Эдди, подходя к двери, подальше обошел место под слова.
На двери красовалась небольшая табличка, на которой значилось «Ликвидация и защита от Электронных Диверсий GmBH». Имелся и зарегистрированный именной логотип корпорации, судя по всему, кубик тающего льда.
Сардинка обратилась по-немецки к видеокамере двери; дверь распахнулась, и они вошли в вестибюль, заполненный взрослыми с бледными и перекошенными лицами. Все, как один, присутствующие были вооружены огнетушителями. Несмотря на атмосферу нервозной решительности и явной готовности к рукопашной, Эдди счел их за профессиональных преподавателей: скромно одетые, при галстуках и шарфах, узлы которых несколько сбились на сторону, диковинные татуировки на скулах, рассеянные взоры, слишком серьезные. Пахло в вестибюле неприятно, вроде как затхлым творогом и пылью книжных полок. Стены в пятнах грязи были увешаны схемами и диаграммами проводки, а вдоль них высились горы до отказа набитых коробок, помеченных неразборчивыми каракулями — какие-то архивы на дисках. По полу и по потолку змеились приклеенные скотчем электропровода и проводка оптоволокна.
— Всем привет! — объявил Эдди. — Как дела?
Защитники здания поглядели на него, отметили его комбинезон и среагировали с безразличным облегчением. Они заговорили между собой по-французски, очевидно, возобновилась ненадолго отложенная и исключительно важная дискуссия.
— Привет, — отозвался, поднимаясь на ноги, немец лет тридцати, притулившийся в уголке.
У него были длинные редеющие сальные волосы и бледное как поганка лицо со впалыми щеками. На носу у него сидел секретарский полуспецифик, а за ним прятались самые бегающие глазки, какие Эдди когда-либо доводилось видеть. Эти глазки то и дело шныряли из стороны в сторону, злорадствовали, скользили по комнате. Он протолкался между защитниками и неопределенно улыбнулся Эдди:
— Я ваш хозяин. Добро пожаловать, друг.
Эдди пожал протянутую руку и бросил искоса взгляд на Сардинку. Та словно одеревенела и руки в перчатках засунула к тому же глубоко в карманы плаща.
— Ну, — забормотал бессвязно Эдди, поспешно отдергивая руку, спасибо, что согласились нас принять!
— Вам, наверное, захочется увидеть моего прославленного друга Культурного Критика, — с мертвенной улыбкой заявил хозяин. — Он наверху. Это мой дом. Он мне принадлежит. — Он огляделся по сторонам, лучась переполнявшим его удовлетворением. — Это моя Библиотека, видите ли. Мне выпала честь дать приют на Переворот великому человеку. Он ценит мои труды. В отличие от других. — Хозяин порылся в кармане мешковатых штанов. Эдди, инстинктивно ожидая увидеть раскрытый нож, был несколько удивлен, увидев, как хозяин протягивает ему старомодную визитную карточку с обтрепанными углами. Эдди глянул на нее.
— Рад познакомится, господин Шрек. Как поживаете?
— Волнующие настали времена, — с ухмылочкой заявил Шрек, потом коснулся своего специфика и прочел онлайн биографию Эдди. — Юный гость из Америки. Как мило.
— Я из НАФТА, — поправил Эдди.
— Борец за гражданские свободы. Свобода — вот единственное слово, что еще способно меня взволновать, — с настойчивостью чесоточного возвестил Шрек. — Мне нужно много больше американских задушевных друзей. Располагайте мной. И всеми моими цифровыми службами. Эта моя визитка — ах, позвоните по всем вашим сетевым адресам и расскажите своим друзьям. Чем больше их будет, тем счастливее вы сделаете меня. — Он повернулся к Сардинке. — Kafee, фройляйн? Zigarretten?
Сардинка едва заметно покачала головой.
— Как хорошо, что она здесь, — сказал Шрек Эдди. — Она поможет нам сражаться. Вы поднимайтесь. Великий человек ждет посетителей.
— Я поднимаюсь с ним, — сказала Сардинка.
— Останьтесь, — настаивал Шрек. — Опасность грозит Библиотеке, а не ему.
— Я телохранитель, — ледяным тоном возразила Сардинка. — Я охраняю тело. Я не охраняю гавани данных.
Шрек нахмурился:
— Тем глупее окажетесь вы.
Сардинка последовала за Эдди по пыльной, устланной цветастым ковром лестнице. На площадке направо имелась антикварная офисная дверь двадцатого века — из светлого дуба с матовым стеклом. Сардинка постучала; кто-то откликнулся по-французски.
Телохранитель толкнула дверь. Внутри офиса два длинных рабочих стола были заставлены престарелыми настольными компьютерами. За до половины задернутыми шторами виднелись решетки, какими были забраны окна.
Культурный Критик в специфике и в перчатках виртуальной реальности сидел в ярком пятне солнечно-желтого света, отбрасываемого установленной на полозе лампы верхнего света. Он грациозно тыкал кончиками пальцев в тонкий как облатка инфоэкран из тканой материи.
Когда Сардинка и Эдди вошли в офис, Критик свернул экран в рулон, снял специфик и отсоединил перчатки. У Критика оказались растрепанные волосы цвета соли с перцем, еще Эдди заметил темный шерстяной галстук и длинный бордовый шарф, наброшенный поверх прекрасно скроенного пиджака цвета слоновой кости.
— Вы, должно быть, мистер Дертузас из ЭКоВоГСа? — спросил он.
— Вот именно. Как поживаете, сэр?
— Отлично. — Он коротко оглядел Эдди. — Полагаю, его одеяние твоя идея, Фредерика?
Сардинка коротко кивнула, вид у нее был кислый. Эдди улыбнулся, порадовавшись, что узнал настоящее ее имя.
— Присаживайтесь, — предложил Критик и налил себе еще кофе. — Я бы предложил вам чашечку этого… но мой кофе… приправлен.
— Я привез вам вашу книгу. — Эдди сел и раскрыл сумку, а затем протянул Критику вышеназванный предмет.
— Великолепно.
Критик запустил руку в карман и, к удивлению Эдди, извлек из него нож. Щелкнув ногтем большого пальца, Критик выщелкнул лезвие. Сверкающий клинок с помощью фрактализации превратили с настоящую пилу; даже на самих зубьях имелись крохотные зазубрины. Это был складной нож размером с палец и острым как бритва лезвием длиной в руку.
Под неотразимой вспарывающей лаской ножа прочная обложка книги разошлась с тихим треском взрезанной ткани. Ловким движением из-под переплета Критик выдернул тонкий и мерцающий диск-накопитель. Книгу он положил на стол.
— Вы это прочли?
— Диск? — Эдди пустился в импровизацию. — Я решил, что он закодирован.
— И верно решили, но я имел в виду книгу.
— Думаю, она немало потеряла при переводе.
Критик вопросительно поднял брови. Брови у него были темные и густые, с глубокой складкой между ними, а под ними поблескивали запавшие серо-зеленые глаза.
— Вы читали Канетти в оригинале, мистер Дертузас?
— Я имею в виду перевод между веками, — сказал Эдди и рассмеялся. После прочтения у меня остались одни лишь вопросы… Вы могли бы ответить на них, сэр?
Пожав плечами, Критик отвернулся к ближайшему терминалу. Это был компьютер ученого, наименее обветшалая машина во всем офисе. Он нажал последовательно четыре клавиши; си-ди-ром завертелся и выплюнул диск. Критик протянул диск Эдди.
— Все ответы вы найдете здесь, во всяком случае, те, какие я могу дать вам. Полное собрание моих сочинений. Прошу вас, возьмите диск. Скопируйте его и отдайте кому пожелаете, разумеется, с указанием копирайта. Стандартная академическая процедура. Уверен, этикет вам известен.
— Большое спасибо, — с достоинством отозвался Эдди, убирая диск в сумку. — Разумеется, у меня уже есть ваши труды, но я рад получить исправленное и дополненное издание.
— Мне говорили, за экземпляр собрания моих сочинений можно получить чашку кофе в любом кафе Европы, — раздумчиво произнес Критик и, вставив закодированный диск, нажал еще несколько клавиш. — По всей видимости, цифровое отоваривание еще не вышло в тираж, даже в литературе… — Он уставился на экран. — Чудненько. Я знал, что мне еще понадобятся эти данные. И уж конечно, мне не хотелось бы держать их у себя дома. — Он улыбнулся.
— Что вы собираетесь делать с этими данными? — решился спросить Эдди.
— Вы правда не знаете? — ответил вопросом на вопрос Критик. — И вы из ЭКоВоГСа, группы, кичащейся всепожирающим любопытством? Что ж, думаю, это тоже стратегия.
Он нажал еще несколько клавиш, потом откинулся на спинку кресла и вскрыл пачку сигарет.
— Какой стратегии?
— Новые элементы, новые функции, новые решения — я не знаю, что есть «культура», но я точно знаю, что делаю я.
Критик медленно затягивался, брови его сошлись у переносицы.
— И что же это?
— Вы хотите спросить, какова скрытая концепция? — Он помахал сигаретой в воздухе. — У меня нет «концепции». Борьбу нельзя низводить до одной простой идеи. Я возвожу здание мысли, которое не должно быть, не может быть низведено до единой простой идеи. Я возвожу структуру, которая, быть может, наведет на мысль о «концепции»… Сделай я большее, сама система пересилит культурное окружение… Любая система рационального анализа должна существовать внутри крепкого и слепого тела человеческих масс, мистер Дертузас. Если какой-то вывод мы и сделали из опыта двадцатого века, то это он по меньшей мере и есть. — Критик вздохнул, выдохнув облачко ароматного медицинского тумана. — Я сражаюсь с ветряными мельницами, сэр. Это долг… Часто это приносит боль, но одновременно приносит тебе невероятное счастье, поскольку ты понимаешь, что у тебя есть друзья и враги и что ты способен удобрить общество противоречивыми точками зрения.
