у Бори дымилась сигарета, в руке он держал бутылку водки и поливал ею простыни.
– Ты что делаешь?!
– А ты как думаешь? – спросил он на удивление спокойно.
Я спросил:
– Боря, где ты это взял?
– У отца, – ответил Боря. – Я, конечно, очень повзрослел после смерти брата, но алкашку мне все еще не продают.
Ужасно циничная шутка, подумал я, но ничего не сказал.
Я сделал пару шагов к нему, под ботинками захрустели осколки. Все, что можно было сломать, Боря сломал. Все-все-все вещи, даже зубную щетку разломил пополам и вылил шампунь, из-за которого весь пол стал скользким и липким.
Мне стало очень страшно от творящегося бардака. Беспорядок и грязь очень меня пугают.
Я сказал:
– Боря, а зачем ты так сделал? Это же твои вещи. Как ты без своих вещей?
Он сказал:
– Как-нибудь. Или никак.
Я засунул руку в карман, нащупал холодный браслет. Эдуард Андреевич дал его мне (он мне очень доверяет) как раз на такой случай. Сказал, что он уже запрограммирован, и нужно только защелкнуть его на Боре, если вдруг тот будет вести себя неадекватно.
Я об этом в своей тетради не писал, потому что я боялся, что прочитает Боря. А браслет всегда носил с собой.
Я сказал:
– Боря, тебе сейчас очень больно, но глупости делать не надо, ладно?
– Какие глупости?
– Поджог.
Я обернулся к Андрюше, но тот и без моей команды взял коробку с Николаем Убийцей, которого надо было защитить в первую очередь.
Боря сказал:
– Какой поджог?
– Ты облил кровать водкой.
– Просто хотел, чтобы пахла, как дома.
Я сказал:
– Боря, пожалуйста, сейчас тебе нужно успокоиться.
Бутылка водки опустела, Боря швырнул ее в стену, и она с отчаянным и хлестким звуком разлетелась на осколки.
– А! – сказал Боря. – Вот еще.
Он схватил с моей тумбочки гвоздичный одеколон и принялся лить на кровать и его. К запаху водки, сигарет и шампуня добавился едкий запах гвоздики. Андрюша закашлялся.
Я сказал:
– Но зачем, Боря? Это правда ни для чего не нужно. Теперь нам придется переехать из этой палаты.
– И ладно! – сказал он. – И пусть!
А потом он запрокинул голову и закричал:
– Ненавижу все живое! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу все живое!
И я сказал:
– Но, Боря, это ведь все неживые вещи. Твоя фраза совершенно бессмысленна.
Не знаю, зачем я такое сказал. Наверное, не стоило.
Боря щелчком отправил недокуренную сигарету на балкон, обернулся ко мне, засмеялся, а потом резко выбросил вперед руку, и я увидел острые костяные когти. Я отскочил назад, и когти мазнули в сантиметре от моего живота, а потом исчезли с такой быстротой, какую я никак не мог осмыслить.
Боря сказал:
– Я совершенен.
Он сказал:
– Я, «блядь», совершенен.
И тут же он добавил:
– А ты думаешь, Максю из-за меня убьют? Тупой Макся, «проебал» детей. Но виноват-то я. Только вот я – товар. И мой брат – товар. Межгалактическая редкость. Вкуснятина. А Макся – просто Макся.
Я снова обернулся. Андрюши и Николая Убийцы уже не было, я слышал голоса девочек, они побежали, по-видимому, за Эдуардом Андреевичем (Максим Сергеевич больше не имел права за нами присматривать, а смену обещали прислать в конце недели).
Я думал: сейчас он все тут подожжет, вдруг его сочтут опасным, а ведь с ним все уже случилось. Он и вправду совершенен. Вдруг Боря не справится?
Я думал, что пожар, поджог, сделают его положение еще хуже. Это будет непоправимо. Бардак и поломки – все не так уж страшно, если вдуматься.
А поджог – настоящее антисоциальное поведение.
Поэтому, когда Боря достал спички, я вынужден был на него кинуться.
Боря куда более ловкий, чем я, а еще эта новая сила – я был совершенно уверен, что не справлюсь, но мне удалось сбить его с ног.
– «Сука»!
– Не ухудшай свое положение! – сказал я. Однако, это плохая идея – говорить длинные предложения во время драки.
Все было усеяно осколками: зеркало, чашка, люстра, лампочка, бутылка. Следовало действовать очень аккуратно.
Может, Боря израсходовал всю свою силу на эти жуткие когти, может, не умел еще управлять собой в полной мере, но больше ничего сверхчеловеческого он не делал.
Однако оставался ловким и умелым. Впрочем, на моей стороне играло упрямство, а это тоже крайне важное качество.
Я не давал ему вырваться, подобраться к упавшим спичкам. Мы возились на полу среди осколков, оба изранились, было больно, но я совершенно точно не мог сдаться.
Сдаваться и вообще плохо, а тем более – бросать в беде товарища.
Когда Боря снова рванулся за спичками, мне удалось навалиться на него сверху и заломить ему руку. Он больно пнул меня, но я даже не дернулся.
Мне все-таки удалось защелкнуть на нем браслет. Весь напряженный, он вдруг обмяк, я перевернул его. Борины глаза были открыты. Он сказал, на этот раз по-настоящему спокойно:
– Класс. Ты все-таки не полный отстой.
Потом Боря зевнул и закрыл глаза. Картинка показалась, мягко говоря, абсурдной – он весь был исцарапан осколками, изранено было его лицо.
Я осторожно вытащил маленькую острую звездочку из его щеки и увидел, как ранка затягивается почти мгновенно.
В этот момент и прибежали Эдуард Андреевич и Станислав Константинович, за ними следовали девочки и Андрюша.
– Молодец, Жданов, – сказал Эдуард Андреевич. – Настоящий боец.
– Что теперь с ним будет?
– Будем ждать, – сказал Эдуард Андреевич. – И смотреть.
Мне эти слова не внушили оптимизма.
А когда Станислав Константинович взял Борю на руки, я увидел, до чего же Боря еще ребенок, до чего он маленький.
Эдуард Андреевич пинцетом вынимал из меня осколки, их оказалось довольно много. Когда он закончил с моими руками и добрался до лица, я сказал:
– Нет. Дайте посмотреть.
Эдуард Андреевич кивнул, достал из ящика стола небольшое круглое зеркало для бритья.
Мое лицо было изранено довольно сильно. Я почему-то не испугался. Самый крупный осколок торчал совсем недалеко от глаза, снизу, там, где образуются синяки, если долго не спать.
Там и щипало больше всего.
Боря лежал на кушетке под привычным безжалостным светом. Мой нос наполнял сладковатый карболовый запах, а я думал о запахе хлорки в морге.
Боря лежал неподвижно, как и Володя.
– Он дышит? – спросил я.
– Да. Можешь подойти и посмотреть.
Я встал, подошел к кушетке.
Да, я увидел, как он дышит, и это меня немного успокоило.
– Его мозг перегружен переживаниями. Ему нужно отдохнуть. Знаешь, что такое милуокский протокол?
– Нет.
– Бешенство –
