пересечь орбиту леди Арэх. Свиньи достаточно хорошо перенесли переход к невесомости – после всего, что им довелось пережить, новые ощущения даже воспринимались как нечто приятное, – но я прекрасно знал, что вскоре последует множество не столь приятных побочных эффектов, к которым мало кто из них готов. Системе очистки воздуха предстояло иметь дело не только с газообразными отходами, и я надеялся, что Сидра настроила ее должным образом.
Пинки воспринял невесомость как само собой разумеющееся. Вдвоем мы быстро добрались до рубки управления. Я мысленно отсчитывал минуты до того момента, когда нам потребуется обеспечить безопасность беженцев. Мы с Пинки договорились действовать совместно: ему предстояло связаться с леди Арэх и выяснить положение дел в цитадели, а мне – убедить корабль, чтобы он принял меры для защиты новых пассажиров. Если же из этого ничего не выйдет, имеется запасной вариант: возможно, Сидра все еще в сознании – она напрямую даст команду кораблю.
– Можешь сообщить леди Арэх, что мы летим к ней, – сказал я Пинки, после того как велел кораблю открыть для него канал связи. – Наше примерное время прибытия… через сто девять минут. Скорее всего, она не увидит нас, пока мы не окажемся прямо над ней, резко тормозя. Так что предупреди ее, пусть отменит боевой режим для всего оружия, которое у нее есть.
– Беспокоишься, что она может причинить нам вред?
– Больше беспокоюсь насчет того, что может предпринять в ответ «Коса».
Пинки и леди Арэх связались друг с другом; и хотя я был занят вопросом безопасности беженцев, я слышал большую часть разговора. Старые союзники – насколько я мог понять, даже старые друзья – едва не срывались на крик. Леди Арэх проклинала меня за то, что я рассказал Пинки о случившемся с цитаделью. Пинки злился на леди Арэх за то, что та решила, будто ему не хватит хладнокровия воспринять известие, как подобает разумному существу. Леди Арэх в свою очередь возмущалась, что он безрассудно пренебрег ее мудрым советом вести себя сдержаннее, а ведь ею двигали лишь забота и глубокое понимание того, на какие крайности он способен.
– Смелее тебя никого нет! – кричала она. – Не далее как сегодня ты был готов пожертвовать жизнью ради великого дела, ради нашей борьбы! Но тогда еще был шанс, клочок надежды, повод во что-то верить. После того что случилось с цитаделью, все кончено. Ничего уже не сделать, вообще ничего, и я не стану рисковать жизнью моего лучшего друга второй раз за день!
– Называешь меня смельчаком, а сама все от меня скрыла, хотя ему рассказала…
– Он должен был знать, что в цитадель уже нет возврата! – Голос леди Арэх дрожал от ярости.
Пока это продолжалось, я пытался сообразить, как объяснить кораблю, что ему придется позаботиться о себе самому. Вероятно, до него дошло мое послание, а может, и нет. Понять было невозможно.
Постепенно ругань и вопли сменились неким подобием рассудительного диалога, и наконец леди Арэх согласилась поделиться информацией, которую она получала из цитадели, – вернее, лишь малой ее толикой, поскольку данные, передаваемые по голосовой лазерной связи, приходилось сжимать почти до предела.
Но этого вполне хватило. Стало ясно, что надежды на спасение Снежинки и остальных нет. Цитадель пока невредима, но окутана густеющим облаком черных машин, частично или полностью скрывшим ее от глаз-мониторов, которые леди Арэх разбросала по всему Ржавому Поясу. Волки сбиваются в стаи вокруг маленького астероида и обрушиваются на него со всех сторон. Кое-что еще можно было разглядеть: цитадель отчаянно боролась, стреляя сгустками энергии из десятков прежде замаскированных орудийных установок.
Я прекрасно понимал, насколько тяжело было Снежинке принять решение. Имевшаяся у цитадели защита могла противостоять натиску волков лишь ограниченное время, и после ее применения не осталось никаких сомнений, что на орбите Йеллоустона есть люди, вооруженные могущественными машинами и преисполненные желания выжить. Снежинка, вероятно, была обречена с того самого мгновения, когда волки начали проявлять к цитадели сколько-нибудь заметный интерес. Активировав защиту, она фактически подписала себе смертный приговор.
Но добыча доставалась волкам дорогой ценой. Грозное оружие пробивало дыры в сгущающихся стаях, уничтожая и разбрасывая их элементы, как жужжащих черных мух. Стаи разваливались, превращаясь в кружевные лохмотья, а затем исчезали полностью, но на их место тотчас приходили другие, будто волны накатывались на берег. Рои волков устремлялись к цитадели из разных мест Ржавого Пояса, обеспечивая практически нескончаемое подкрепление. Как обычно, волки были готовы нести тяжкие потери на ранних этапах битвы, изучая обстановку и приспосабливаясь к ней. Рано или поздно они скоординируют свои действия и модифицируют боевые механизмы либо за счет быстрой эволюции, либо найдя некий ответ в своих архивах. Они способны успешно противостоять любому когда-либо изобретенному нами оружию, так же как и оружию всех других рас, с которыми им доводилось иметь дело. Это лишь вопрос времени, когда они найдут способ одолеть Снежинку. Любые потери они считают не только приемлемыми, но фактически несущественными. Они не солдаты, а всего лишь детали чудовищной военной машины, действующей в масштабах световых лет и бесчисленных веков.
Есть ли у нас надежда победить такого врага?
Ни малейшей, подумал я. Полагать иначе – всего лишь тешить свойственное людям высокомерие.
Но стратегия выживания может быть и иной. Если бы удалось заставить волков признать, что полное истребление человечества – задача чересчур сложная, но зато нас можно укротить, это могло бы считаться победой. Величайшая сила волков заключается в их терпении, в готовности осаждать врага в течение миллионов лет. Если мы окажем достаточно жестокое и упорное сопротивление, они могут отложить решение нашей проблемы на потом, на один-два оборота Галактики. Для волков это вовсе не станет поражением, лишь передышкой. А мы, теплокровные короткоживущие существа, мыслим совершенно непостижимыми для них временными масштабами. Так бабочка-поденка может рассматривать лишний час как желанную отсрочку смертной казни.
Нам приходится мыслить, как поденкам.
– Соедини меня с ней, – сказал Пинки.
– Нет, – ответила леди Арэх. – Я не могу рисковать. У меня не было прямого контакта со Снежинкой уже сорок минут. Слишком велика вероятность перехвата.
– И все равно соедини.
– Дорогой мой Скорпион… – Ее голос сорвался на имени, которое он не желал носить. – Дорогой друг…
– Соедини, – громко сказал я. – Мне тоже есть что сообщить Снежинке.
Наступила тишина, нарушаемая лишь периодическим треском помех от орудийных разрядов.
– Я открыла канал связи. Только голосовой, без гарантии, что он долго продержится. Мы со Снежинкой уже попрощались.
– Тогда попрощаюсь и я, – сказал я. – Снежинка, надеюсь, ты меня слышишь. Я вижу, что ты делаешь, и это
