чтобы тебе стало хорошо, вот так каждый вечер.
– Что?
– Я это во сне видел. Как скотобойни. Там люди страдают. Все время кричат. Голова болит.
Мне стало так жалко дурачка Ванечку.
Я сказал:
– Тебе часто снятся кошмары?
– Мне снятся разные сны. Но папа в меня верит. И у мамы с папой родился Алеша, я за это всегда буду благодарен. Лучший брат. Он такой умный. Представляешь, куда умнее меня!
Я кивнул.
– Думаешь, я дурак?
Тут я не нашелся, что ответить.
– Твоя компания мне очень приятна, – сказал я наконец.
– Ну и ладно, – сказал Ванечка. – Я и без того знаю, что я дурак.
– А почему ты сказал, что Боря – святой?
– Тоже во сне видел. Еще он поет хорошо. А год назад он так наступил тебе на пальцы, что два сломал.
– Это он тебе хвастался?
– Я сам знаю. Ему нравится причинять другим боль.
– Все-то ты про всех знаешь.
– Все да не все, – сказал Ванечка, хитро прищурившись. Он стал похож на героя какой-то русской сказки. – Но Боре точно нужно быть добрее. Как в песне про мальчика и лошадку. Про то, что лошадку нельзя пинать и собаку, и никого вообще. Злой мальчик должен вырасти, а не кидать камушками птице в глаз.
– А Андрюша? – спросил я.
– Андрюша ждет не дождется, когда вам будут отрезать руки и ноги.
– Нам будут отрезать руки и ноги?
Ванечка пожал плечами, выудил из пакетика очередной окурок.
– Хочешь?
– Я не курю.
– Забыл.
– Ничего.
Я потрогал ветку, на ощупь она была шершавой.
– Легко занозить руки, – сказал я.
– Тебе это не страшно, – сказал Ванечка и улыбнулся. – Но ты не такой толстокожий, как тебе сейчас кажется.
Он вздохнул как-то глубоко и по-взрослому, сказал:
– Страдалец.
И я сразу понял, что это слово он взял от бабушки, даже вместе с интонацией.
– А как так вышло, что тебя нашли в лесу? – спросил я.
– Ну просто так вышло, – сказал Ванечка. – А как так вышло, что тебя нашли в роддоме?
– Меня не нашли в роддоме.
– А, ты там родился.
Этот разговор решительно терял всякий смысл. Тут я увидел красивого жука с синей спинкой и желтыми глазами. Такие водились только у нас на планете. Жук был замечательный и совершенно не кусачий. Я осторожно подставил ему ладонь, и он заполз на нее, как ручной.
– Смотри, – сказал я. – Красивый?
– Очень, – сказал Ванечка. – Я потрогаю.
– Только осторожно. Можешь пальцем погладить по спинке, но не раздави.
Жук на моей ладони замер, словно бы был не против, чтобы его гладили. Но на самом деле, конечно, он испугался. А я не имел никакой возможности убедить жука в том, что мы не причиним ему вреда.
– Красивый, – повторил Ванечка, скопировав мою интонацию. – Красивый-красивый такой.
– Да, – сказал я. – Природа удивительна и многообразна. Как говорил Дарвин: бесконечность прекрасных форм.
– Ну точно, – сказал Ванечка. – Он так говорил.
И я сам себе удивился, ну как можно было взволноваться от Ванечкиных выдумок?
– Создания эти ужасно совершенны, – сказал я. – Все в них имеет смысл.
– А эти рожки зачем?
– Это чтобы драться с врагами и соперниками. Но это очень честная драка. Соперник падает вниз с дерева. Но не умирает, насекомые не разбиваются, потому что они очень легкие.
– А я бы убил соперника, – сказал Ванечка.
– Ты все время это повторяешь.
– Потому что я убийца.
– Ты уже убивал?
– Не помню.
Ванечка качнулся вперед и назад, я осторожно удержал его одной рукой, а на другой продолжал демонстрировать ему жука.
– Мне нравится, – сказал Ванечка. – Ты мне показал жука. Я тебе тоже тогда расскажу про лес.
– Расскажешь?
– Но сейчас не расскажу.
– А почему сейчас не расскажешь?
– Потому что сейчас нас отвлекут.
В этот момент нас в самом деле окликнул какой-то мужчина:
– Эй, малышня, что это вы там уселись? Свалитесь же!
Надо же, Ванечка оказался наблюдательнее меня!
Я тут же устыдился своего поведения.
– Простите пожалуйста, мы сейчас слезем!
– А вот и не слезем! – сказал Ванечка. – Хотим и сидим. Я, если захочу, даже упаду и тебя не спрошу! А ты вообще кто такой?
Я сказал:
– Ванечка, не упрямься, нам правда лучше бы спуститься.
– А я упрямлюсь!
Мужчина внизу засмеялся. Он был очень высоким, носил хороший костюм и замечательную шляпу. Мне сразу понравился его серьезный подход ко внешнему виду: немногие одеваются так официально в курортных городах.
– Ты, судя по форме, пионер, – сказал мне мужчина.
– Да, – ответил я с гордостью.
– А ты?
– Я – нет, – сказал Ванечка. – Я бычки ищу.
– Ладно, – сказал мужчина. – Ну тогда дай-ка мне спичек, я покурю, а тебе отдам бычок.
– А я вам брошу, и вы не поймаете.
– А ты мне не бросай, – сказал мужчина. – Зачем же, вдруг я правда не поймаю.
Он вытянул руку, немножко ею встряхнул, как теннисист перед тем, как взять ракетку, а потом из его пальца показалась белая кость, она росла и росла, будто какое-то диковинное растение, поднималась все выше и выше.
Ванечка сказал:
– Ого!
Аккуратно обходя веточки, кость пробиралась к нам, будто какая-то причудливая лиана. Наконец, она замерла почти на уровне моего носа.
– А как я спички положу? – спросил Ванечка.
– Ах да, забыл!
От кости отделились отростки, они раскрылись, образуя причудливую колыбель. Когда Ванечка опустил туда спички, они сомкнулись.
– Спасибо, – сказал мужчина.
На нечто, произошедшее от человека, эта конструкция вовсе не была похожа. Скорее на какую-то тонкую, ювелирную работу в области декоративно-прикладного искусства.
– Как здорово! – сказал я, а Ванечка уже начал спускаться.
– Осторожнее, Ванечка!
Я посадил жука обратно на ветку и принялся аккуратно спускаться, хотя мне, конечно, не терпелось познакомиться с солдатом, который рад продемонстрировать свои умения.
Товарищ Шиманов нам никогда ничего не показывал. Да и вообще интересоваться таким считается неприличным.
Ванечка спустился первым, спрыгнул он, на мой взгляд, раньше, чем следовало, упал, но тут же поднялся.
– А как это вас зовут? – спросил он.
– Жорж, – ответил мужчина.
– А я такого имени не знаю совсем!
Я спросил:
– А отчество? Жорж – ваше настоящее имя?
– Нет, – сказал он. – Настоящее – Григорий. Но это почти как Жорж.
– Георгий, – сказал я. – Почти как Жорж. А Григорий, это, скорее, Грэгори.
– Ой, какая ты маленькая зануда, – сказал Жорж, проигнорировав мой вопрос об отчестве. Оказалось, что он совсем еще молодой человек. Шляпа и хороший костюм делали его старше, но вблизи я не дал бы ему больше двадцати пяти.
Жорж, очень высокий, стройный, с изящными и правильными чертами лица, сразу напомнил мне лондонского денди. Глаза
