что Андрюша порезал пятку об острую ракушку.
– Ой, – сказал он, схватился за пятку, упал в воду, и все засмеялись.
А я почувствовал боль от пореза, боль от соли и решил, что тоже порезался об ракушку. Мне это было совершенно очевидно.
Мы с Андрюшей вышли из моря, его пятка сильно закровоточила, когда я аккуратно вытащил из нее осколок ракушки.
А моя пятка была в полном порядке!
И я бы, конечно, подумал, что мне показалось или меня укусил краб, но я все еще чувствовал боль.
Эта боль пугала меня, потому что не имела никакого логичного источника. Я ощупал свою пятку, а потом понял, что чувствую не только боль, а еще и горячую кровь, ощущение текущей крови, крови, покидающей рану.
Но никакой раны не было.
Я сказал Андрюше:
– Кажется, я развил свою эмпатию.
– Это хорошо, Арлен, – сказал Андрюша. – Эмпатия очень помогает нам в жизни.
– Нет, – сказал я. – Ты не понимаешь. Я чувствую, как тебе больно.
– Ты совсем эмпатичный. Я не такой эмпатичный.
– Физически, – сказал я. – Как будто я тоже поранил пятку.
Тогда Андрюша потянулся к своей ране и сильно надавил на нее пальцем.
– Чувствуешь? – спросил он.
Я чувствовал. Андрюша засовывал ноготь в рану и царапал, ощущение было невыносимое, мы оба сцепили зубы.
– Да.
– Да?
Наконец я сказал:
– Все, Андрюша, это лишнее.
Андрюша послушно убрал руку от пятки и принялся рассматривать красную каемку под ногтем, потом поднял ногу.
– Солнце ее обеззаразит.
Я сказал:
– У меня с собой зеленка.
И почувствовал солнечный жар на пятке, не жар горячего песка, а жар открытого солнца.
Я пошел к своей сумке, и чем дальше я отходил от Андрюши, тем слабее становилась боль. Словно натянутая между нами нить растягивалась, но все-таки не рвалась окончательно.
Эта нить была очень крепкая.
Когда я закончил обрабатывать ногу Андрюши (мы оба морщились от боли), то немедленно пошел к Максиму Сергеевичу, чтобы доложить о столь странном ощущении.
Максим Сергеевич сказал:
– Не разбираюсь в связи между симбионтами. Но звучит интересно, хотя и несколько неудобно.
Я сказал:
– Жорж и Эдуард Андреевич говорили нам, что такое может быть. Но что теперь делать? Так будет всегда? Я не понимаю.
– Все мы чего-то не понимаем и всю жизнь учимся, – сказал Максим Сергеевич. – Советую тебе обратиться к специалистам.
На обратном пути я хромал вместе с Андрюшей, а Володя и Боря над нами смеялись.
– Дрочер, ты теперь осторожнее со своим хобби!
– А то лишишь невинности бедняжку Арлена!
– Ему-то рука нужна только для того, чтобы пушку держать!
– Он страшно оскорбится!
– И такая большая, красивая и чистая дружба закончится!
Я сказал:
– Все, отстаньте!
– Или наоборот!
– Вдруг дружба от этого только укрепится!
– Станете ближе!
Тогда уже Фира сказала:
– Мальчики, ну что вы в самом деле к ним пристали? Не видите, им больно?
После обеда я подошел к Эдуарду Андреевичу со своей проблемой. Он сказал:
– Замечательный признак. Все идет хорошо. Это значит, что твой паразит настраивается на других паразитов, ищет их. Он активен, здоров и весел.
Потом Эдуард Андреевич помолчал, но в конечном итоге все-таки добавил:
– В отличие от тебя.
Я сказал:
– Я тоже активен, здоров и весел, насколько это возможно. Я теперь всегда буду чувствовать Андрюшу?
– Насколько я знаю, нет. Все пройдет через некоторое время, просто небольшая вспышка. Это не слишком-то удобно, но такое иногда происходит. Однако связь можно развивать и контролировать. Есть солдаты, специализирующиеся именно на этом.
Эдуард Андреевич сказал:
– Давай-ка, Жданов, подождем, пока еще чей-нибудь червь не изъявит желание пообщаться, и тогда устроим маленький эксперимент.
– Эксперимент? – переспросил я.
– Не пугайся, он безобидный. Просто игра в жмурки. Может быть, если мы обратим внимание на период построения вашей связи, она будет более продуктивной в дальнейшем.
Я согласился с тем, что потренироваться стоит.
– Ты можешь сейчас ощутить, что делает Андрюша?
Я задумался. Тут слишком легко было ошибиться, ведь я хорошо его знаю.
Я сказал:
– На самом деле, я мог бы угадать и убедить себя в том, что я почувствовал. Например, я знаю, что он сейчас с Дианой.
– А ты сосредоточься. Вы довольно далеко друг от друга, но через пару лет это расстояние ничего не будет для тебя значить. И даже куда большее расстояние ничего не будет для тебя значить.
Я закрыл глаза и постарался ощутить, что делает сейчас Андрюша, некоторое время все было темно и пусто, разве что приходили на ум обычные мысли: Андрюша лежит, Андрюша читает.
А потом я почувствовал холодную землю под руками, почувствовал совершенно ясно, будто это я прикасался к ней. Земля, не нагретая солнцем, мягкая, рыхлая.
Я сказал:
– Он копает.
– Да?
Я посмотрел на свои руки, ожидая, что они окажутся грязными. Руки были чистые.
– Да, – сказал я. – Наверное, они с Дианой ищут личинок.
– Удивительный молодой человек. Ты уверен, что ты почувствовал, а не угадал?
– Да, – сказал я. – Почувствовал.
Эдуард Андреевич похвалил меня и дал мне гематоген. А это, между прочим, не только единственная сладость, которую нам разрешают есть, но также и моя любимая сладость.
После ужина я вдруг ощутил некую пустоту, отсутствие связи и уже, как ни старался, не мог почувствовать то, что ощущает Андрюша.
Наверное, это к лучшему. Такое положение дел показалось мне несколько некомфортным. С другой стороны, конечно, я всегда стремился быть частью коллектива, а такое умение может быть очень полезным, поэтому, конечно, его надо развивать.
Просто это немного непривычно.
Через три дня Володя и Боря тоже ощутили нечто подобное, но я узнал об этом случайно.
Боря выглядел очень и очень подавленным.
Не знаю, что произошло, однако, со слов Вали, они с братом поругались из-за Космоса, и Володя сказал, что считает ужасным то, что Боря отправится в Космос вместе с ним.
Боря страшно разозлился, хотя Володя, так отметила Валя, говорил очень мягко и явно волновался.
Боря сказал, если верить Вале:
– Считаешь меня слабаком, да?
После этого Боря довольно сильно порезал себе руку ножом. Он хотел, по-видимому, продемонстрировать, что боль его не волнует, однако эффект вышел неожиданный, вскрикнул Володя.
Казалось бы, ничего страшного не произошло, Володина рука была в порядке, однако на Борю эта реакция произвела неизгладимое впечатление.
Ему стало очень стыдно, и он долго извинялся, чувствовал себя плохо, не мог найти себе места.
Узнав об этом от Вали, я доложил Эдуарду Андреевичу, что схожую реакцию продемонстрировали Володя и Боря.
И
