МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ №1, 2013 (4) - Виталий Тимофеевич Бабенко

В ПАРАДИЗ

Очарованный странник вышел

На лужайку из тёмной чащи,

Оказалось, что небо – выше,

Воздух – чище, вода – чуть слаще…

Обрели глубину и сочность

Краски дня, а как пахло мятой…

И решил он, что это точно

Место, где пребывает святость.

И на глаз – к звёздам много ближе,

От людей нехороших – дальше,

Он в миру для того и выжил,

Чтобы впредь не брести страдальцем.

Дом поставит гранитный, вечный!

Позабудет грех страшный, давний.

Но какой же чудак беспечно

Разбросал по лужайке камни?..

 Ошибся тот, кто без вниманья оставил первый поворот,нажав на кнопку зажигания, надеясь – может, пронесет.Решивший сразу несерьезно и возомнивший что пилот,с ума сойдет, замолит слезно,поняв, в какой взят оборот.И закричит: «С меня довольно!Прошу остановить полет!»А впереди уже раздольно разлит свет звезд. Там нет пустот.Не пожалеет он нисколько и о себе: Тот иль не тот?Не скрою – будет очень больно,пока с Земли не оторвет.Гул сопла давит монотонно,чужое тело, льется пот,снаружи и внутри все раскалено,души корабль вверх идет.Все позади. И лишь последней ступенью страсть с тебя спадет,толпой войдут в тебя мгновенья,и духа взлет произойдет!

У души есть незримые крылья,

Что возносят нас над суетою.

У души есть огонь негасимый,

Что нам путь освещает во мраке.

У души есть великая сила,

Что любовью нетленной зовется…

Тот, кто чувствует крылья – свободен!

Тот, кто дарит огонь – равен богу,

Тот, кто любит – крылат и бессмертен…

ЛЕТНЯЯ НОЧЬ 1933 г.

Перевод с английского: Виктор Воробьев

Я спать улягусь на лугу

И Вегу над собой зажгу

В тиши ночей июня.

Такая тишь, что и листок

Не дрогнет; только тень от ног

Восход укажет лунный.

Пространство – время: вечный круг

Мне стал подвластен как-то вдруг,

Где воздух лета сладок;

Мельканье ног нагих у терм,

Бег сонных тропок между ферм –

Для гостя мир загадок.

И, равный, я в кругу друзей

Сижу на вечере и всей

Душой, открытой счастью,

Внимаю, как ночей покров

Мне сладко будоражит кровь

И логикой, и властью.

Расставшись позже навсегда,

Мы вспомним вечера, когда

Мы страха рвали иго;

Львы скорби рвались за порог

И клали морды нам у ног,

А Смерть теряла Книгу.

На все четыре стороны

Луна осветит с вышины

Всех тех, кто мной любимы:

И краснобаев, и врачей,

Шутов, бродяг во тьме ночей,

И толстяков с худыми.

Она взойдёт на небосклон

Европы и повергнет в сон

ТЭЦ, храмы и плотины,

В музеи глянет свысока

Ленивым взглядом мясника

На пышные картины.

Но, к гравитации чутка,

Не видит скорбный мир, – пока

Мы, сытые как брёвна,

Из садика, где нам тепло,

Вздыхаем томно и светло

И терпим гнёт любовный.

И знать не знаем, впавши в сон,

Кому же Польша бьёт поклон

И где случилось горе;

Чьим тёмным играм и кому

Обязаны мы, не пойму,

Свободой в собственном дому

И пикникам на взморье?

Потоком мутным скоро сель

В прах разобьёт довольства хмель,

И Смерть могучим древом

Раскинет ветви свысока,

Так тихая таит река

Всю мощь морского гнева.

Когда ж вода совсем спадёт,

То в чёрной тине прорастёт

Пшеничный колос гуще;

Когда же монстры, пасть закрыв,

Затихнут средь обильных нив

И только строек мирный взрыв

Наполнит наши уши,

Пускай восторгов череда

Нам скрасит долгие года

Той силою чудесной,

Что, покрывая детский крик,

Является в счастливый миг

Из материнской песни.

Когда же возвестят отбой

Непредсказуемым порой

Тревогам и войдёт в покой

Ритм пульса нервных наций,

Простим убийц («се аз воздам»),

Чтоб одолеть в терпенье нам

Тигрицу – сгусток граций.