свой комплекс упражнений в сером предрассветном мареве. Кто-то отжимался, кто-то
плавно перетекал из стойки в стойку, меняя позиции рук и ног. Почему-то все они
были одеты в темные просторные костюмы и создавали впечатление военизированного
подразделения.
«А кто они еще? — рассудил я, — Китай и так большая армия».
«Малыш» молчал.
Сонливость не проходила.
Закрыл окно, задернул шторы, разделся и забрался под одеяло на прохладную
простынь.
Отоспаться-таки не дали. В семь утра загрохотала дверь.
Сел рывком на постели и попытался вырваться из яркого сна, навеянного
энергетиками поднебесной.
— Миха, подъем! — кричал из коридора Колька, — Жрем и прем.
Опустил босые ноги на пол.
— Встал!
— Жду в холле. Две минуты на сборы тебе.
Странно, но в четыре утра я был бодрей. Сладкие сонные импульсы настойчиво
закрывали мои глаза и тянули на подушку. Машинально поправил ее, собираясь
прилечь, но тут завибрировал «Малыш».
«Вставай, — светилось на экране, — Вас ждут в Гонконге. Ли сяньшен хочет
серьезно с тобой разговаривать. Времени мало».
Глава 38.
Пока добирались до вокзала, брали билеты и садились в поезд, я никак не мог
опознать мимолетную эмоцию, которая все пыталась выбраться наружу.
Поезд тронулся. Устроившись в мягком кресле, понемногу отошел от «гонки»,
которую мне с утра устроил Колька и стал анализировать ощущения.
На завтраке с нами была Е Чай. Она, как и товарищ, выглядела свежей и
отдохнувшей. Слушая их щебетанье, я поглощал овощной салат с жареной свининой.
Голод оказался нешуточный, будто именно я упражнялся ночью в постели, а не эта
парочка.
— Тебе, Миха, Чай-сяоцзе новое прозвище сочинила, — сообщил с набитым ртом
Колька.
— Какое?
— Будда, — удовлетворенно бурчал товарищ, — Миша Будда.
— Мне нравится, — ответил я, — Когда мы с женой лет десять назад в Пекине были,
меня китайцы так и называли.
— Ну, вот видишь, значит, все правильно, тем более, здесь это важно.
— ?? — вопросительно помахал я вилкой.
— Если не позаботишься о прозвище сам, то китайцы его тебе в любом случае
придумают. Никому, наверное, не захочется быть «пузатым», или «толстым Мишей»?
— Понял, понял, — улыбнулся я Е Чай, — А что такое Чай-сяодзе?
— Уважительное обращение к незамужней девушке. Что-то вроде мисс.
— Скажи ей спасибо.
Увлеченный разговором и завтраком, Колька все-таки прозевал расчетное время, и
расставание с подругой получилось скомканным.
Мы унеслись на такси, а она осталась одиноко стоять на крыльце — занесенная в
человеческий муравейник пылинка из далеких Филиппин.
— Понравилась? — поинтересовался Колька, заметив, как я обернулся и замер на
сиденье.
— Приятная девчонка, — отозвался я, помолчав, — Комфортная и домашняя…
— Филиппинки все такие, потому и ценятся как няни, — бурчал мой спутник и
посетовал, — На поезд бы не опоздать.
Вот это состояние товарища и его не совсем российские переживания, я пытался
сейчас разгадать, глядя на летящий за окном пейзаж.
Получалось, довериться старому приятелю я не смогу. Его преданность своей
организации и шефу Ван Ли оказалась слишком сильна.
Когда я невольно создавал помехи в намеченном Колькой графике, то его
недовольный взгляд говорил о многом.
С другой стороны, искренняя
я радость от встречи тоже казалась неподдельной. Похоже, жил еще в нем тот
российский паренек со странной биографией.
Поинтересовался:
— Карпа вспоминаешь?
— Я о той жизни мало сейчас думаю, — после паузы заговорил Николай, — Иногда
кажется, что и не со мной происходило. Сегодня я настоящий, — повернулся он ко
мне, — И если честно — такой прыти от себя и не ожидал. Спасибо Ли сяньшен.
— Да, время многое меняет.
— Не только время. Среда обитания тоже. Вот расслабился вчера, и чуть поезд не
прозевали.
— Слушай, а куда ты пистолеты дел?
— Ночью отдал. «Се коу джай».
— ??
— Солдату.
— А как твоя должность звучит?
— Я «Фу шан шу». Руководитель обособленного направления.
— Круто!
— Да. А для иностранца вообще непосильно. Если бы Ли сяньшен не создал триаду
нового типа то давно бы уже в Россию вернулся.
— Ностальгия?
— Есть, конечно, но не сильно. В прошлом году все-таки заставил маму с сестрой в
гости приехать. Нынче ты появился.
В его голосе я неожиданно услышал теплоту и махнул рукой на свои рассуждения.
«Будь что будет, — решил я, — Здесь, как и везде, всё зависит от тебя самого.
Ошибешься, на кого потом пенять?»
— Ли сяньшен в тебе сильно заинтересован, — заговорил Колька, — Задание ты
исполнил на ура. Не суетился. Когда ко мне «на буксир» попал, тоже не киксовал и
с дурными идеями не лез. Школа, Миха, видна сразу. Будь на твоем месте человек
без опыта, Ли сяньшен это бы сразу просек. А раз уж в гости позвал, значит, есть
у него по твою душу особое мнение. Будешь теперь свою организацию представлять,
которая тебя как переговорщика отправила, — добавил он подмигнув.
— Коля, — наклонился я к его уху, — А когда мы о стремном разговаривали, нас
тоже слушали? Ну, о твоей доле или когда мы должность мне придумывали.
— Слушали, но не слышали, — одними губами ответил он, — Я же иногда аппарат в
карман убирал, или микрофон зажимал.
Я промолчал — думать было не о чем.
Появилось состояние собственного островка.
Старая жизнь оставалась где-то на другом материке и все больше приобретала
нереальные, или даже сказочные черты.
Пришла мысль, что, возможно, прожитый мною отрезок времени, от детства по
сегодняшний день — подготовка именно к этой ситуации.
Неожиданно ощутил часовой механизм, способный перевернуть планету с ног на
голову. Он отсчитывал время, и завязанные с ним детали шоу готовились проявиться
каждая в свое время.
Странное состояние посеянное в единственном разговоре Джоновичем росло и
походило, что запущенный им алгоритм упал на благодатную почву. Мой внутренний «координатор»
все чаще отбрасывал на задний план мысли о семье или прошлой жизни.
С другой стороны я был к этому готов. Хотя старый Птахин что втайне гордился
своими эзотерическими достижениями или необычными возможностями позволяющими
обыгрывать окружающий мир казался с новых сегодняшних позиций ребенком.
«Скорее всего малыш вырос», — решил я понимая, что и это утверждение не совсем
верно. Что уж там мои внутренние составляющие поймали в разговоре с Джоновичем,
было неясно, но «авантюрист» явно что-то озадаченно переваривал.
На вокзал «Колун» прибыли через пятьдесят минут.
В дороге почти не разговаривали.
Колька рассматривал пролетающие за окном картинки, а я обдумывал инструкции.
«Значит не суетиться и не частить. С Ли сяньшен общаться уважительно, с
достоинством. Остальное по ситуации».
Мне, конечно, не сильно хотелось ехать в «пасть к дракону», как Колька, шутя,
называл офис триады, но назад дороги теперь не было.
Узел продолжал затягиваться.
Я вспомнил истории товарища о прочих сетях, неподчиненных «системе», и невольно
«поймал» на тонком уровне состояние полного одиночества.
«Хозяин» мира дядюшка Чжао в моем воображении оказался наездником, оседлавшим
дикую трехголовую тварь. Она хищно шипела, открывая свои зловонные пасти, но
покорно притихала при каждом рывке импровизированной уздечки.
— Ко мне поедем, — произнес в воздух Колька, оторвавшись от окна, — Ли сяньшен я
думаю, сразу к себе не позовет.
Но оказалось иначе и на перроне нас встретили. Пара китайцев с бесстрастными
лицами забрали чемоданы и после нескольких Колькиных фраз растворились в толпе.
Среди встречающих оказался и вагонный соглядатай. Он неожиданно крепко обнял
моего спутника.
— Знакомься, Миха, — представил мне его Коля, — Это мой товарищ Дэн Тин.
Я вспомнил его инструкции и задумался, надо ли пожимать протянутую мне руку.
— Давай жми, — бодрил товарищ, — Тин всего год как из Краслага. Освободился
после пятилетней «командировки», так что у него теперь все по-русски…
Рука моего «соглядатая» оказалась твердой как рельса.
— Приятана, — хлопнул он еще меня по плечу, — Молодец, Миса, Ли сяньшен доволна.
«И этот туда же, — проскочила в голове мыслишка, но оказалось, мой бунтующий
характер уже подчинилтся ситуации, — В конце концов, никто не знает, зачем я
