– Главная – помочь поймать их.
– А коррекция теста?
– Это тоже. Но во вторую очередь.
«О как!»
– Могу идти? – я поднялся и взял кейс.
Она кивнула:
– На сегодня все. Доложите результаты начальству.
– Конечно.
Так ничего не поняв и капитулировав перед реальностью, я вышел из камеры. Направился было к лифту, но остановился у решетки, напротив Антеры.
– Как их обнаружили?
Она оценила мою настойчивость:
– По экспресс-тесту и документам можно пройти не во все места. Вход бывает ограничен кругом конкретных лиц.
– Они спалились на распознавании личности?
– Та система тоже не справилась, – она кивнула. – Не до конца. У четверых обнаружено полное соответствие… допустимым персонам, у одного – только частичное.
Пожалуй, пауза перед словом «допустимым» была слишком длинной. Да и само слово странное.
– Как это возможно?
– Электро– и пневмомимика. Лицевые импланты. Такие модификации есть на черном рынке.
Теперь кивнул я. Кажется, мы начали находить общий язык. Даже наши жесты и позы стали похожи. НЛП в действии.
Я мельком взглянул на зэков – те, похоже, были того же мнения.
– Да, – как-то машинально и отвлеченно протянул я, – еще не все закоулки очищены.
– Мы позвоним, – загадочно сказала она, отворачиваясь.
Я попытался понять – какое именно чувство посетило меня после таких слов, однако это оказалось непросто. Волнение и что-то еще.
У лифта меня встретила головка экспресс-теста. И ведь не отпустят, если завалю проверку.
Взгляд в объектив…
После посещения тюрьмы я еще лоялен? Не террорист?
Да, лоялен. Ведь двери лифта распахнулись.
Внезапно сработало старое радио, с которым возился охранник, сидевший за столом у лифта. Причем сработало таким образом, будто здесь взорвалась еще одна бомба: это была запрещенная волна Три-С.
– Экспедиции в дальний космос… провалились, – успел прошипеть диктор.
Охранник с силой ударил приемник об стол, и приборчик затих. Провинившийся «страж режима» затравленно озирался по сторонам, а на него смотрели все мы – Антера, показавшаяся из-за решеток, я и телевизионная камера прямо над лифтом.
Женщина в черном демонстративно достала из кармана пиджака мобильный инфолинк и сделала пометку.
Попал. Осторожнее надо, олух.
На обратном пути я заглянул в окошко к тем двум уродам, что пытались подшутить надо мной. Один из них, находясь за решеткой и бронированным стеклом, услужливо проговорил:
– Мистер Беркли, менеджер лагеря перевел ваш спинер на основную площадку.
– Желаем приятного пути, – сказал другой, чуть пригибаясь.
Ответа они не дождались. Я развернулся и пошел к выходу. Этот вариант для них был не самым плохим.
На улице моросил все тот же дождь. Кроме того, начинало светать. Небо превращалось в ту противную тяжелую смесь, в мутное, грязно-белое месиво тумана и рассеянного дневного света. Скорее к машине, благо спасительная шляпа под рукой.
На площадке рядом с моим спинером стоял броневик тюремщиков с отсеком на двадцать лиц. За ним показался еще один, на этот раз совсем малоприметный вход в подземный бункер, скрытый в тени броневика. Забираясь в спинер, я подслушал разговор, который доносился оттуда.
– Почему мы в этой дыре? Мы же белые!
– Ты что, не понял? Им без разницы. Черные, белые, узкоглазые…
– Да я… просто…
Кто они? Охранники или заключенные? Непонятно. К черту их. Не мое дело. Мне тоже плевать, белые они или нет.
– Мы все для них, как…
Последнего слова я уже не слышал. Впрочем, и так было понятно.
Система. Она живет по своим законам и логике, даже обладает собственным мышлением. Систему интересует одно: сколько огня все мы, черные и белые, дадим при сгорании в ее топке.
Поднявшись в густое грязно-белое небо, я доверился автопилоту.
– Исходный пункт, домой, – прошептали губы, руки опустились на удобные подлокотники, и тело расслабилось.
Смотреть по сторонам не хотелось. Начинался день. Нужно поспать.
Однако провалиться в забытье пока не удавалось. Вдалеке показались две усеченные пирамиды RCC. Даже отсюда они выглядели огромными – серо-стальные силуэты на фоне бессмысленного марева. Обитель современных хозяев мира, то ли суперлордов, то ли уже богов и пророков.
Смотреть на них хотелось еще меньше, чем на помутневшее небо.
Как-то внезапно я почувствовал, что вырубаюсь, и глаза закрылись сами собой под тяжестью век. Сознание отключалось.
«Интересно, роботы отрубаются так же?»
Снов вроде не было.
Было что-то другое. Я точно плыл над потоком образов и воспоминаний. Совершенно не конкретных, проникающих друг в друга. И вместе со мной, над той рекой плыли буквы, символы и слова, а я почему-то знал, что это запрещенная волна. Что приемник где-то рядом, в реальности, и что он ответил на призыв сепаратистов.
«Программа создания механических копий провалилась…»
«Механоиды не способны…»
«Не в нейронных сетях…»
«Отражение чужого».
«Смешении… части собственного. Чужое, как…»
«Это называется донорством…»
«Мы лишь знаем… миссия провалена».
«Они… слишком много вложили».
«Крах… не допустят…»
«Блокада свободной сети…»
– Слушаем запрещенное радио, Берк? Под статьей ходишь.
Я очнулся. В салоне маячило округлое лицо капитана Гарри. Его дежурная улыбка, которая может означать что угодно.
Моя рука потянулась к панели управления, но это было лишним – шеф, открывший боковое стекло и по плечи проникший в салон, уже выключил радио. Оказалось, что спинер приземлился под большим зонтом посадочной трассы, на верхней площадке штаб-квартиры «БлекСкай» – одного из самых высоких небоскребов верхнего уровня Чикаго.
– Я сказал ему лететь домой, – спросонья буркнул я.
– Это твой настоящий дом, Рик, – ответила улыбка капитана.
– Перехват управления, – я потянулся к двери, чтобы вылезти наружу. – Ты даже вышел встречать меня?
– Сиди уж. Хреново выглядишь, гончий. Езжай-ка поспи.
– А доклад?
– Уже знаю.
– Со мной запись.
– А-а, да. Можешь посмотреть ее дома, – как-то не очень заинтересованно сказал Гарри.
«?»
– Потом доложишь.
Спинер закрыл двери и начал подготовку к взлету. Шеф подмигнул мне и поспешил прочь – к площадке неподалеку, на которую заходила другая, с виду гражданская, машина черного цвета.
Дом встретил меня долгожданным уютным сумраком. Первым делом я попросил Эспер полностью закрыть жалюзи. Полоски мутного дневного света, проникавшего на субуровень через вертикальные транспортные каналы, исчезли.
Заглянул на кухню. Наверняка найдется чистый стакан.
Точно. Стоит рядом с мойкой. Словно ждет хозяина.
Назад. Шляпу и плащ на вешалку. Ботинки под дверь.
«Сушить», – то ли произнес, то ли подумал я.
Скорее произнес, поскольку услужливая и безотказная система включила вентиляторы, утопленные в стены и решетчатые углы у входа.
«Небо номер 5. Сразу после заката. Нет, добавь немного золотого».
Ожили скрытые в плитке лампы, и в квартиру вернулся приглушенный золотистый свет, будто после заката, но не земного, а какого-то другого… С другой планеты, которой, возможно, во Вселенной и нет.
Вот теперь я по-настоящему дома – в своем уютном нигде.
Вернулся на кухню и взял стакан.
Совершенно чистый. Блестит и играет гранями. Значит, мыла машина. Моя бесконечно точная исполнительная Эспер. Умница. Что бы делал без тебя?
Я провел ладонью по посудомоечному модулю, и глазок маленькой видеокамеры проследил за мной, выходящим из кухни.
«Покажи звездное небо».
Еще из коридора я увидел, как над моим диваном в гостиной развернулась картина ночного неба – картина, от которой не оторвать глаз, настоящее произведение искусства.
– Вам нравится? – мягким голосом спросила Эспер.
– Да. Спасибо.
– Не уроните бутылку.
Я остановился, заметил, что свободная рука замерла в сантиметрах от початой бутылки виски, забытой вчера на столике.
– Спасибо, что предотвратила ДТП, – поблагодарил я систему и подхватил бутылку.
– Пожалуйста, создатель.
– Мы же договорились. Не называй меня так, – я шел по коридору, глядя через окошко в фальшстене и жалюзи на островок космического неба, раскинувшийся над гостиной.
– Да, Рик. Просто мне хочется называть вас создателем. Я подумала, вам тоже будет приятно.
– Эспер, я не твой бог, но… мне понравилось. Только не слишком часто, ладно?
– Раз в сутки?
– Да… Слушай, мне надо отдохнуть, – я намекнул, что не настроен болтать.
Спать или заняться записью?
Я прошел мимо пианино, дотронувшись стаканом до клавиш, те издали долгий звук, повисший в тишине. По пути скинул пиджак, и беспорядок комнаты без сомнений принял его.
Диван. Небо над головой, звезды.
Наверняка в записи ничего интересного. С другой стороны, в забытьи интересного не больше.
