итоге в чудо-юдо…
— САМ ТЫ ЮДО! ЮДО — ЭТО ТЕБЕ В ПАЛЕСТИНУ!
— Но есть же Ян Жижка! — проигнорировал я его странный пассаж. — Тот гуситский чешский полководец! Он ведь тоже был драконом, так? И как-то продержался до преклонных лет!
— ЧЕРТОВ ФАНАТИК… ОН БЫЛ СЛЕПЦОМ, КОГДА ВСТРЕТИЛ ЗАВИШУ ЧАРНОГО — ВЕЛИЧАЙШЕГО ИЗ ДРАКОНОВ ВЕКА — И РАСКРЫЛСЯ, ПРЕДСТАВЬ СЕБЕ! СЛЕПОЙ НЕПОБЕДИМЫЙ ГЕНЕРАЛ… ВОЛЕВОЙ БЫЛ МУЖИК! КОНЕЧНО, ИНИЦИИРОВАВШИСЬ — ОН ВЫЗДОРОВЕЛ И ВОЗГЛАВИЛ ГУСИТОВ, И ОГНЕМ И МЕЧОМ ПРОШЕЛ ПО ЕВРОПЕ…
И тут меня отпустило. Если силы воли хватило средневековому фанатику, пусть и такому прославленному, как Ян Жижка — то и мне хватит. Я умею держаться до конца. Чему-чему, но этому я научился.
— Еще пободаемся, рептилия. Я тебя еще за хвост попридержу…
— ОЙ-ОЙ, ДОЛГО ЛИ?
— Столько, сколько смогу, — решительно тряхнул головой я и завел мотор.
Впереди было слишком много работы.
Если бы меня спросили, что самое худшее в учительское работе, не считая бумажек, совещаловок и прочей околофутбольной, не относящейся напрямую к учебному процессу, мути, то я бы точно знал, что ответить.
Худшее — это последний урок второй смены, у шестого класса. Да, я перед началом учебного года пытался от них откреститься, но школа — это школа. Засасывает. Коготок увяз — всей птичке конец. «Георгий Серафимович, а вы замените…? Только сегодня, на следующей неделе уже найдем, кому вести… А может, возьмете — нагрузка не лишняя будет, денежка опять же… Ой, а вы знаете — у Любови Львовны под вечер сильно давление поднимается, и вообще — у зама по воспитательной такая загруженность, может вы все-таки себе заберете…»
А к половине восьмого у меня в голове накапливалось ощущение, как будто там вместо мозга плавленый сырок, в кипящем состоянии. Хочется сделать себе самому трепанацию черепа, открыть крышку и дать там всему остыть изнутри. Почему? Ну, если говорить начистоту, то к окончанию школы мы все забываем, что творилось у нас на уроках в шестом классе. И родители об этом тоже, конечно, имеют самое общее представление… Человеческий разум не в силах всерьез воспринимать царящий во время учебных занятий уровень беспредела — и просто стирает эти воспоминания из памяти.
Конечно, бывают разные ученики и разные классы. Но общая картина для 11–12 летних недоподростков примерно одинаковая, даже, выражаясь местной терминологией — хтоническая. Я фиксировал ее записями в дневники учащихся, чем вызывал их искреннее недоумение:
— Ну-у-у-у, Георгий Серафимович, как я маме это объясню?
— Ну, ты же как-то это делал? Значит — как-то объяснишь.
Записей я делал великое множество и разнообразию их несть числа. Скучное «Поведение неудовлетворительное» меня давно не устраивало, поэтому я старался в одно предложение поместить максимум сути произошедшего. Как то:
«Разжевал ручку в плеточку и бил ею одноклассницу»
«Ползал во время урока между рядами парт по-пластунски, изображая спецназ»
«Соорудил на голове бурнус из свитера, поставил стул на парту, залез на него, провозгласил себя фараоном и потребовал преклонения»
«Захаркал всю доску бумажечками из трубочки»
«При помощи двух глобусов изображал из себя женщину распутного поведения»
Чаще всего такие записи были в мужском роде — дурели в основном, конечно, мальчишки. Но и девчонки порой заставляли призадуматься о бренности бытия:
«Выцарапала на парте циркулем семнадцать половых органов»
«Выжала в рюкзак однокласснику мокрую тряпку с мелом»
«Вплела в волосы подруги три жвачки»
Чтоб полностью осознать степень абсурда происходящего, нужно понимать, что все это творится во время урока, не на перемене, и при большом желании таких записей за сорок пять минут можно сделать семь или восемь, или сто двадцать восемь. Это если в классе нет ярко выраженного клоуна. Если есть — дело труба. Ад и жупел.
Перчинки добавляет тот факт, что тему нужно объяснить, домашнее задание — проверить и вообще — делать вид, что учебный процесс двигается своим чередом. То есть, гаркнув на такого разжевывателя ручек в плеточки, далее нужно делать каменное лицо, как будто жеваная плеточка — дело обычное, проходное, и продолжать вести урок:
— … сидел в порубе в Киеве, откуда его освободили сами киевляне и выбрали князем, чтобы опытный полководец и политик Всеслав Брячиславович, прозванный Чародеем, защитил стольный град от наступающей орды половцев… ПОЛОВЦЕВ!!! Та-а-ак… Дневничок сюда. Еще одно замечание и делаю запись… Итак, Всеслав Чародей. М-да… Считается, что он был сильным магом — иначе сложно объяснить вспыхнувший мор, массовую гибель половецких воинов от неведомой заразы, отступление ослабленной орды и поражение ее от значительно меньшей по численности дружины Святослава Черниговского. Однако Всеслав не доверял киевлянам и вскоре покинул Киев ради того, чтобы вернуться в родной Полоцк… ПОЛОЦК!!! Шестой бэ, вы путаете берега! И Фурманцев — особенно. Фурманцев, у тебя, я вижу, очень много энергии. Ты активист. Ну-ка, ну-ка… До конца урока двадцать минут, самое время для физкульт-минутки. Давай, сударь мой Фурманцев, выходи к доске и командуй… А чего на меня смотришь? Проводи физкульт-минутку, давай, шевели руками и ногами… Проявляй креативность и инициативу.
Нет другой такой работы, где ты не имеешь права выдохнуть и выпустить пар. Не имеешь права позволить себе психануть… Помните, как мерзко выглядит орущий учитель, брызгающий слюной и красный? Конечно, помните. А помните, почему он так взбеленился? Далеко не всегда… Иногда это кажется пустяком. Ну, в конце концов, что такого: плюются на последней парте ребята из трубочек. А на первой мальчик девочке матерные записки пишет. А на третьей — дерутся смертным боем.
— Вас много, а я одна!!! — орет учительница, несмотря на свои сорок лет стажа, не желая понимать, что им пофиг.
Каждый из них — один. Никто не в ответе за весь класс. Двадцать человек не запомнят плевательные трубочки и одну из тысячи потасовок известных бузотеров. Они запомнят перекошенное лицо математички/русички/физички и слюни у нее изо рта.
Меня всегда выручало то, что я большой бородатый дядька, а не какая-то там молодая или старая историчка. И я понятия не имею, какими-такими магическими ритуалами одна из десяти или двадцати учительниц в девяноста процентах уроков все-таки умудряется держать дисциплину. У меня была такая географичка — она же директор школы, например. Маленькая, сухонькая женщина, которая завораживающе рассказывала про острова Полинезии и при этом — держала класс в ежовых рукавицах. Но даже у нее были те самые десять процентов, когда она краснела и выходила из себя…
