Альтернативная линия времени - Аннали Ньюиц

что ангелы подарили нам «резинки», потому что секс становится более одухотворенным, когда нет страха забеременеть. Как только информация о контроле рождаемости пересекла границы штата, дело стало федеральным и оказалось в юрисдикции Комстока как специального агента почтовой службы. Адвокат был возбужден перспективой борьбы с цензурой, но, похоже, ему не было никакого дела до того, чтобы вызволить Софу из тюрьмы. Тем временем друзья Софы в газетах обрушились на Комстока кричащими заголовками.

Затем адвокат дал несколько интервью, и вечерние выпуски газет были уже о нем:

Утром на следующий день мы пришли к нему в контору, чтобы узнать, когда Софу освободят под залог. Откинувшись на спинку кресла, адвокат пригладил волосы и посмотрел на нас с нескрываемым удовлетворением.

– Дамы, дело продвигается весьма хорошо. Вы читали газеты? – Он указал на лежащие на столе газеты со своей фамилией крупным шрифтом на первых полосах. – Но я не стану вас обманывать. Вашей подруге придется нелегко. Ее перевели в психиатрическую лечебницу округа Кук. Потому что, знаете ли, у нее истерические припадки. Она страдает нимфоманией.

Я пристально посмотрела на адвоката Софы, недоумевая, зачем он взялся за это дело, если верит во весь этот бред Викторианской эпохи насчет того, будто все женщины, интересующиеся сексом, страдают психическими расстройствами. Психиатрическая лечебница округа Кук размещалась в кишащем клопами здании в Даннинге, к югу от города, и печально славилась жестоким обращением с больными.

– Нам нужно как можно быстрее вызволить ее оттуда!

– Это было бы идеально, однако такой диагноз означает, что в первые несколько дней лечения к ней никого не пускают. – Адвокат махнул рукой. – Мне нужно заниматься другими делами, так что загляните на следующей неделе.

Затем он попросил подождать еще неделю, а потом еще одну. Наконец Морехшин буквально поселилась перед дверями его конторы, вынуждая его признать, что благополучие его клиентки важно не меньше, чем конституционные законы.

Нам потребовалось больше месяца, чтобы вызволить Софу из психлечебницы.

* * *

В тот день, когда Морехшин привела Софу обратно в театр, над городом висел особенно зловонный смрад. Отходы скотобоен гнили в сточных канавах, и смыть их мог только сильный дождь. Обычно солнечное лицо Софы стало мертвенно-бледным; когда она обнимала нас в чайной перед «Алжирским театром», руки у нее тряслись.

– Милая моя! – воскликнула потрясенная Асиль. – Что они с тобой сделали?

Морехшин обвела нас мрачным взглядом.

– Вы знаете, что делают в подобных местах.

– Мне кажется, я видела… настоящий мрак… – Софа говорила хриплым шепотом, словно сорвала голос от криков, от болезни или чего-то похуже.

Я сделала заказ. Стулья были железными, жутко неудобными чудовищами, а стол представлял собой шаткий хлам, оставшийся после праздника, однако чай с мятой оказался превосходным. Официантка устроила настоящее представление, разливая его с большой высоты по крохотным изящным чашкам. Нам в лица приятно пахнуло па́ром. Какое-то время мы молча потягивали чай.

– Я не могу туда вернуться. – Голос Софы немного окреп. – Понимаю, наша борьба значит гораздо больше, чем одна моя жалкая жизнь, и женщины будущего рассчитывают на нас… – Она схватила Морехшин за руку. – Но я скорее умру, чем буду терпеть это… зло. – Глаза у нее наполнились слезами, и она тряхнула головой, повторяя это движение снова и снова до тех пор, пока Асиль не прикоснулась к ее щеке, пробормотав что-то ласковое.

– Сейчас тебе ничто не угрожает. Адвокат говорит, что, если только не будет обвинительного приговора, тебя туда не вернут.

– Теперь я понимаю, почему Пенни свела счеты с жизнью. – Окунув палец в чашку, Софа вывела на столе пятиугольник остывающим напитком. – Есть вещи страшнее смерти. И их… много… Очень много.

Мне уже приходилось видеть Софу восторженной и завороженной, пьяной и разгневанной. Однако такой я ее еще никогда не видела. Все ее тело было искажено от ужаса, сосредоточенно на какой-то неясной опасности. Проблема заключалась в том, что в ближайшие месяцы ей не следовало ждать никакого облегчения. Угроза нового заточения в тюрьму оставалась очень серьезной. Наблюдая за тем, как Софа сбивчиво говорит с Асиль и Морехшин, я подумала, что психиатрическая лечебница подорвала ее самосознание. Она не сможет опереться на холодную отрешенность, подпитанную твердой уверенностью в правоте своего дела, которая помогла Эмме Гольдман не потерять рассудок в тюрьме. Софа черпала силы из ритуалов, восхвалявших любовь и общение с людьми. Она погибнет в этой битве, если мы будем вести ее здесь, на таких условиях.

Я ощутила во рту горечь желчи. Эта война – эта долбаная дуга истории – уже уничтожила много хороших женщин и стерла свидетельства их существования. Пенни, Беренис, Асиль или Софа – но законам Комстока суждено было просуществовать еще больше столетия. Этот бескорыстный адвокат, назвавший Софу нимфоманкой, удостоится статьи в «Википедии» как борец за гражданские свободы. Меня захлестнуло воспоминание: у меня на глазах девушка падает с большой высоты и разбивается насмерть. Все произошло настолько быстро, что я не успела выкрикнуть ее имя. И вся моя безрассудная храбрость была порождена этим мгновением, этой девушкой, покончившей с собой, которую я тщетно пыталась забыть изо дня в день. Были вещи, которых я не могла изменить, но было и то немногое, что я еще могла исправить.

– Софа, нам нужно увезти тебя отсюда. Ты провела несколько лет в Ракму, изучая древние набатейские тексты о женской духовности, так?

Оторвав от стола взгляд своих все еще красных глаз, Софа слабо, гордо улыбнулась.

– Ну да.

– Сколько именно лет ты там пробыла?

– Почти шесть.

Облегченно вздохнув, я посмотрела на Морехшин. Та медленно кивнула. Сама не догадываясь об этом, Софа уже отбыла «четыре долгих года».

– Я немного говорю по-набатейски, – продолжала Софа, – хотя, наверное, глупо говорить, что человек владеет мертвым языком.

– Он не мертвый. По крайней мере, не там, куда мы отправимся. Есть безопасная гавань в Набатейском царстве, около двух тысяч лет назад, куда последователи Комстока не смогут добраться.

Широко раскрыв глаза, Софа снова залилась слезами. Однако теперь это уже не были судорожные, безнадежные рыдания. Казалось, она изгоняет дьяволов из своего тела. От их возвращения Софа оградилась, просыпав соль сквозь пальцы на свежие следы от ожогов на своих предплечьях.

Воспользовавшись организаторскими способностями, Асиль смогла как можно более скрытно переправить нас к черту из Америки. У Сола были знакомые в пароходных компаниях, и он готов был