Бледный отблеск на песке. Тень скользнула в сторону Passeggiata, последовав по аллее. Совершаемые ею движения состоят из последовательных появлений/исчезновений, в совершенно цифровом ритме: on/off, on/off[43].
Я пытаюсь следовать за ней, ориентируясь на большой отель «Royal». Я иду за ней, но никак не могу подойти к ней совсем близко. Даже когда расстояние между нами сокращается, мы находимся все так же далеко друг от друга. Тень продолжает появляться/исчезать в своем цифровом режиме, иногда разделяясь на несколько силуэтов, которые расходятся в разные стороны.
Разве можно в таких условиях кого-нибудь преследовать? Даже собственную тень? Даже себя самого?
Мне показалось, что все это длилось целые часы. Да и длилось ли это определенное, точнее, поддающееся определению время?
Я не сумею это объяснить. Время и пространство тесно переплелись. Белая тень, одновременно единая и множественная, одновременно мое другое «я» и мое «я-другое», все постоянно путала. Топография: я на Passaggiata, на стороне роскошных гостиниц, потом на стороне купален. Я на пляже, иду между шезлонгами, выравнивая их полосатую полихромию, пересекаю аллеи, ведущие к купальням, следую мимо бассейнов, баров, возвращаюсь на Passaggiata, потом кадры прокручиваются снова, но уже совсем не в этом порядке, затем они повторяются опять, совершенно по-другому, и опять и снова. Хронология: солнце садится, но мне кажется, будто еще полдень, когда оно касается горизонта. Свет его сияет ярче, чем в разгар утра, полная луна заливает Вселенную своими серебристыми лучами, потом, когда разгорается небесный пожар, все становится единой пламенеющей молнией, баллистическим, пылающим, словно сигнальная ракета, углем, а ночь, с ее миллионами звезд, уже упала на нас.
Тень все так же бледна, она все так же находится передо мной, опережает меня на шаг.
Мое другое «я» все такое же другое.
Мое «я-другое» – я-все-так-же-в-некотором-отдалении.
Местонахождение и скорость субатомной частицы нельзя вычислить одновременно. Подчиняются ли я и другое я тем же квантовым законам?
Этот вопрос не стоило и задавать. С первой секунды своего лишенного памяти пробуждения я как раз испытываю это ощущение неуверенности, которое относится к самому существованию.
Бледная тень все так же убегает от меня, но мне не остается ничего, я это знаю, как преследовать ее в этом незнакомом городе, где она бродит безо всякой стоящей цели, или же исследовать территорию, которую я, быть может, потом смогу нанести на карту.
Почему так светло? Освещение напоминает утро в Арктике, там, где солнце никогда не садится. А ведь наступила ночь.
Наступила в прямом смысле слова: обрушилась на землю, одним махом зажгла весь свет звезд. Небо стало серо-голубым и сияюще-серебристым, под потоком лучей от зенита до горизонта задрожала бриллиантовая пыль, от надира до Ориона. Но это ни день и ни ночь, ни рассвет и ни сумерки, это другое состояние времени, это отклонившаяся от нормы метеорология, это косая, сместившая по фазе континуум, и ее видимые признаки.
Это Белая ночь. Она тоже – перевернутая личина. Она – лунная сторона дня.
Мне кажется, она родом из мира моего двойника, этой бледной тени, за которой я бегу.
Мы регулярно возвращаемся на Passaggiata. Это место перехода. Это позвоночный столб сети улиц, чьи названия мне никак не удается удержать в памяти, словно они совершенно не важны. Они могли бы быть просто пошлыми номерами, как в каком-нибудь североамериканском городе, они могли бы даже не иметь никаких опознавательных признаков, совсем как я. Улицы без названий для человека без памяти – целостность мира становится абсолютной. Сам город – это всего лишь фон. Пейзаж с видом тосканских гор на заднем плане словно написан на холсте. Я – только ищущий взгляд, кочующее тело. Я – человек в комнате-пляже, я – человек из camera obscura[44].
Passeggiata – место перехода, но какого? Куда? Если город – это фон, то где же находится авансцена?
Мое другое «я» станет моим проводником, я это знаю, в этом лабиринте между пляжем и не-городом, который служит ему фоном.
Вот почему он появился. Чтобы сделать из Passaggiata место орфической[45] тайны, где условное имя засияет во всем своем скрытом значении и станет реальным.
Он появился, чтобы сопроводить меня до этого места в Белой ночи.
Этот склад. Расположенный неподалеку от Passeggiata. Рядом с местом перехода.
Это просторный ангар, принадлежащий муниципалитету.
В этом помещении хранятся пышные колесницы и маски для карнавала Виареджио, который проходит здесь каждую зиму в течение десятилетий.
Маски. Сотни. Всех форм. Всех размеров, всех цветов, из самых разнообразных материалов.
Маски.
Карнавальные маски в Италии. Почему моя память всегда работает в такие моменты? Почему именно в этот миг я в состоянии вспомнить, что на латинском языке слово «маска» звучит как «persona»?
Персона.
Моя бледная тень цифровыми последовательными прыжками продвигается среди масок. Она показывает мне что-то, я знаю. Она говорит мне, что все носят маски, что каждый человек – иллюзия, что любая личность фальшива, пока она не соединилась со своим «другим в себе», пока она не допускает того, что ее существование – высшее ухищрение. Моя двойная квантовость говорит мне о том, что я иду правильной дорогой. Я становлюсь процессором машины, я – маска, я – личность.
Я только не знаю, о какой личине идет речь, ведь на этом складе сложены картонные маски карнавала, которые я не увижу.
Белая ночь повсюду, она совершенно изотопна. Для нее ни внутреннее, ни внешнее, ни стены, ни крыши, ни двери не существуют, она пронизывает любой агломерат материи, как летящие нейтрино.
Она – небесный образ Passeggiata, с места перехода она тоже становится перевернутой личиной. Она осуществляет разделительный синтез многих сетей прерывания.
Я чувствую, что моя тень, белая, как ночь, из которой она вышла, довольна моими открытиями. Я замечаю тень улыбки на лице моей тени, на бледной тени ее лица.
На этот раз я уже перепрыгиваю квантовую орбиту, появляюсь/исчезаю в виде цифрового пунктира, пересекаю перевернутую личину Белой ночи.
Я возвращаюсь в свою комнату. Комнату раннего утра.
Но я нахожусь на другой стороне Белой ночи, совсем как комната является почленной инверсией топологии пляжа.
Здесь сейчас светло.
Пишущая машинка, стопка бумаги, чемодан уже вернулись в эту белую комнату раннего утра, не знаю как.
Раннее утро, наступающее за Белой ночью, во время которой я преследовал свою белую тень.
Но это утро – лишь продолжение процесса.
Оно – солнечная сторона сумерек.
Теперь наступил день, оставляя все сущее в этом мире ночи, которую он содержит в себе. Это утро – другая сторона Белой ночи.
Это утро Черного дня, который немедленно наступил вслед за ним.
Первое, что я замечаю, – это то, что новые листы были исписаны, а затем сложены по порядку. Рукопись обретает форму.
Но что же я мог написать на пляже, если я там уже не находился? Как я мог стучать по клавишам пишущей машинки в свое отсутствие? «Я» пересекал квантовое поле, отделяющее меня от меня, я гнался на моим другим «я» в ангаре масок/личностей, узнавал от моего «я-другого» о высшем ухищрении, являющемся основой любой личности.
И именно это с абсолютной точностью голубыми чернилами описано на последних страницах рукописи.
Встает вопрос: где же различие? В круге, кажущемся бесконечным, я переживаю то, что я пишу, я пишу то, что я переживаю.
Какова цель? Какой смысл? Какова польза?
Такие риторические вопросы ведут лишь к головокружению.
Но если что-то, какая-то скрытая структура моей личности, убедило меня в том, что поляризация происходит, что различие есть, почему я не могу увидеть их осуществление?
Чем являлась на самом деле белая тень, доведшая меня до края Белой ночи, до края пляжа, до ангара с масками, до склада «личностей», до границы рассвета, до комнаты, до camera luminosa[46], до границы Черного дня, разевающего теперь передо мной свою бездонную пасть?
Была ли она действительно мной? Моим другим разъединенным «я», моим «я-другим», ищущим свою синтетическую форму?
А вдруг тень – всего лишь обычное наваждение? Вдруг мир, в котором она жила, сам является наваждением?
Пляж? Passeggiata? Купальни? Роскошные гостиницы? Мой дом? Комната? Ангар с масками? Вдруг все нереально? Вдруг это какая-то запрограммированная галлюцинация? С какой целью? По какой причине? С какими последствиями?
А вдруг и я в конечном счете наваждение?
Вдруг я – галлюцинация этой Вселенной?
Вдруг я – просто часть сна, неизвестно как затерявшегося в этой части мира?
Даже если я – просто обрывок видения, я должен вернуться в ту думающую голову, из которой меня извлекли. Каким бы образом я ни рассматривал проблему, передо мной по-прежнему стоит та же главная загадка. Я разъединен с самим собой, не распадаясь при этом, в точности говоря, на две разные личности. Я просто раздвоен, разъединение не создало два разных существа, оно разделило мое сознание не цифровым, а совершенно онтологическим способом: парадоксальным синтезом, отделяющим сущность от нее самой.
