Всегда есть «но» и «однако», этого Кадьяк боялся — смертельно, в чем он мог признаться лишь самому себе. Как бы хорошо ни была спланирована операция, что-то обязательно пойдет не так, причем, как правило, в последние минуты, а то и секунды. Это может быть случайная заминка, незначительная помеха, глянул и забыл, а после работы улыбнулся и по старому обычаю вылил на землю стопку — жертва богам удачи ландскнехтов. А может быть и так, что вдруг с земли прилетает ракета и бьет прямо в пилотскую кабину. Или оказывается, что бесполезную охрану объекта в последний день заменили на отборных трестовых агентов и роботов. Или…
Три минуты до прохода. Как раз, чтобы отправить наверх уже в любом случае бесполезные инструменты. Вода громко хлюпала под утяжеленными сапогами, течь явно усиливалась.
Что-нибудь происходит всегда, это неизбежно, как восход солнца. И Кадьяк надеялся, что в этот раз лимит неудач примет на себя кто-то другой. Для стороннего наблюдателя кибернетик просто замер как статуя, в той неподвижности, что доступна лишь глубоко хромированным людям с полным контролем моторных функций. Только заглянувший в прозрачный щиток шлема увидел бы, как нервически подергиваются губы наемника, а по лицу катится пот, свободно затекая в немигающие искусственные глаза.
Минута.
Слуховой аппарат Кадьяка не оставлял простора для «кажется», звук либо есть и тогда он усиливается, очищается от помех и классифицируется, либо нет. Сейчас акустическая система ничего не показывала кроме обычного фона и едва уловимого шороха от механизмов субмарины. Однако наемник готов был поклясться, что слышит едва заметное гудение приближающейся «бомбы».
Тридцать секунд.
Кадьяк все-таки положил на поверхность изувеченной трубы ладонь в армированной перчатке скафандра. Ничего. На мгновение кибернетик испытал приступ иррационального страха — а вдруг все уже сорвалось?! И лишь он об этом не знает… Глупость, однако все может быть.
Пятнадцать, четырнадцать, тринадцать, двенадцать, одиннадцать, десять…
Вот сейчас ладонь определенно чувствовала дрожь, передаваемую через стенки трубопровода. Интересно, это оригинальная «посылка» или настоящая бомба? Если операция раскрыта, было бы красиво и элегантно — отправить заряд взрывчатки и убрать на месте всех. Что ж, не увидишь — не узнаешь.
Восемь, семь…
Труба дрожала так, что можно было заметить колебания невооруженным взглядом. Кадьяк быстро отступил в сторону, разбрызгивая воду, что поднялась уже выше колена. Если соединение не выдержит — может убить на месте. За спиной колыхалась напряженная стена изолирующего отсека, пронизанная решеткой металлопластикового каркаса.
Пять, четыре, три…
Заговорщики наверху молчали, значит либо все шло по плану, либо настолько плохо, что уже ничего не изменить. Кадьяк присел на колено, выставил и скрестил руки так, чтобы закрыть голову. Сейчас идея остаться внизу не казалась ему столь уж хорошей, но время вышло, оставалось лишь держать марку и смотреть представление до конца.
Два…
Один…
Бахнуло так, что наемник не удержался и упал на оба колена, подумав, что швы таки разорвались, и труба лопнула. А еще, что такой гром услышат все подлодки в радиусе нескольких километров. Или десятков километров. И вот этого похитители интеллектуальной собственности не предусмотрели. Однако соединение выдержало двойной удар. С гулким ударом круглая блямба вылетела из слепого отвода врезки, ударила в стенку отсека и пробила слоеный пластик, как игла бумажный лист. С таким повреждением не справился даже самозатягивающийся слой, призванный латать авральные прорехи, вода хлынула под давлением, как поставленный на бок столб, разрывая оболочку дальше и доламывая арматурный каркас. Для обычного человека звуковой удар был един, однако чуткие уши кибернетика четко разделили два пика, и Кадьяк понял, даже не спрашивая у «флибустьеров», что пневматика сработала, выстрелив поддельный груз в трубу. Метров через двадцать его подхватит основной поток, и…
Кадьяк со всей доступной скоростью рванул к лестнице в шлюз, черная вода бурлила водоворотами уже на уровне паха, цепляясь холодными пальцами, как многорукий утопленник, не желающий отпускать живого. «И» будет потом, уже за пределами его ответственности, так что сначала вернуться и задраить люк, затем все остальное. Кадьяк, уже не скрываясь, достал пистолет, ожидая чего угодно, от выстрела из люка до блокированного замка. Однако никто не стремился убить его или оставить за бортом.
Уже когда наемник закрыл шлюз, глянув мимоходом на тела индийцев, упакованные в пластмассовые мешки, Нах скупо сообщил:
— Наша цифровая печать не сработала. Но тревога пока изолирована. Ждем.
Что ж, как и планировалось. Теперь все зависло от того, попадет ли «бомба» внутрь башни, а также сумеет ли «мичуринец» быстро воткнуть нужный кабель в нужный разъем.
Кадьяку понадобилось несколько минут, чтобы вылезти из скафандра, повисшего в держателе, который походил на помесь вешалки с оленьими рогами. Тем временем наверху, в рубке, Нах быстро поднял руку, предупреждая Копыльского, и склонился над экраном, где несколько ломаных линий, похожих на умирающие пунктиры, вдруг стали обретать четкость и характерную ломаную форму. Копыльский, не тратя время на разговоры, сразу прогнал сигнатуру через базу и замер с отвисшей челюстью.
—… твою же мать… — прошептал Нах, глядя поверх руки спутника на результат.
Мохито ограничился очевидной констатацией, простой и суровой, как сама Правда:
«нам пиздец»
Продолжение, увы, только на следующей неделе:-((Продолжаю ожесточенную борьбу за существование, писать удается лишь урывками.
Глава 25
Часть V
Фейерверк
Глава 25
Бес терпеть не мог торговаться, прямо-таки ненавидел это занятие всей душой, поэтому предпочитал «стратегию ультиматума», то есть сразу определить границы желаемого и стоять на них до упора. Иногда срабатывало, иногда нет. В данном случае переговоры шли нервно, однако успешно, регулярное повторение волшебных слов «продление абонемента» оказало благотворное воздействие.
Оперативная база авральных медиков ничем особым не отличалась и мало походила на крепость. Лет десять назад она закладывалась как исследовательский и клинический центр биомедицины, но ЕВО перекупили и обнулили конкурента, а от смелых задумок остался лишь комплекс трехэтажных построек в стадии «пора заняться внутренней отделкой». Бомбейское отделение «Aide Rapide» арендовало футуристический недострой, превратив его в промежуточный госпиталь и площадку для экстренных вылетов. От прежней концепции остались громадные окна с зеленоватыми стеклами, горизонтальные лифты и отсутствие первых этажей — все постройки были подняты на сваях и фермах, оставляя место для маневров тяжелого автотранспорта.
Бес выторговал для себя и Глинского право сдать оружие, надеть радиобраслеты и бродить в пределах транспортной зоны, рядом с двумя вертолетами, которые числились за синдикатом до семи часов утра. Глинский тут же нашел какой-то походный столик, развернул калькулятор и продолжил следить за ходом операции. Постников ходил, забивая томительное ожидание формальной активностью. Вертолеты чуть слышно поскрипывали лопастями на теплом ветерке. Было жарко и душно.
Из пяти взлетных площадок три оказались заняты, одна пустовала, еще на одну старался приземлиться винтокрыл с четырьмя пропеллерами. С первого взгляда было ясно, что машина вышла из настоящего боя. Один из моторов дымился, свежие пробоины черными оспинками покрывали левый борт, кажется, по винтокрылу изрядно прошлись из станкового пулемета. В Индии вообще очень любили ДШК, как оригиналы, так и бесчисленные конверсии, вышедшие с почтенных заводов, подпольных фабрик и совсем кустарных мастерских. Бригада экстренной помощи уже ждала во всеоружии, от вооруженных боевиков (на случай захвата машины врагом) до самоходной капсулы роботизированной хирургии. Бес пожал плечами, отвернулся и продолжил бродить вокруг «своего» вертолета. Глинский стучал по клавишам.
