Ознакомительная версия.
Я поднял оружие.
— Он нужен мне. Парк покачал головой:
— Нет. Мне нужно к жене и ребенку.
Он пошел вперед по коридору, уходя с линии огня.
— Мы можем поговорить, когда я их повидаю. Вперед по коридору, к своей семье, прочь от мертвеца, и я не убил его.
Вместо этого я прошептал про себя одностишие, очень короткое, которое сочинил тут же.
— Паркер Хаас, плачущая Омаха и его неспящая Роуз. Есть и другие вещи в жизни, кроме убийства. Я почувствовал, что у меня есть шанс быть рядом с ними. Хотя бы недолго.
Омаха плакала. А Роуз становилось все хуже.
Ее оживление в те часы, которые мы провели за разговором до прихода Парка, спало. Прошлое больше не поддерживало ее на плаву, и она снова тонула в настоящем. Я смотрел, стоя у двери в спальню, как Парк рассказывал ей правду о том, что случилось минуту назад. В ее состоянии хватило бы любого обмана, и, может быть, так было бы милосерднее. Но от этого честность просияла еще ярче.
Тогда я оставил их на несколько минут, достаточных мне, чтобы дотащить трупы через заднюю дверь по лужайке в переделанный гараж. Мультипликационные скелеты плясали на трех мониторах. Я секунду наблюдал за ними, потом вернулся к своей задаче.
Я нашел рулон брезента и отнес его в дом, накрыл самые большие лужи крови в гостиной. Целая охапка полотенец из ванной, рассыпанная по полу, снизу уже намокла. К тому времени, как я вернулся в спальню, мои штанины также намокли.
Парк левой рукой держал плачущую дочь и одновременно правой прижимал влажное полотенце к затылку Роуз. Роуз лежала лицом вниз на кровати, у нее дергались мышцы челюстей, задней поверхности ног, верхней губы. Она скрючила правую руку, словно лапу с когтями, и длинными дугами водила ею по простыням, обгрызенные ногти тихо скребли по ткани.
Она шептала:
— Вверх, вверх, шифт, пробел, пробел, пробел, вправо, таб, таб, вверх, пробел.
Парк посмотрел на меня:
— Это клавиши.
Я кивнул:
— Да. Заводной Лабиринт. Она сказала мне, что наизусть запомнила последовательность, по которой через него прошла.
Ее речитатив не умолкал. Бормочущее заклинание, эпопея ее подвига.
Я показал на пол:
— Можно сесть?
Парк не ответил. Я остался стоять.
Теперь он был неподвижен, с плачущим ребенком на руках и угасающей женой, которая с широко раскрытыми глазами лежала на кровати.
— Я должен что-то сделать.
Я оттянул брюки в тех местах, где они продолжали прилипать.
— Да, и я тоже.
Он взглянул на меня.
— Зачем вы здесь?
Только когда он задал вопрос, я понял, что не знаю ответ. Зачем я тут? Конечно, я давно должен был уйти. Завладеть диском, бросить трупы на их местах, смести все другие препятствия и выполнить свой договор с леди Тидзу.
Я заговорил без мысли, давая моим словам донести смысл до меня самого.
— Я здесь для того, чтобы кое-что закончить. Кое-что, над чем я работал много лет. Всю свою жизнь.
Омаха вдруг извернулась и чуть не выпала из его руки на пол. Он подхватил ее, это движение прервало речитатив Роуз, и стон сорвался с ее губ.
Парк закрыл глаза.
— Я не могу заботиться о них обеих. — Он открыл глаза. — Мне нужна помощь.
Я не пошевелился.
Он встал с кровати, подошел ко мне и вложил ребенка в мои руки.
Я уже давно осознал, что пистолет — это своего рода философский камень. Только вместо того, чтобы преображать все, к чему прикасается, в золото, пистолет преображает атмосферу вокруг себя. Отверждает края, обостряет воздух, придает сверкание ясности. Страх. Даже незаряженный пистолет может превратить воздух в любом помещении в чистый страх. В ту секунду, когда Парк передал мне свою дочь, я открыл для себя нечто иное, что тоже преображает все, что соприкасается с ним. Создавая элемент, который тоже отчасти состоял из страха, но еще и из удивления.
Омаха устроилась у меня на руках, перестала плакать, закрыла глаза и уснула.
Мы рассказали друг другу наши истории. Последние несколько дней наши пути переплелись и перепутались друг с другом.
Он не хотел отдавать мне диск, но дал посмотреть на его содержимое.
Я выполнил его указания, нашел и открыл секретный файл. Он объяснил мне смысл последовательности координат. Я подумал о нашем умирающем городе, который засеян спрятанной «дремой». Конечно, я сознавал, как немыслимо дорого стоит эта информация, но не понимал, как она может быть связана с леди Тидзу. Безусловно, она могла торговать «дремой», но сама мысль о том, что она покупает и продает ее по флакончику, казалась абсурдной. Скорее, она могла заниматься охраной и транспортировкой грузовых контейнеров с лекарством при отправке его в Азию или финансировать лабораторию по разработке аналогичного препарата.
Я спросил его, что еще есть на диске.
Парк почти без выражения посмотрел на меня:
— А что еще может иметь смысл?
Он ухаживал за женой. Я качал его дочь в одной руке и продолжил изучать диск.
На нем были фотографии Хайдо Чанга, вполне профессиональные, как мне показалось. Записи о продажах и покупках артефактов и золота «Бездны Приливов». Номера банковских счетов и коды. Порнография. И второй раздел.
Диск был разделен на две части. Я открыл вторую часть, думая найти там резервную копию первой, и вместо этого нашел заповедник дикой природы. Изолированный на диске фрагмент «Бездны Приливов» с тремя обитателями.
В узкой горной долине в обрамлении деревьев, за которыми синее вечернее небо превращалось в чистый лист, у затухающего костра сидели три искателя приключений. Женщина-воительница, половина лица обезображена страшными ожогами, палаш за спиной, переливчатые черные латы, добытые у кислотных жуков. Молодой и худощавый железный маг, вооруженный железным посохом и рукавицами, кожа в пестрых пятнах ржавчины. И старый подземный тролль с вытянутыми конечностями, на правой руке не хватает двух пальцев, остальные восемь оканчиваются желтыми, как слоновая кость, потрескавшимися когтями, босой, в залитых вином белых костюмных брюках и фраке на морщинистой голой груди.
Еще глубже в разделе находились логи и файлы, цифровые души персонажей. И акт купли-продажи товара.
Я открыл рот:
— Ага.
Парк обернулся от кровати:
— Что?
Я дотронулся до экрана.
— Я нашел, что искал.
Он повернулся к Роуз:
— И что теперь?
Роуз непрерывно шептала. Теперь ее тон изменился; она говорила уверенно и возбужденно.
— Таб, таб, контрол-пробел, трижды шифт-джей-вверх, пробел, пробел, пробел, возврат, вниз, экс.
Она зарыла лицо в матрас и закричала, перевернулась, потея и смеясь, потянулась вверх, схватила Парка, притянула его к себе и поцеловала.
— Я прошла! Черт, я его прошла! Никто не верил, что его можно пройти. А я прошла. В одиночку. Я победила Заводной Лабиринт.
Парк улыбнулся, отбросил влажные волосы с ее лба и поцеловал.
— Я слышал. Это здорово. Жалко, что я не видел.
Роуз резко села в кровати.
— Это было так здорово, Парк. Я просто поняла, что надо не пытаться пробежать в последний проем, пока он не закрылся. Если просто подождать, он снова распахнется. Я применила Жезл Торквина, заблокировала проем, проскользнула и оказалась в самом центре.
Он положил руку ей на щеку.
— А там что было?
Она покачала головой:
— Ничего. Вообще ничего. Просто тихо. Там было так идеально тихо.
Потом Роуз снова пропала, стала повторять свое приключение, начиная с первой клавиши.
Парк посмотрел на стену, за которой мы убили трех наемников.
— Сколько нам еще здесь безопасно оставаться?
Я ничего не мог придумать, как рассчитать и ответить на его вопрос:
— Здесь не безопасно. Риск растет с каждой секундой, которую мы находимся здесь. Но я не могу сказать наверняка, когда этот риск перевесит преимущество от того, что здесь нам придется оборонять только одну позицию, в отличие от поездки.
Он задумался.
— Они вернутся до темноты?
— А вашим соседям не покажется странным появление одетых в черное мужчин с автоматами наперевес, которые будут штурмовать ваш дом при белом свете дня?
— Сейчас? Сегодня? Не знаю.
Я пожал плечами:
— Тогда есть риск, что они могут прийти днем.
Он взял жену за руку.
— Мне нужно кое-что сделать.
Посмотрел на дочь.
— Я должен знать, что ей ничего не угрожает.
Чувствуя большое неудобство, я встал и поднес ребенка к нему.
— Всем нам что-нибудь всегда угрожает.
Он положил свободную руку малышке на голову и посмотрел на меня.
— Мне просто нужно знать, что она где-то в надежном месте. До тех пор, пока я за ней не приду. До тех пор, пока я не сделаю то, что должен. Вы знаете такое место?
Я чувствовал вес пистолета в кобуре на щиколотке, ножа в футляре у паха, боль от ожогов у меня на ногах. И я подумал о том, где маленькой девочке будет безопасно.
Ознакомительная версия.
