За такие вещи ведь могут отобрать лицензию. И это еще минимальное наказание для подобных проступков.
Кваттрочи вновь наклонился; он стал разглядывать и сам сейф, и показания приборной панели. Он хорошо знал, что эти сейфы, выпускаемые некоей швейцарской фирмой, чье название не афишируется, используют в своих служебных рубках все без исключения ключевые редакции всех Акторов.
Это требование прописано в одном из пунктов обеих конвенций, регламентирующих все стороны деятельности подобных структур и организаций. Так как же они, – в особенности, дежурный редактор – могли работать здесь минувшей ночью, если сейф с оборудованием не был вскрыт?
«Ох уж эти русские… – подумал в этот момент про себя Кваттрочи, будучи не в силах пока разрешить эту загадку. – Чего только не придумают, чтобы обойти существующие универсальные правила…»
Показания счетчика сейфа служебной рубки редакции автоматически записались на чип, которым снабжена карта-«вездеход». Эти данные тоже будут включены в отчет нынешней миссии «Апостолов» в Москве.
Кваттрочи попросил выйти из рубки даже своего помощника Сарто; Доменико, ватиканский страж, местный охранник и Щербаков остались в коридоре цокольного этажа.
Иезуит, прикрыв тяжелые веки, произнес короткую молитву.
Затем проделал ту же процедуру, что и несколькими минутами ранее, находясь в переулке близ арки…
Некоторое время темное облако, состоящее из блестящих бусинок, лишь иногда принимая форму куста, но тут же распадаясь, перемещалось, подобно рою диких ос, по всему помещению рубки. Кваттрочи ожидал, где замедлится движение, в каком месте ляжет крест с распятием. И тем самым обозначит – крестиком – позицию, место, в котором находился редактор в тот момент, когда получил доступ к каналу.
Но идентификации по месту тоже не произошло. Поняв, что его усилия тщетны, что он здесь лишь теряет время понапрасну, Кваттрочи провел рукой сверху вниз, затем слева направо.
Бусинки – как-то вяло, в тягучем медлительном потоке – собрались в его ладони, превратились вновь в розариум, в четки с распятием.
Он едва удержался, чтобы не выругаться в сердцах. Лишь полученное им специфическое воспитание, лишь умение держать себя в руках в самых сложных жизненных ситуациях помогли ему быстро справиться с чувствами.
Брат Игнаций ничем не показал, что он расстроен или встревожен. На его лице не дрогнул ни один мускул, его поведение и манеры не претерпели никаких изменений.
– Благодарю, господа, – сказал он ровным голосом, перешагнув невысокий порожек служебной рубки. – Здесь моя работа завершена.
Уже вскоре они вышли из здания на свежий воздух. Миновали арочный проезд. В переулке их с нетерпением дожидались, стоя у своего автомобиля, двое аквалонцев.
– Ну что, нарыли там что-нибудь, святой отец? – спросил американец. – Что показал осмотр? Наши русские друзья нарушили Конвенцию, не так ли?
– Об этом еще рано говорить, – уклончиво сказал иезуит.
– Да и так все понятно! – подал реплику второй аквалонец. – Это же злостное нарушение! Нужно лишить лицензии весь редакционный состав! Также следует аннулировать все их коррекционные скрипты начиная с первого числа текущего месяца!
– Я должен снять показания у ваших людей, – посмотрев на русских, сказал Кваттрочи. – Речь о тех двух сотрудниках Третьей редакции, чьи кандидатуры для дачи показаний были выбраны… джентльменами, – он слегка кивнул в сторону аквалонцев. – Этих двух уже доставили в указанное мною место?
– Они будут привезены в указанное вами место, – сказал чиновник. – Транспорт с этими двумя в сопровождении охраны только что выехал из здания Гильдии в Вознесенском.
– А вы, джентльмены, готовы дать показания? – спросил иезуит у аквалонцев. – Именно вы, как меня известили, осуществляли инспекционную поездку минувшей ночи, не так ли?
– Если это так необходимо… – нехотя произнес американец. – Если без этого нельзя обойтись…
– Процедура есть процедура, – спокойно, дружелюбно произнес иезуит. – От вашей миссии кто-нибудь приедет?
– Будет присутствовать представитель местного прихода, – сказал второй аквалонец. – Пастор Хаггенс уже выехал.
– Ну что ж. Не будем и мы терять времени, коллеги. Настоятель храма Святого Людовика отец Тадеуш любезно согласился предоставить для моих нужд помещение скриптория.
– Это не очень хорошая идея, – сказал американец. – Есть полно других мест, где мы могли бы спокойно общаться.
– Предвосхищая иные возражения, скажу, что в сам храм входить не потребуется, – мягким успокаивающим тоном произнес иезуит. – Вход в помещение через служебную пристройку. Так что объявляю следующий пункт маршрута: храм Святого Людовика на Лубянке.
Настоятель встретил визитеров на ступенях храма. Но внутрь церкви прибывшим вместе с братом Игнацием людям, равно как и тем, кто приехали на Малую Лубянку по вызову, как и сообщил прежде иезуит, входить не пришлось.
Отец Тадеуш, следуя впереди, показывая дорогу остальным, повел гостей к пристройке, распложенной у правого торца храма.
Помещение скриптория, в которое поочередно прошли Кваттрочи, его помощник Сарто, один из ватиканских стражей и все прочие, кому положено присутствовать при дальнейшем, строго говоря, таковым – скрипторием[34] – не является. При храме св. Людовика функционирует воскресная школа; эта большая просторная комната со сводчатым потолком используется как раз для занятий. Привлеченные настоятелем служки убрали отсюда все лишнее, оставив лишь две длинные скамьи с одной и другой стороны комнаты: они же установив стол и поставили два стула посреди помещения.
Аквалонцы и русские, все те же четверо уже знакомых Кваттрочи мужчин в деловых костюмах, уселись на скамьях у противоположных стен – друг напротив друга. Вскоре к обществу, собравшемуся здесь, прибавились еще трое. Первым из них в помещение скриптория вошел пастор Джейкоб Хаггинс, сухощавый мужчина лет пятидесяти с небольшим. Он казался чем-то недоволен: лицо хмурое, узкие губы поджаты. Даже войдя в ярко освещенное помещение, он не снял солнцезащитные очки. Одет пастор в темно-коричневый длиннополый пиджак, черные брюки и черную рубашку с белой вставкой на воротнике, называемой англиканами Roman Collar («римский воротник»), а католиками collerette или collare. Отец Джейкоб лишь недавно, каких две недели назад, приехал в Москву из Канады (он сменил одного из священнослужителей в небольшой церкви, расположенной в Вознесенском). Он хорошо знает Москву, разбирается в местных нравах, порядках, конфессиональных и культурных традициях – это третья по счету его миссия в этой огромной северной стране. Пастор Хаггинс сухо поприветствовал всех присутствующих на английском, русском и латыни, после чего опустился на скамью, отведенную для представителей Аквалона.
Спустя минуту, сопровождаемые служкой, который показывал визитерам дорогу в скрипторий, в помещение вошли двое русских.
Тот, что вошел первым, выше среднего роста; одет в темные брюки, черную водолазку и темный пиджак. У него правильные черты лица, он тщательно выбрит; но кожа у этого человека настолько белая, – или бледная – что даже прямые светлые волосы, забранные на затылке резинкой, кажутся темнее, чем есть на самом деле.
По меньшей мере, еще две детали способны привлечь внимание к фигуре этого человека. Войдя в скрипторий, он и не подумал снять очки с круглыми черными линзами (хотя большинство из присутствующих, включая четверых мужчин в деловых костюмах – аквалонских инспекторов и русских представителей – сняли свои очки с встроенными светофильтрами). И вторая деталь: в правой руке у него палка с резным набалдашником.
Этот мужчина, как и другой вошедший, плечистый рослый охранник типично славянской внешности, поприветствовал присутствующих общим легким кивком. Затем они оба уселись на длинную скамью – между Романдовским и Щербаковым.
Иезуит посмотрел на вновь прибывших долгим и внимательным взглядом. Это те самые двое сотрудников московской редакции, чьи действия в минувшую ночь, согласно заявлению аквалонцев, были не только незаконными, но и представляли собой угрозу безопасности и даже жизни двух инспекторов Аквалона, осуществлявших в ночь с 4-го на 5-е мая инспекционный выезд…
Брат Игнаций поблагодарил настоятеля за оказанное гостеприимство и помощь в подготовке к важному следственному эксперименту. Отец Тадеуш, сотворив крестное знамение, шепча под нос молитву – Per signum crucis de inimicis nostris libera nos…[35] – покинул комнату. Причем, покинул ее, пройдя уже не через запасной, но основной выход к лестнице, ведущей непосредственно в сам храм.
