Я проснулся от страшной судороги в ступне. Не в той, что осталась, — в другой. В потемках, корчась от боли, я шарил руками по голой постели. Потом подтянулся, сел, включил свет и отбросил простыни. «Посмотри, ничего нет, — говорил я мозгу. — Там нечему болеть». Наклонившись вперед, я притворился, будто массирую место, где должны были находиться пальцы. Гордиться нечем, я все-таки был ученым. Но это помогло. Я выпил пару пилюль и продолжил массаж. Лекарства заканчивались быстрее, чем их выписывали. Но это временная проблема. Скоро до мозга дойдет, что ему незачем ощущать фантомные боли, благо я был далеко не дурак.
Я валялся на диване с телефоном, когда тот вдруг зазвонил. Я не сразу понял, что с ним такое. Пролистывал себе статейку, и вдруг она пропала с экрана, сменившись звуком, какого я раньше не слышал. Всплывающая реклама? Я обнаружил опции: «БЛОКИРОВАТЬ», «СБРОСИТЬ», «ОТВЕТИТЬ». Ткнул большим пальцем в «ОТВЕТИТЬ». Было странно, как будто я пытался использовать телевизор в качестве микроволновки.
— Алло?
— Доктор Нейман.
Женщина. Не Лола. Обращалась с нескрываемым удовольствием. Этот месяц был щедр на необычные ощущения.
— Это Кассандра Котри. Из компании. Как дела?
— Алло, — повторил я, не будучи силен в телефонных разговорах.
— Я просто хотела узнать, как ваши дела.
Повисла пауза, по ходу которой я понял, что мне задали вопрос.
— Хорошо.
— Прекрасно! — (Горячая штучка эта Кассандра Котри, вспомнил я. Я разговаривал с горячей женщиной прямо сейчас.) — Так я и думала. Просматривала больничный отчет, там все отлично. Я очень рада. Мы так переживали за вас.
— Да.
— Давайте кое-что обсудим. Ваше возвращение. — Она выждала. — График составите, какой пожелаете. Мы хотим, чтобы вам было удобно. Но… не уверена, что вам это ясно… совершенно очевидно, что занятость пойдет на пользу. Вам, разумеется. Вас берут обратно, вы погружаетесь в дела, вы больше не просиживаете штаны дома. Я не говорю, что вы это делаете, — рассмеялась она.
На моем кофейном столике стояли четыре коробки мюсли, наполовину пустые, и еще валялось с полудюжины шоколадных оберток. На книжной полке поселился пакет скисшего молока, который я собирался выбросить еще пару дней назад, но постоянно забывал о нем и вспоминал, лишь когда садился. От провайдера пришло письмо, где говорилось, что, хотя (кавычки открыты) безлимитный тариф (кавычки закрыты) подразумевает отсутствие ограничений на скачивание, существуют определенные рамки разумного пользования и провайдер будет премного мне благодарен, если я умерю аппетиты.
— Я знаю инженеров. Они себе места не находят, пока не начнут строить. Итак… когда вы можете приступить?
— Гм, — сказал я. — Завтра.
— Завтра? То есть… отлично. Пусть будет завтра. — (Я услышал шелест бумаг.) — Это здорово. Я пришлю машину. Фургон.
— Легковую. У меня есть нога.
— Нога… Конечно она у вас есть. Я восхищена вашей активностью. Честное слово. Будет просто замечательно, когда мы покажем, что вы сумели сравнительно быстро и в полной мере вернуться к своим обязанностям. Тем меньше юридической волокиты. Понимаете?
— Нет.
Она рассмеялась. Но я не шутил.
— Тогда — добро пожаловать обратно… в седло. Завтра в восемь вас устроит?
— Договорились. — Я нажал на ЗАВЕРШИТЬ ЗВОНОК.
На экран вернулась домашняя страница. Мне назначили встречу. Я забил ее в дневник и проверил список звонков. Вот он, входящий. Длился три минуты и сорок две секунды. Какое-то время я рассматривал запись, так как в своем роде она была примечательной.
Я сходил в душ. Ненадолго, поскольку дома не было больничного стула, на котором я мог сидеть и чувствовать, как вода стекает по заднице. Надо бы прикупить. Я отодвинул шторку и допрыгал до полотенца. Можно было бы и не снимать Экзегезу — она была водоустойчивой, но тогда я не смог бы вымыть культю. Если что и нуждалось в мытье, так это она.
Вытершись на унитазе, я натянул чулок и приладил ногу. Не так уж часто я ее надевал с тех пор, как вернулся домой. Лола Шенкс была бы разочарована. Стоило мне встать, как гнездо сдавило культю, и я подумал: «Вот оно! Поэтому и не нравится». Но я проковылял в спальню и распахнул шкаф. Одевшись, я вернулся в ванную, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Опирался я преимущественно на здоровую ногу. Экзегеза, торчавшая из штанины деловых брюк, смотрелась не очень. Напоминала раздвоенный змеиный язык. Как будто я наступил на что-то, запутался и потащил за собой. Я разнервничался. То ли дело в больнице: много людей и у всех беда.
Я прошел в гостиную и сел на диван. Зазвонил телефон. Водитель. Я сидел и не отвечал. Телефон умолк. Потом зазвонил снова. На сей раз я отозвался:
— Здравствуйте. Я готов.
Меня встречал черный лимузин. Тучный водитель, с бородкой и в кепке, открыл дверцу, оповестив меня о прекрасном утре.
— Какой у вас интересный протез, — заметил он, когда мы выезжали на шоссе.
— Это Экзегеза, — объяснил я, оторвавшись от телефона.
Шофер смотрел на меня в зеркало:
— В самом деле? И как она работает?
— Преобразует кинетическую энергию в движение, — описал я ходьбу.
— Круто! — присвистнул водитель. — Обалдеть.
Мы въехали на подъездную дорожку под арку за главным входом. Водитель выскочил отворить дверцу. Не успел я запихнуть телефон в карман брюк, как водитель уже подавал мне руку. Я ухватился за нее, он поднял меня на ноги. Свет был яркий, и я сощурился. Ко мне шли двое: Кассандра Котри и высокий улыбающийся мужчина, которого я не знал.
— Вот и он, — произнес мужчина. — С возвращением!
Его бедж гласил: «Д. Питерс». Наверное, начальник моего отдела. Я не узнал его потому, что старшие менеджеры не появлялись в лабораториях. Д. Питерс протянул мне руку, и я пожал ее. Было странно, мы будто впервые встретились.
— Мы очень рады, — вторила Кассандра Котри. Она тоже улыбалась.
— Все уже обустроено специально для вас.
Мы направились к стеклянным дверям. Мне было немного неудобно, а крючья волочились по бетону.
— Интересная конструкция, — заметил Д. Питерс. — Что это такое, то есть как называется?
— «Экзегезис архион».
— А в чем идея? Я имею в виду дизайн?
— Экономит кинетическую энергию.
— Хм. Умно, — одобрил Д. Питерс.
Стеклянные двери раздвинулись. Мы ощутили искусственную прохладу «Лучшего будущего». Потолки в вестибюле были очень высокими даже для нас, привычных; стеклянная стена отделяла его от внутреннего дворика. Там жили птицы. Они всю свою жизнь проводили в компании. Два белых халата, шагавшие мимо, взглянули на мою ногу с профессиональным интересом. Трудно идти, когда обдумываешь движения.
— Я допущу вас до работы, — объявил Д. Питерс. — Но если вам что-то понадобится, что угодно, то сразу звоните мне.
— Хорошо.
— Молодчина.
Я было решил, что он потреплет меня по руке. Но нет. Он быстро ушел по своим менеджерским делам. Проводить совещания, например. Делать звонки. Мы, технари, не понимали, зачем компании столько менеджеров. Инженеры конструировали. Отдел продаж — продавали. Я даже мог худо-бедно понять кадровиков. Но менеджеры множились, несмотря на их весьма расплывчатые функции.
Кассандра Котри прокатала пропуск на доступ в корпус А. Я вошел следом.
— Надо же, вы и вправду ходите в этом, — удивилась она.
Я кивнул. Мы помолчали. У лифтов к нам присоединились еще несколько человек, но никто не сказал ни слова. Может быть, им было неловко в соседстве с моей ногой — или нет. Кто знает. Кассандра Котри внимательно изучала свой рукав. Лифт звякнул, и мы вошли. В кабину попытался протиснуться еще один человек, но Кассандра Котри его придержала:
— Не могли бы вы подождать следующего? Спасибо.
Двери сошлись. Зашумел мотор.
— У меня диастема, — призналась Кассандра Котри и чуть покраснела. — Щель между зубами. — Она сунула палец в рот и развела губы. Между клыками и коренными зубами зиял зазор почти в сантиметр. Она отпустила губы. — Я ходила к разным врачам, но все говорят одно и то же: неоперабельно. Там близко нервный пучок, а зубы сидят так, что трогать их нельзя, иначе будут осложнения. Паралич лицевого нерва. — Она трижды моргнула. — Мне пришлось нелегко. Я росла. Сидела на диете. Бегала, прыгала плюс система Пилатес. Вы, может быть, не поймете, но девочки из моего окружения были настроены жестко. Насчет внешности. Я сказала родителям, что хочу операцию и будь что будет. Они отказали. Мы ругались несколько месяцев.
Двери лифта открылись, Кассандра Котри выглянула наружу. Коридор был пуст. Я тревожно переступил.
— Но знаете что? Я рада, что я такая. Я горжусь этим. Нет, не горжусь. Я благодарю. За урок. Как ни старайся, совершенства не добиться. Вот мораль. Мы постоянно себя улучшаем. Берем под контроль все, что можем. Но сталкиваемся с какой-нибудь диастемой — и остается только смириться. Глубоко вздохнуть и признать: «Да, я такая».
