— Тебе, конечно, известно, что ортодоксальные религиозные лидеры не одобряют внутричерепные имплантаты. Я не знаю ни одного имама, который подвергся бы подобной операции. Поэтому ни один из них не сможет включить твой модди и узнать все непосредственно. Но я разговаривал с шейхом Аль Хаем Мухаммадом ибн Абдурахманом, из мечети Шималь.
Абу Адиль уставился на меня широко раскрытыми глазами. Мечеть Шималь была одной из самых больших в городе. Суждения, высказанные ее авторитетами, часто обретали силу закона.
Конечно, я блефовал. Я даже не переступал порога мечети Шималь. Имя имама, разумеется, я только что придумал.
— Что же ты рассказал ему? — Голос шейха Реда дрогнул.
Я усмехнулся:
— Подррбно описал все твои старые грехи и преступления, которые ты собираешься совершить. В этом деле есть одна тонкость. Трудно сказать, сможет ли модификатор реально существующей личности служить доказательством в суде Шариата. Мы-то знаем, что может. Ведь он надежнее любого детектора лжи. Однако имамы, да благословит Аллах их праведные души, до сих пор ведут дебаты. Может пройти еще немало времени, прежде чем они примут закон. Но тогда уже может быть поздно, и ты окажешься в большой беде.
Я подождал, пока до него дойдет смысл сказанного. Всю эту вполне правдоподобную историю я придумал только что. Ведь ислам вполне мог растеряться перед подобным вопросом, как и перед любым другим, имеющим отношение к какому-нибудь техническому новшеству. К примеру, как соотносится наука о дополнительных возможностях человеческого мозга с учением Пророка Мухаммеда, да будет с ним мир и благословение Аллаха.
Абу Адиль беспокойно заерзал на своей подушке. Вероятно, он выбирал из двух зол меньшее: уничтожить ли «Дело Феникса» или предстать перед суровыми представителями Посланника Бога. Наконец он облегченно вздохнул.
— Вот мое решение, — сказал он. — Предлагаю вместо себя Умара Абдул-Кави.
Я засмеялся. Умар издал отчаянный вопль.
— Он-то нам на что сдался? — недоуменно вопросил Халф-Хадж.
Ты, верно, уже знаешь, что Умар лично занимался многими неблаговидными делами, — продолжал Абу Адиль. — Его вина не меньше моей. Но у меня есть власть и влияние. Конечно, этого недостаточно, чтобы сдержать гнев исламской городской общины, но, может быть, достаточно, чтобы переключить этот гнев на кого-нибудь другого.
Я сделал вид, что обдумываю его предложение.
— Да, — задумчиво проговорил я. — Им было бы трудно осудить тебя.
— Но совсем не трудно осудить Умара. — Шейх Реда посмотрел на своего помощника. — Мне очень жаль, мой мальчик, но ты сам виноват. Мне все известно о твоих замыслах. Из модди шейха Марида я узнал о твоем разговоре с ним, в котором ты предложил ему избавиться от меня и Фридлендер Бея, и о том, как он отверг твое предложение.
Лицо Умара смертельно побледнело.
— Но я не собирался…
Абу Адиль не сердился; казалось, он был искренне опечален.
— Думаешь, ты первый попал в такую neper делку? Где все твои предшественники, Умар? Где они, честолюбивые юноши, занимавшие твою должность на протяжении полутора веков? Почти все они что-нибудь замышляли против меня. Это случалось всегда: рано или поздно. А теперь их нет, и имена их позабыты. То же самое ждет и тебя. — Абу Адиль скорбно склонил голову.
— Видишь, Химар, — засмеялся Саид. — Не рой другому яму — сам в нее попадешь.
Абу Адиль, казалось, расстроился:
— Мне будет не хватать тебя, Умар. Я любил тебя, как сына.
Было жутко интересно наблюдать происходящее. Я радовался, что все получилось так, как я хотел. На ум пришла строчка из американского романа: «Если ты потерял сына — есть надежда, что у тебя будет другой сын, но мальтийский сокол бывает раз в жизни».
Умар думал иначе. Он подскочил к Абу Адилю и закричал:
— Прежде я убью тебя! Всех вас!
Саид выстрелил, прежде чем Умар успел схватиться за свое оружие. Умар свалился, содрогаясь в конвульсиях, с лицом, искаженным болью. Наконец он затих. Несколько часов он пролежит без сознания, а потом очнется, но еще долгое время самочувствие у него будет прескверное.
— Вот это да! — всплеснул руками Халф-Хадж. — Оказывается, с ним можно справиться.
Абу Адиль вздохнул:
— Не так я собирался провести сегодняшний день.
— В самом деле? — спросил я.
— Признаюсь, я недооценил тебя. Ты хочешь забрать его?
Я вовсе не хотел обременять себя Умаром, ведь на самом деле никакого разговора с имамом не было.
— Нет; — отказался я. — Оставь его себе.
— Ты можешь быть уверен, что правосудие свершится, — заверил меня шейх Реда. При этом он бросил на злоумышленника взгляд столь суровый, что я чуть было не пожалел Умара.
— Правосудие, — вспомнил я вторую арабскую пословицу, — это когда все возвращается на свое место. Я прошу отдать мне мой модди.
— Пожалуйста. — Он протянул мне модди, перегнувшись через безжизненное тело Умара Абдул-Кави. — И деньги.
— Денег не надо. Но я оставлю у себя твой модди, чтобы не сомневаться в твоей готовности сотрудничать со мной.
— Как знаешь, — грустно ответствовал он. — Но я не могу отказаться от «Дела Феникса».
И тут мне в голову пришла идея:
— Еще одна просьба, шейх.
— Да? — Он недоверчиво посмотрел на меня.
— Я хочу, чтобы из списка были вычеркнуты имена моих друзей и родственников.
— Конечно, конечно… — Абу Адиль был явно обрадован тем, что моя просьба легко выполнима. — Я буду рад помочь. Пришли мне список этих людей.
Позже, по пути к машине, Кмузу и Саид поздравляли меня.
— Полная победа! — воскликнул Халф-Хадж.
— Нет, — ответил я. — Если бы! Это проклятое «Дело» все еще у Папочки и Абу Адиля, даже если из него уберут несколько имен. У меня такое чувство, словно я обменял жизни невинных людей на жизни своих знакомых. Будто бы я сказал Абу Адилю: «Не трогай моих людей, а на других мне наплевать».
— Вы достигли почти всего возможного, яа Сиди, — сказал Кмузу. — Вы должны благодарить Бога за то, что вам удалось.
— Вероятно, это так. — Я отключил Королевский и бросил его Саиду. Ухмыльнувшись, он поймал модди на лету.
Мы ехали домой; Кмузу с Саидом, обсуждали подробности случившегося. Я молчал, погруженный в невеселые мысли. Сам не знаю почему, я чувствовал себя побежденным. Словно бы я совершил неблаговидную сделку и знал, что она станет не последней в моей жизни.
Ночью я проснулся от того, что кто-то открыл дверь моей спальни. Я поднял голову и увидел женщину. На ней была лишь короткая шелковая комбинация.
Она откинула одеяло и легла рядом со мной, погладила меня по щеке и поцеловала. Но что это был за поцелуй!
С меня сразу слетел весь сон.
— Я подкупила Кмузу, чтобы он впустил меня, — прошептала она. С удивлением я узнал Индихар.
— Да? И чем же ты его подкупила?
— Я сказала ему, что отвлеку тебя от мрачных мыслей.
— Ему известно, что для этого у меня есть таблетки и электроника. — Я повернулся на бок, чтобы видеть ее лицо. — Индихар, зачем ты пришла? Ведь ты сказала, что не собираешься спать со мною.
— Я изменила свое решение. — В голосе ее не было радости. — И вот я здесь. Я долго думала, правильно ли я себя вела после… после смерти Иржи.
— Да смилуется над ним Аллах, — пробормотал я, обняв Индихар. Хотя она пыталась казаться мужественной, вскоре я понял, что она плачет.
— Ты сделал так много, для меня и моих детей.
— Так ты поэтому пришла? Чтобы поблагодарить?
— Да, — ответила она. — Я твоя должница.
— Ты ведь не влюблена в меня, Индихар?
— Марид, — сказала она, — не обижайся на меня. Ты мне нравишься, но…
— Но на этом все кончается. Послушай, я не думаю, что оставаться здесь вдвоем — отличная идея. Ты еще раньше говорила, что не собираешься со мной спать, и я понял твои чувства.
— Папочка хочет, чтобы мы поженились. — В голосе ее чувствовалось раздражение.
— Он считает, что иначе нам не пристало находиться вдвоем в его доме. Даже если мы не спим друг с другом.
— Я не выйду за тебя, Марид, несмотря на то, что моим детям нужен отец и ты им нравишься. И пусть Папочка говорит что угодно.
Я всегда считал, что женитьба — это то, что может случиться с другим, но не со мной — как, например, автокатастрофа. У меня были обязанности по отношению к вдове и детям Шакнахая, и если уж мне суждено было жениться, жены лучше Индихар мне не сыскать. Но все же…
— Думаю, Папочка позабудет об этом, как только выйдет из больницы.
— Ты так считаешь? — сказала Индихар, поцеловала меня еще раз, как сестра, в щеку, неслышно выбралась из моей постели и удалилась к себе.
Я чувствовал себя предателем. Даже успокоив ее, в глубине души я не был уверен, что Фридлендер Бей забудет о своем решении. Тут же возникла мысль о Ясмин: захочет ли она встречаться со мной после моей женитьбы на Индихар?
