненными мониторами. Его бил озноб.
— Недреманное око Мари–Франс, — тихо пробормотал старик и улыбнулся. — Мы запрограммировали у этого мозга аллергию на один из собственных его нейротрансмиттеров, получив в результате чрезвычайно гибкую имитацию аутизма. — Старческая голова упала набок, снова поднялась. — Насколько я знаю, теперь такой эффект легко получается с помощью встроенного микрочипа.
