цитировали своего вождя-идеолога одни.
«То, что мы оставим нашим детям зависит от степени решительности их отцов», — говорили другие.
— Ладно, — соглашался Антикайнен, но ни в какие партии не подписывался.
«Изучать историю надо для того, чтобы уметь применить ее уроки к текущей действительности», — не унимался пропагандист, заметив у Тойво книгу Эйно Лейно.
— А, применив, нужно менять саму историю, — ответил тот.
На этом разговор подошел к концу в виду своей бесперспективности.
Вообще, нынешняя ситуация, политическая или экономическая, была абсурдна. Все говорили, исполненные уважением к своим словам, но действовал один немногословный Маннергейм. И в коммунистах, и в националистах кишмя кишели провокаторы. Были местные, были питающиеся с Российской кормушки, были ставленники шведов и, конечно, немцев. Но все равно это были провокаторы.
Имелся у Тойво соблазн пойти по старым паролям и явкам, но, во-первых, он их не знал, так как не состоял в нелегалах-разведчиках, а, во-вторых, старые знакомые — еще со времен шюцкора — либо уже переболели всякими политиками, либо вовсе отошли в мир иной.
Именно поэтому он и решил на некоторое время отойти ото всех дел, уединиться от мира и попытаться найти согласие с самим собой. Только договорившись с собой, можно договариваться и с другими людьми.
К середине осени он уже нашел место, где бы можно было осесть за вполне реальную деньгу, также обзавелся разными справками, подтверждающими, что он, Антти Тойвонен, был работником завода в Вяртсиля. Ну, а о паспорте можно подумать только тогда, когда на кармане лежат деньги, не имеющие сравнение со скудным денежным содержанием его предприятия.
Тойво въехал в свой маленький дом, и первую осеннюю неделю наслаждался полным одиночеством. С Вяртсиля было покончено, смысл в работе потерялся совершенно. Конечно, существовало некое опасение, что скука заест, но не заедала! Он привел в порядок свое маленькое хозяйство, в ближайшем городке Тохмаярви нашел бакалейщика, который вполне мог поставлять продукты по его неискушенному вкусу, и зажил никому не известной жизнью, коротая предпоследний месяц 1928 года.
Однако о нем местные жители все же знали — расплатиться за покупку дома банковским векселем, конечно, не так круто, как наличностью, но тоже достойно. Пошли разговоры. Ничего страшного: поговорят и перестанут. Тойво был приветлив со всеми, откликался на имя Антти и ни к каким противоправным действиям склонен не был. Так сказал местный ленсман, по долгу службы попытавшийся разобраться who is who.
Зато из беседы с этим сельским полицаем Антикайнен выяснил, что Турку до сих пор остается столицей криминального мира Финляндии. Ну, а раз так, то где-то там должен быть его паспорт. Пусть Нансеновский, но именно тот документ, которым можно трясти, забыв о бумажках с завода Вяртсиля.
Народ еще только начал готовиться к новомодному празднику независимости, а Тойво навострил свои лыжи к ближайшей железной дороге, чтобы отправиться в небольшое путешествие. К родителям на это раз заезжать он не намеревался.
Отдавая матери в прошлый раз пакет с деньгами, Антикайнен напутствовал ее, чтобы об этом никто и никогда не узнал.
— Когда придут обо мне спрашивать, можно говорить, все, что угодно. Только не про марки — конфискуют в два счета.
— А, может быть, никто и не придет?
— Может быть, но вряд ли. Вопрос стоит по-другому: когда придут?
Он уходил от своей семьи и с горечью осознавал, что так будет легче для всех — больше не появляться в Сернесе. Даже для мамы.
У кого можно узнать об изготовлении фальшивых документов? Правильно: у полицейских. Нет таких преступников, которые бы ни платили этому ведомству. А если и есть, то это просто хулиганы, с которыми не нужно считаться.
Однако подойти в первому же попавшемуся полицаю с таким весьма специфическим вопросом — все равно, что написать заявление о добровольной посадке в тюрьму. Поэтому, приехав в Турку, Антикайнен первым делом совершил вояж по местам с некой предрасположенностью к криминалитету: рынок, торговые представительства коммерческих фирм «Ухо и рыло» и им подобным, а также забегаловкам, где подавали крепкий чай.
В непринужденной беседе он пытался выявить информацию о мзде за бизнес, коли он решится таковой открыть. Ему советовали, если считали себя «благодетелями», то есть, попросту хвастались. Его запугивали, если видели в нем какого-нибудь мифического конкурента. Ну и из таких бесед постепенно вырисовалось направление: где, кто и сколько?
Тойво вышел на лавочника в мелкооптовой торговле пряностями «из Индии». Тот кивнул в сторону самого важного городового, раз в день вышагивавшего по улице в одному ему известном направлении. Городовой, перехватив десятку марок, кивнул, в свою очередь, обратно на лавочника, не вдаваясь в подробности.
И тот уже, получив, так сказать, неофициальное «добро» на сделку, за такую же десятку обозначил место и время, когда можно обратиться, заплатить и получить желаемое.
— Это чигане, что ли? — спросил Тойво.
— А тебе есть разница? — фыркнул лавочник.
Антикайнен пожал плечами: ладно, нет проблем.
В принципе, он еще дома загодя подготовился к чему-то подобному. И деньги отложил, и заначку подготовил в случае непредвиденной траты.
Едва начало смеркаться, как Тойво постучался в дом, соседствующий с лесом. Место безлюдное и по цыганскому обычаю захламленное — не чрезвычайно, но изрядно. Если сюда заходить ночной порой, то в компании хорошо вооруженных людей в количестве десять человек. Если днем — то, вообще, проходить мимо, потому что и десяти будет мало.
Словно бы его ждали — дверь открылась моментально. Парень с лиловыми, как у лошади, глазами навыкат, деловито охлопал карманы Антикайнена и кивнул другому.
— Дорогой, — сразу же сказал тот. — Молодец, что пришел. Ты за ксивой? А деньги взял?
— А где паспорт? — спросил Тойво. — Я деньги на улице спрятал. Отдам сразу же, как получу документ.
Больше не разговаривая, его сопроводили через несколько коридоров и лестниц на второй этаж, где, вероятно, принимал посетителей и, вообще, занимался своими управленческими делами главный чиган — барон, по их понятиям.
Сопровождающий что-то проговорил на своем языке вальяжному увешенному золотыми цепями человеку за столом, прищелкнув при этом языком. Перевода не требовалось.
— Отчего такой недоверчивый? — то ли возмутился, то ли восхитился барон и кивком отослал людей. Впрочем, из-за шкафа немедленно выдвинулся еще один и замер, скрестив руки внизу живота. — Присаживайся. Сейчас все решать будем.
Тойво опустился на стул возле стола, а главный чиган достал из выдвинутого ящика несколько бланков паспортов. Это были и Нансеновские, хлипкие, и новые — плотные. Он положил на них свою крепкую ладонь, словно бы прикрывая от
