- Во! — кивнул Котов. — И математики, и физики, сука, с химиками, все там. Все как один шпионы — культурная публика, короче говоря. Шарашат себе тихонечко, формулы рисуют. А у меня тут одни блатари!
Вайзман все еще не понимал.
- Уголовники, — пояснил Котов. — Воры, убийцы, рецидивисты и прочая мразь.
Вайзман похолодел.
- Видать, кто-то не туда твою папку сунул. Невезучий ты какой-то, Математик. — Покачал головой начальник лагеря.
Эти слова задели Вайзмана гораздо сильнее, чем мог себе представить майор Котов.
- Что ж мне с тобой делать-то, Математик…. Котов поскреб небритый подбородок. — Ладно, — решил он. — Отправлю запрос в управление. Пусть сами разбираются. Придется тебе подождать — у них там сейчас работы до хера. Все везут вашего брата и везут. Везут и везут… Есть там кто еще на воле или все уже здесь? — Котов искоса взглянул на портрет Сталина над столом.
Иосиф не ответил — вопрос был риторический.
- А пока, Математик, молись своему еврейскому богу. Скажу тебе честно, шансов выжить у тебя мало. Это ж зверье, они ваш народец люто ненавидят. Мой тебе совет: хочешь жить — подставь жопу. Все. Лицом к стене! Руки за спину! Конвой! В десятый барак его!
Про жопу Иосиф не очень понял.
Вайзман прошел медосмотр (если медосмотром можно назвать пару косых взглядов пьяного врача), ему присвоили номер, который на ближайшие пятнадцать лет должен был заменить ему имя, внесли во всякие лагерные списки и ведомости, переодели в лагерную робу, и повели вселять в барак.
Как раз заканчивалась дневная смена. Зеков построили в ряд и пересчитывали. Сейчас в это трудно поверить, но в то время многие в Союзе сидели совершенно заслужено. Вайзман взглянул на этих, с позволения сказать, людей, с которыми ему придется жить бок о бок, и ужаснулся. Более отвратительного отребья он в жизни не видел. И как таких земля носит?
Когда Вайзман, (руки сцеплены за спиной, взгляд в землю) поравнялся с шеренгой заключенных, кто-то из них воскликнул:
— Братаны, смотрите! Это же жид!
По колонне прокатился возбужденный ропот и через мгновение каждый из них кричал ему в лицо: Жид! Морда жидовская! Сучара пархатая! Абрашка! Урки изливали на него тонны брани, показывали на него пальцами, словно он какой-то цирковой уродец, улюлюкали, плевали в его сторону, и каждый старался перещеголять остальных в масштабе унижения.
Жид. Жид. Жид. Это проклятое слово Вайзман ненавидел больше всего в жизни. Оно было для него олицетворением всего самого мерзкого, отвратительного и гадкого, что есть на свете. Жизнь сталкивала Иосифа со старыми евреями, всю жизнь проживших в этой антисемитской стране и научились не обращать на это слово внимания. Научились не слышать, не видеть, не замечать. Научились жить так, как будто и не было этой ненависти, окружавшей всех их с рождения. Возможно, со временем, он бы тоже стал таким. Тоже мог бы так — не слышать, не видеть, не думать. Но не сейчас. Сейчас это проклятое слово ранило в самое сердце, стучало в висках, не давало дышать. Вайзман смотрел на этих людей и видел только зловонные глотки. Все они слились в одну безликую черную массу.
- Может сразу его пристрелить? — сказал один из конвоиров. — Чтоб не мучался?
Чтобы как-то успокоиться, Вайзман стал считать. Он высчитывал, по методу мэй-хуа, какая гексаграмма зашифрована в его лагерном номере. Букву в номере он превратил в число, (номер позиции в алфавите) и разделил все числа на две части. Для каждой части проделал одну и ту же операцию — разделил на 8 (общее количество триграмм), отбросил остаток, снова умножил на 8, и вычел из исходного числа. В результате, получалось число от 0 до 7, оно соответствовало номеру триграммы, у каждой из них был свой номер. Таким образом, Иосиф получил две триграммы и соединил их в гексаграмму. Потом Вайзман определил подвижную черту, по времени, когда он получил этот чертов номер. Число часа (предварительно надо было перевести часы на китайское время) он разделил на 6 (общее количество черт), остаток указывал на позицию изменяющейся черты. Вторая снизу. Таким образом, в его лагерном номере была зашифрована гексаграмма #40 Освобождение, переходящая, после изменения второй черты с янской в иньскую, в гексаграмму #16 Вольность. Название этих гексаграмм говорило само за себя. Это были очень благоприятные знаки, они обещали удачу, свободу и хорошее настроение.
Для полного анализа предсказания, Вайзман применил трехчастный метод. Для этого он сначала получил еще одну, промежуточную, гексаграмму — распаковал первичную, отбросив самую верхнюю и самую нижние черты. В #40 скрывалась гексаграмма #63 Уже Конец. Эта промежуточная гексаграмма являлась своего рода мостом между первичной, которая указывала на ближайшее будущее, и вторичной, которая символизировала более далекие перспективы.
Затем Вайзман определил в первичной гексаграмме триграмму, обозначающую субъекта (по-китайски — «ти»), то есть его самого. Это всегда самая спокойная триграмма, с минимум (или совсем без) подвижных черт, то есть верхняя Молния. Остальные пять триграмм назывались «юн», и обозначали объекты, среду, все те внешние факторы, что оказывает влияние на субъекта. Далее, главная часть — Вайзман проверил взаимоотношения юн и ти по звездам порождения и разрушения пяти элементов.
Каждой триграмме соответствует своя стихия-элемент; всего 5 — Земля, Дерево, Огонь, Металл, Вода, и все они находятся между собой в тесном взаимодействии: например, дерево порождает огонь, но разрушается металлом, и так далее. Триграмма Молния как раз относилась к стихии дерева. Хмм, — подумал Вайзман. Все как будто в ажуре — единственная неприятность исходила от огня в промежуточной гексаграмме; дерево-ти порождало огонь-юн, а это плохо когда внутреннее порождает внешнее. Но в целом, соотношение благоприятных и неблагоприятных факторов было 4 к 1, а значит, можно было уверенно говорить об общей благоприятности ситуации. Напоследок, хотя при таком методе гадания это было не обязательно, Вайзман припомнил афоризм ко второй подвижной черте в первичной гексаграмме: «Убьешь трех лис в поле, получишь золотую стрелу. Настойчивость принесет удачу». Трех мне явно мало, мрачно подумал Иосиф. Я бы их всех пострелял. Вайзману казалось, что Книга над ним издевается. Он, можно сказать, угодил в пасть к дьяволу, а она с каким-то безумным оптимизмом твердит про Освобождение и Вольность. Но все же, не смотря на весь тот скепсис, которым он пропитался в последнее время, Иосиф стал чуть более уверен в себе. Человеку свойственно верить в хорошее.
Верховодил в этой зоне вор в законе по кличке Жора Расписной, известный, в соответствующих кругах, ростовский вор. Жил он (еще одно «удачное» совпадение), в том же бараке, куда вписали Иосифа. Когда Вайзман ввели в барак, Жора Расписной спокойно попивал чифир в компании своих ближайших шестерок. Свое погоняло Жора получил не случайно — начиная с шеи и до пяток включительно, на нем не было и сантиметра чистой кожи — все в наколках. По ним знающий человек мог подробно изучить всю Жорину биографию — сколько у него ходок за плечами, сколько он зарезал ментов, сколько баб трахнул, что он думает за жизнь, ментов и советскую власть, и как он нежно любит свою дорогую мамочку. Иосиф, конечно, не умел читать воровские татуировки, он вполне удовлетворился первым впечатлением: Жора был самый омерзительный тип из виденных им за этот день. Потому, видимо, он и достиг столь высокого положения в криминальной иерархии.
Иосиф сел на соломенный тюфяк. Прежнего постояльца этого роскошного отеля совсем недавно закопали в землю, на матрасе еще просматривалась вмятина от его тела. Урки выжидающе смотрели то на него, то на своего синего королька. Выражение их лиц Вайзману не понравилось.
- Вот это, спасибочки, начальнички, за подарок. Я, в натуре, тронут, — нарушил молчание Жора, плотоядно осматривая Иосифа — А то у меня на эту суку уже хер не встает, — он кивнул на какую-то мутную личность в конце барака. Если может такое быть, что от человека остается одна тень, то это был как раз такой случай. Этот несчастный единственный, кто никак не отреагировала на появление Вайзмана в бараке. Он сидел на нарах, втянув голову в плечи, словно ожидая удара, и смотрел в одну точку.
До Вайзмана дошло, наконец, про жопу. Иосиф внутренне содрогнулся, и его ладони непроизвольно сжались в кулаки. Ну нет, подумал он. Этого не будет.
- А че, симпатичная бабенка, скажи, Жорж? — cказал один из Жориных собутыльников, похожий на неандертальца. — Смотри, какая жопка. Кругленькая, крепенькая, — неандерталец облизнулся. — Сразу ему шершавого протолкнем, или допьем сначала?
Жора отвесил корешу пощечину и заорал на весь барак.
- Ты че, падла, вперед пахана целку ломать лезешь?! Закона не знаешь, падла?! Самого петухом сделаю!
