выбираешь пулю?
Я молча смотрел в её глаза и, честно признаться, думал совсем о другом. Радужные оболочки её глаз просто завораживали. К слову, я даже не обращал внимания на Эйба, который в этот самый момент кричал что-то вроде «соглашайся» в образе очередной стриптизёрши.
– Я пойду с тобой, – наконец вырвалось из моих уст. – Но давай больше без этих спектаклей. Здесь нет ни инструментов, ни холодильников. Застрелишь меня – и, считай, прощай, миллионное сердце и миллионный выкуп. Что бы тебя ни гнало с этого корабля, оно не позволит тебе совершить такую глупость.
– Не позволит, пока нет холодильника, – тут же поправила меня Джей.
– Да, пока нет холодильника, – улыбнулся я в ответ, и она медленно опустила пистолет. Следом она взяла рюкзак в руки и выкрикнула в сторону стола:
– Тейя, ко мне, детка!
В ту же секунду из ниоткуда появился маленький щенок и с невероятной скоростью рванул прямиком к ней в руки. Понятия не имею, что это за порода, но он был необычайно мил… Даже для меня. Зато всё сразу встало на свои места. Гордиться нечем, но в нашем мире животным совсем не сладко. Миллиарды голодающих по всей вселенной и гигантские корпорации, создающие органозаменители из биологического материала, – всё это превратило наших меньших братьев в ходячие мишени. И чем меньше их становилось, тем выше поднимался ценник на них. Как ей удалось сохранить этого щенка, ума не приложу. Но определённо долго скрывать такого пассажира будет непросто.
– Я нашла её пару неделю назад на одном из захваченных кораблей, – Джей почему-то посчитала нужным посвятить меня в историю её зверюшки. – Она залезла в мой рюкзак во время штурма. И я не знала, что делать.
– Ты же понимаешь, что этот щенок стоит дороже моих рук? – я решил убедиться, что мы оба правильно воспринимаем происходящее.
– Не намного, и тронь её хоть пальцем – клянусь, я тебе руки вырву! – мой комментарий явно пришёлся не по душе Джей.
– Да, да, я помню. Вырвешь руки, продашь и так далее, это часть нашего плана, между прочим. Я просто озвучил очевидное. Хочешь возиться со щенком – твоё дело.
Она хотела было что-то ответить, но неизвестный голос из рации в очередной раз прервал нашу увлекательную беседу:
– Джей, приём, ты меня слышишь?
– Да, Саймон, я здесь. Направляюсь к ангару, что ты хотел? – Джей мгновенно сориентировалась. По всей видимости, врать на ходу ей было не привыкать.
– Где именно ты, Джей? – интонация собеседника выдавало явное подозрение.
– Я… – торговка явно замялась.
– У меня для тебя три новости, Джей, – голос не утихал. – Хорошая, плохая и просто отвратительная.
Мы с моей новоиспечённой подружкой замерли в немом ожидании.
– Хорошая заключается в том, – этот зловещий тип всё не унимался, – что мы с Чипом сейчас в тюремной камере просматривали журнал сканера – и, ты не поверишь, у нашего гостя живое сердце! Настоящее, я смогу толкнуть его за двадцать миллионов. Но ты ведь это и так знаешь, да? Так мы плавно переходим ко второй новости, не очень хорошей. Этот пленник пропал, представляешь? Какая-то самонадеянная шваль решила меня обокрасть! Возмутительно. Ну и наконец последняя новость, Джей. Этот гадёныш притащил на наш корабль саму тьму. Исчадие ада, которое сожрало уже весь твой отряд, так что, будь добра… девочка, тащи его сюда, сейчас же! Или, клянусь, я вырву все твои органы собственноручно, один за другим, пока ты не станешь захлё… – Джей выключила рацию, так и не дав ему закончить, хотя, уверен, там был пламенный финал. Она закинула рюкзак на спину и бросилась в сторону двери:
– Давай, скорее, нам нужно торопиться!
Оказавшись вновь в огромном коридоре, я хотел было направиться в сторону хвоста судна, но возникший из ниоткуда образ Эйба преградил мне путь:
– В другую сторону, сэр.
– Чего ты ждёшь? – голос Джей был явно с ним не согласен. – Давай, вперёд!
– Эм… Может, в другую сторону? – попытался я внести контрпредложение.
– Ты спятил, что ли? – эта идея ей явно не понравилась. – Мы же оттуда пришли, там Саймон и его головорезы!
– Эйб? – я обратился к своему помощнику, желая узнать, что у него есть против таких железобетонных аргументов.
– Сэр, полагаю, Саймон и его головорезы – это не самое худшее, что сейчас есть на этом судне, – и действительно, похоже, Эйб был прав. Прямо перед нами в конце коридора начало гаснуть освещение. Один за другим выходили из строя все электрические приборы, и тьма приближалась с невероятной скоростью. Этот мрак поглощал людей один за другим, и лишь адские крики вырывались оттуда вперемежку с разрядами молний.
– Ладно, убедил, – вырвалось из уст Джей, и мы оба бросились что есть сил в противоположную сторону. Свет гас с такой скоростью, что наши шансы были практически ничтожны, но у нас был козырь в рукаве:
– Эйб, останови его! – едва успел я прокричать, как в тот же миг за нашими спинами захлопнулась очередная дверь шлюза, и запертый кусок коридора буквально выбросило в космос. Мы с ошарашенными взглядами наблюдали в иллюминатор, как огромный контейнер, который ещё секунду назад был частью нашего пути, медленно удалялся от судна.
– Эйб, он был там? – задавая этот вопрос, я даже не понимал, какой ответ пугал меня больше. Но здесь от меня мало что зависело.
– Конечно, нет, сэр.
– Но я видел его в шаге, – происходящее с трудом укладывалось в моей голове, но у кое-кого было определённо куда больше вопросов. И направленный в очередной раз на меня пистолет лишь подтверждал это:
– Всё, хватит, – Джей едва могла говорить сквозь сбитое дыхание. – Ты мне выложишь всё! Что это за тварь гналась за нами! С кем ты постоянно там разговариваешь и что, чёрт возьми, здесь происходит!
– Ладно.
Это было определённо не то воспоминание, которое хочется проживать снова и снова. Но, возможно, другого шанса не представится, и это последний раз, когда я могу поделиться истинной историей этого злосчастного рудника. Или, скорее, последний шанс раскаяться в том, что я наделал.
Всё же я не могу перестать думать о Джей. Уверен, у нас могло бы что-то получиться, если бы мы встретились при немного иных обстоятельствах. У неё большое доброе сердце, несмотря на весь ужас и злобу, через которую ей довелось пройти. Механическая мышца, что бьётся в её груди, по-прежнему способна к любви и состраданию, оказывается, она куда более сентиментальна, чем моё живое сердце, огрубевшее от жизни в роскоши
