— Кейс.
Он бросился в сторону и инстинктивно прижался спиной к стене.
— Хочу кое-что тебе передать.
Костюм Люпуса Мудеркинда переливался чистыми основными цветами.
— Пардон, не хотел тебя пугать.
Держа руки в карманах куртки, Кейс выпрямился во весь рост. Он оказался на голову выше Кота.
— Ты бы поаккуратнее, Мудеркинд.
— Всего одно слово. Уинтермьют.
— От тебя? — Кейс шагнул вперед.
— Да нет же, — возразил Мудеркинд. — Тебе.
— От кого?
— Уинтермьют, — повторил Дикий Кот и кивнул копной розовых волос. Его костюм стал тускло-черным, угольная тень на обшарпанном бетоне. Он взмахнул черными худыми руками, словно исполняя па какого-то странного танца, и исчез. Нет. Еще стоит. Розовые волосы скрыты капюшоном, костюм стал серым и пятнистым, точно в тон тротуару. В глазах отражается красный огонь светофора. А затем он и вправду исчез.
Кейс прислонился к ободранной кирпичной стенке, закрыл глаза и помассировал веки окоченевшими пальцами.
На тротуарах Нинсеи все было гораздо проще.
Медицинская бригада, которая лечила Молли, занимала два этажа неприметного кондоминиума в старом центре Балтиморы. Здание состояло из модулей на манер увеличенной версии «Дешевого отеля», только с гробами по сорок метров в длину. Кейс встретился с Молли на выходе из модуля с табличкой с витиеватой надписью: «ДЖЕРАЛЬД ЧИН. ДАНТИСТ». Девушка хромала.
— Он говорит, если я пну что-нибудь, нога отвалится.
— Я тут наткнулся на одного твоего дружка, — сказал Кейс. — На Кота.
— И кто же это был?
— Люпус Мудеркинд. Он принес мне записку.
Кейс передал Молли бумажную салфетку, на которой аккуратными заглавными буквами красным фломастером было выведено слово «УИНТЕРМЬЮТ».
— Он сказал…
Рука девушки сделала ему знак замолчать.
— Поедим лучше крабов.
После ленча в Балтиморе, в процессе которого Молли препарировала краба с пугающей легкостью, они сели в «трубу» и поехали в Нью-Йорк. Кейс не задавал вопросов: какой смысл, если в ответ получаешь только знак замолчать. Похоже, у Молли серьезно побаливала нога, и она редко подавала голос.
Худенькая чернокожая девочка с туго вплетенными в волосы деревянными бусами и старинными резисторами открыла дверь в убежище Финна и повела их по узкому проходу, петлявшему среди гор хлама. Кейсу показалось, что хлам вроде как вырос за время их отсутствия. Или, скорее, за прошедшее время он слегка изменился и преобразился; тихие невидимые хлопья оседали в виде мульчи, выявляя кристаллическую сущность заброшенной технологии, тайно процветающей на помойках Муравейника.
По ту сторону армейского одеяла за белым столом их ждал Финн.
Молли быстро зажестикулировала, вытащила клочок бумаги, что-то на нем написала и протянула Финну. Тот взял его двумя пальцами вытянутой руки, держа подальше от себя как будто что-то опасное, способное взорваться. Финн сделал какой-то непонятный Кейсу жест, выражавший смесь нетерпения и мрачной покорности. Он встал из-за стола и стряхнул с лацканов мятой твидовой куртки крошки.
На столе рядом с надорванной пластиковой пачкой галет и жестяной пепельницей, полной окурков «Партагаса», стояла банка с маринованной селедкой.
— Подождите, — бросил Финн и вышел из комнаты.
Молли села на его место, выпустила лезвие указательного пальца и подцепила сероватый пласт селедки. Кейс бесцельно бродил по комнате, трогая по пути смонтированные в стойках сканирующие приборы.
Через десять минут Финн стремительно вернулся и обнажил желтые зубы в широкой улыбке. Он утвердительно кивнул, показал Молли большой палец и жестом попросил Кейса помочь ему с дверной панелью. Пока Кейс закреплял скотчем дверь, Финн вынул из кармана маленькую плоскую клавиатуру и набрал сложную последовательность символов.
— Дорогуша, — обратился он к Молли, убирая клавиатуру, — на этот раз тебе действительно повезло. Без балды, я это нюхом чую. Ты можешь мне сказать, откуда у тебя она.
— Мудеркинд, — тихо ответила Молли, отодвигая галеты и селедку. — Я заключила побочную сделку с Ларри.
— Здорово, — восхитился Финн. — Что ж, это ИскИн.
— Нельзя ли чуть попонятнее, — проворчал Кейс.
— Берн, — сказал Финн, не обращая на него внимания. — Он находится в Берне. Получил ограниченное швейцарское гражданство согласно закону, аналогичному нашему акту от пятьдесят третьего года. Построен для «Тессье-Эшпул СА»[5]. Им принадлежит и «железо», и исходное программное обеспечение.
— Что там такое в Берне? — Кейс встал прямо между ними.
— Уинтермьют — опознавательный код ИскИна. У меня есть номера Регистра Тьюринга. ИскИн — искусственный интеллект.
— Все это прекрасно, — вставила Молли, — но откуда он узнал про нас?
— Если Мудеркинд не ошибается, — сказал Финн, — то за спиной Армитиджа стоит Уинтермьют.
— Коты занялись этим делом по моему поручению, — объяснила Молли недоумевающему Кейсу. — У них бывают самые странные и неожиданные источники информации. Договаривалась я через Ларри, на четких условиях: плачу, если они узнают, кто стоит за Армитиджем.
— И ты думаешь, что за ним стоит этот самый ИскИн? Но ведь этим штукам не позволена никакая автономия. Тут уж скорее корпорация, о которой ты говорила. «Тессле…»
— «Тессье-Эшпул СА», — подсказал Финн. — Могу рассказать вам про них одну историю. Хотите послушать? — Он сел к столу и подался вперед.
— Финн, — заметила Молли, — обожает рассказывать истории.
— Эту я еще никому не рассказывал, — начал Финн.
Финн был барыгой, в основном — по части краденых программ. Естественно, он иногда встречался с другими барыгами, некоторые из которых занимались более традиционными товарами. Драгоценными металлами, марками, редкими монетами, самоцветами, ювелирными изделиями, а также живописью и прочими произведениями искусства. История, рассказанная им, начиналась с человека по фамилии Смит.
Рядовой барыга в прошлом, Смит разбогател, остепенился и всплыл на поверхность как торговец предметами искусства. Первый знакомый Финна, «двинувшийся на кремнии» (выражение, на взгляд Кейса, несколько старомодное), он покупал микрософты исключительно «по специальности» — искусствоведение и аукционные каталоги. Вставив в черепной разъем дюжину чипов, он приобретал буквально необъятные познания в области искусства и торговли оным. Однажды Смит пришел к Финну, можно сказать, за братской помощью, как бизнесмен к бизнесмену. Ему потребовалось навести справки о клане Тессье-Эшпул, но так, чтобы они никогда об этом не узнали. Финн ответил, что это вполне возможно, но потребовал разъяснений.
— Понимаешь, — пояснил Кейсу Финн, — дело определенно пахло деньгами.
Смит был крайне осторожен. Даже слишком.
Как выяснилось, Смита обслуживал поставщик по имени Джимми. Он занимался квартирными кражами и другими столь же благородными делами; он только что вернулся на Землю после года, проведенного на высокой орбите, и привез домой, на дно гравитационного колодца, некоторые любопытные вещицы. Наиболее необычным предметом из тех, что Джимми удалось раздобыть в своих гастролях по архипелагу, оказалась голова — платиновый бюст, покрытый перегородчатой эмалью и усыпанный мельчайшим жемчугом и ляпис-лазурью. Смит печально вздохнул, убрал карманный микроскоп и посоветовал Джимми расплавить голову. Новодел, коллекционной ценности не представляет. Джимми рассмеялся. Это, сказал он, компьютерный терминал. Она умеет говорить. И не каким-нибудь там синтезированным голосом, а с помощью миниатюрных органных труб, мехов, рычагов и прочих прибамбасов. Трудно сказать, кому и зачем понадобилось делать такую изощренную игрушку. Даже извращенную — ведь чипы, синтезирующие голос, продаются на каждом углу, они дешевле пареной репы. Типичный кунштюк. Смит подключил голову к своему компьютеру, и мелодичный нечеловеческий голос пропищал ему цифры прошлогодней декларации о доходах.
Среди клиентов Смита был один токийский миллиардер, чья страсть к механическим игрушкам граничила с фетишизмом. Смит пожал плечами и развел руками в жесте — древнем, как ломбарды и лавки старьевщиков. Конечно, он постарается, но вряд ли за голову можно много выручить.
Когда Джимми оставил бюст и ушел, Смит стал его тщательно исследовать и нашел клейма мастеров. Оказалось, что голова — плод более чем неожиданного сотрудничества двух цюрихских ремесленников, парижского художника-эмальера, датского ювелира и калифорнийского разработчика микросхем. А изготовлена она по заказу «Тессье-Эшпул СА».
Смит стал осторожно намекать токийскому коллекционеру, что имеет нечто, заслуживающее внимания.
