Ознакомительная версия.
16
Шанти
Она водила Чилаго весь день, но за исключением того разговора с девушкой по имени Эстер, по делу ничего не всплыло. Латинос работал, отдавал указания своим подчиненным, лично обходил все объекты. Он вел себя, как образцовый трудяга. Может даже идеальный. Шанти несколько раз сверялась с консольной схемой, и складывающаяся обстановка нравилась ей все меньше. Все объекты, которые посещал Чилаго, так или иначе были связаны с очисткой технической воды, задействованной в работе Барабана.
Проведя почти весь этот день на ногах, да еще с сенсором на увеличенной чувствительности в голове, Шанти так устала, что еле заставила себя заехать переодеться в гостиницу. Вайлис уже сменился, в номере дежурил парнишка, имени которого Шанти не помнила, но все звали его просто Каспер.
– Привет Шанти, – кивнул Каспер. – Тут тебя обыскался Давид.
– Какой Давид? – Шанти сделала вид, что пытается вспомнить.
– Ну, этот лощенный франузишка из отдела убийств.
– Ах этот. – Шанти переадресовала на оператора всю входящую информацию со своей консоли перед тем, как отправиться в Департамент очистных сооружения. У Давида должно было хватить ума догадаться об этом. Значит, он выяснил что-то серьезное. Шанти скинула ботинки и забралась с ногами на диван. – Что хотел, не сказал?
– Нет, но звонил раз пять. Давай-ка я тебе кофе сделаю. Выглядишь, как привидение.
– Каспер, ты ангел-спаситель.
Пока готовился кофе, Шанти послала Давиду текстовое сообщение: «Я у дежурных». Через полминуты пришел ответ: «Останешься одна, позвони».
Она переоделась и вернулась в комнату. Парящая кружка ждала ее на журнальном столике. Интересно, мелькнула ленивая мысль, физические журналы давно вымерли, а журнальные столики все еще в ходу.
– Каспер, есть работа, – сказала Шанти, отпила кофе и тут же закатила глаза. – Ммм, дружище, это лучший кофе с тех пор, как я покинула Термен Вокс.
– Я покупаю цельные зерна и мелю их вручную. Иногда анахронизмы не такая уж плохая штука. Так что ты хотела?
– Справку по карьерному росту Иеронима Хайека, кличка Чилаго. Прежде всего, как он оказался на том месте, где работает сейчас. Подавал ли рапорты, или его перевели в обычном порядке? Почему именно его, были ли другие претенденты? Если да, что с ними сейчас?
– ОК. Сделаем. Мне понадобится около тридцати минут. Подождешь, или переслать на консоль?
– Перешли. Кофе прекрасный, но мне нужно что-то поесть, иначе ДБ потеряет чертовски симпатичного оперативника. Если возникнет что-то экстренное, я «Под Барабаном», оттуда поеду домой.
– ОК.
Пересекая площадь Сахарова, Шанти набрала Давида.
– Что случилось?
– Кое-что по твоему приятелю, любовь моя. Знакомые из внутренней разведки поделились забавной информацией.
– Не тяни, Давид. Я очень устала.
– Понял. В общем, набор такой. Во время гражданского конфликта на Тито, он числился в отряде «Аламо».
– Что за конфликт?
– если кратко, наркобароны начали доставать местное население, те организовали отряды самообороны, ну и началось.
– А «Аламо»?
– Вот тут интересно. В этот отряд входили только бывшие военные. И за время конфликта они настолько серьезно натаскались, что их побаивались даже спецназовцы.
– Вот радость-то.
– Я еще даже не начал шутить, принцесса. Этот твой Чилаго специализировался на уничтожении стратегических объектов городских инфраструктур в районах, контролируемых синдикатами. Вот теперь можешь смеяться.
– Теперь я могу звонить босу и выписывать ордер.
– Вот тут сложности, – вздохнул Давид. – Все эти сведения Чилаго предоставил в добровольном порядке, когда заполнял анкету на поселение на Иводзиме. Официально, анкетные данные – закрытая информация, так что ты не сможешь ими воспользоваться. К тому же, военное прошлое не является поводом для возбуждения дела.
– А по совокупности?
– Не получится. Мы не знаем, что именно намерен купить Чилаго, и главное, не знаем, зачем. За исключением того разговора с барыгой, у нас ничего нет. Фактически, для регистратуры Чилаго – законопослушный гражданин.
– Черт. И что мне делать?
– Пока не знаю. Поезжай домой, выспись. Что-нибудь придумаем.
Брабек работает как заведенный. Как Машина, с мозгами, под завязку налитыми цифровыми алгоритмами, которые начисто выдавили все человеческое. Глаза за фиберглассовыми очками сощурены, движения скупые и точные. Ноги выполняют странные танцующие па, каждое из которых функционально предопределено. И все же это именно творчество, творение, потому что результаты по настоящему проявляются, становятся очевидными только на самой грани логики. Художник всегда бежит по лезвию, и всегда под дождем. Тьюринг может подавиться, потому что творение по сути своей неестественно, это чувственное и интеллектуальное извращение, перверсия, в процессе которой художник обязан заходить за рамки дозволенного, общепринятого, привычного глазу. Иначе все это теряет смысл. Иначе зритель не получит своей дозы эндорфинов, и пройдет мимо.
Тако следит за Брабеком из стеклянной кабинки под потолком. Следит, не отрываясь, и это не очень хорошо, потому что, – Брабек чувствует это внезапно вспотевшими ладонями и спиной, мгновенно покрывшейся мурашками, – подходит время очередной дозы. Тако может решить, что Брабеку достаточно, но что он может понимать? Наноамфетамины давно стали такой же неотъемлемой частью скульптора, как руки, кровь, легкие, печень и вдохновение. Выплывая из пространства кайфа, Брабек переставал быть собой, и превращался в биологический конструкт с единственной функцией – поиск наркотиков. Или как называл это Тако, «вырубка».
Тако славный, Тако хороший, но он не в теме. Он умеет чувствовать, рефлекторно, какими-то случайно не атрофировавшимися нервными сенсорами, прошедшими сквозь детство в гетто («Японский мальчик в черном гетто, Брабек, ни одной рифмы со словом счастье, так?»), сквозь нищету, миграцию с одной планеты на другую, сквозь все эти вечеринки вчерашнего дня. Он удивительный субъект в этом своем умении чувствовать. Но Тако не способен создавать, и потому он не в теме. Он только наблюдатель.
А руки тем временем исправно управляют двумя большими лазерными резаками, обтачивая грани блоков из прессованного мусора, любимого материала Брабека. Он прерывается, чтобы выдавить из баллона кляксу полиэпоксидного клея. Совмещает два обточенных блока. Внутри каждого из них выжжена полость, которая теперь хранит волосы Брабека. Скульптор оборачивается к новому блоку, когда слышит сигнал ручной консоли Тако.
– Секунду, – говорит Тако, и идет к двери.
Самое время. Брабек выуживает из кармана трод и прижимает его к телу. Легкий, почти приятный укол там, где нано-механизмы проникают сквозь поры кожи в организм скульптора. Отлично… Лазерные резаки взлетают и начинают обрабатывать новый блок. Отлично. Мусорная стружка мягко опадает на пол. Отлично. Брабек берет баллон и начинает обклеивать полость блока изнутри очищенными печатными платами. Все должно быть по настоящему, точно так, как он увидел, лежа на кафельном полу ванны. Это его последняя скульптура, он не может ошибиться. И потому: отлично, отлично, отлично…
На платформе было не протолкнуться, час пик, вся Иводзима, работающая стандартную шестичасовую смену, устремилась с работы домой. Игги чувствовал себя очень не уютно. Ему давно не приходилось бывать на фуникулерных станциях в моменты такого скопления народа. Охранники на рынке работали по двенадцать часов. Порой приходилось задерживаться, случалось, что удавалось уйти раньше. Но как-то эти моменты не совпадали с часами пик.
Между мощных лап бетонных отражателей висела яркая голограмма с логотипом газеты «Иводзима-Калт». Игги понятия не имел, что это такое. Его интересовал ряд цифр, горящих в верхнем левом углу голограммы: дата, время, точный интервал между отправлениями вагонов фуникулера. 20 августа, 06:55 PM, 00:03:30.
– Муравей в пути, – сказал Куст, накрывая ручную консоль рукавом. – Будет на Вест-Пойнте примерно через полчаса.
– Мы будем дольше добираться, – ответила за Игги Мэри.
– Ничего, он подождет.
Голограмма дрогнула и логотип «Иводзима-Калт» сменился объявлением: «Отойдите от края платформы». Вся толпа, словно специально настроенная действовать вопреки указаниям подалась вперед. Из бетонного кольца показалось обтекаемая морда вагона, с покрытием из пластика неприличного телесного цвета. Эти вагоны появились около месяца назад и мгновенно были прозваны «фунидилдо». Толпа подхватило Игги и потащила к вагону. Мэри вцепилась в его руку.
– Не вздумай меня потерять, напарник. Эта толпа действует мне на нервы.
Ознакомительная версия.
