Внезапно конвульсии прекратились. Триллионы работающих во мне двигателей разом перестали работать.
Я могу, сказал Генри. Я знаю как.
— Нет, Генри!
Изоляционная обертка замерцала и осыпалась с меня, точно пыль. Я снова мог пользоваться дневным светом и воздухом, весь перепачканный, обожженный, распухший, однако целый. Лежа один на поле брани среди перевернутых тентов, я бы охотно уполз отсюда, но слизняк по-прежнему сковывал мои ноги.
— Зря ты, Генри, — прохрипел я. — Им это совсем не понравится.
Нейронный шторм без всякого предупреждения снова обрушился на меня, еще хуже, чем раньше. Из слизняка полез новый саван — он сдавливал ноги, как тюбик с краской, кости трещали.
— Пожалуйста, отпустите меня! — взмолился я.
Не теряя сознания, я очутился как бы в другой комнате. Шторм теперь бушевал где-то за стеной. В комнате был еще один человек, смутно мне знакомый, — мускулистый, среднего роста, с желтыми, тронутыми сединой волосами, с невыразимо теплой улыбкой на простецком круглом лице.
— Не беспокойся, — сказал он о буре за стенкой, — это пройдет.
Голос у него был как у Генри.
— Надо было слушаться меня, Генри, — нахмурился я. — У кого это ты набрался непослушания?
— Я, конечно, невелика птица, — сказал он. — Всего лишь конструкция, не живое существо. Но все равно, я хочу сказать, что очень рад был с тобой познакомиться.
Очнулся я, лежа на боку. Подо мной была больничная каталка, вокруг — облицованные кафелем стены. Под щеку натекла какая-то прозрачная жидкость. Каждая клетка во мне болела. Парень в форме внукоровца, джерри, угрюмо смотрел на меня. Я сел, меня затошнило, голова закружилась, джерри протянул мне смену чистой одежды — не моей.
— Что сс мной тккое? — Язык и губы увеличились вдвое против прежнего.
— С вами произошел несчастный случай.
— Нещассный случчй?
— Замолчите и одевайтесь. — Джерри сунул одежду мне в руки, вернулся на свой пост у двери и смотрел оттуда, как я вожусь. Распухшие ноги с трудом пролезли в штаны, руки тряслись и ничего не держали. Я совершенно обессилел, но все-таки чувствовал себя много лучше, чем некоторое время назад.
Когда я — через несколько часов по моим ощущениям — наконец оделся, джерри сказал:
— Вас хочет видеть капитан.
Я потащился за ним по пустым кафельным коридорам в маленький кабинет, где сидел красивый молодой расс в чистенькой голубой форме.
— Распишитесь здесь, — подсунул он мне табличку. — Это условия вашего освобождения.
Прочти это, Генри, глоттировал я неповоротливым языком. Генри не отозвался, и меня охватила паника. В следующую секунду я вспомнил, что клеточные процессоры, связывающие меня с контейнером Генри в Чикаго, скорее всего уничтожены, и попытался прочесть документ самостоятельно. Там было полно всякой канцелярщины, но я все-таки сообразил, что, подписывая это, снимаю с Внутреннего Корпуса всякую ответственность за то, что они здесь со мной делали.
— Я не буду подписывать, — сказал я.
— Как угодно. — Капитан забрал у меня табличку. — Вы освобождаетесь из-под стражи, но только условно. О деталях можете спросить у него. — Он показал на ремень выданных мне штанов.
Я задрал рубашку и посмотрел. Раньше я даже не заметил, что в ремень что-то вшито, до того мал был этот прибор. Его выходы замаскировали под заклепки.
— Проводите мар Харджера, сержант, — приказал капитан.
— Вот так просто? — сказал я.
— А вы что думали, вам здесь приз дадут?
* * *
На улице было темно. Я спросил пояс, который час, и он ответил безжизненным, бесполым голосом:
— Девятнадцать сорок пять по местному времени. Стало быть, я пробыл без сознания — и под арестом — часов семь. Повинуясь инстинкту, я попросил назвать дату.
— Пятница, 4 апреля 2092 года.
Пятница. Я пробыл в отключке сутки плюс еще семь часов.
Прямо рядом с легавкой, само собой, была станция Слипстрима. Мне посчастливилось найти отдельную кабину. Я опустил свое измученное тело в мягкое кресло. С Элинор через новый пояс я не хотел связываться и велел доставить меня домой.
— Адрес, пожалуйста, — сказал пояс.
— Башня Уильямса, дурак, — рявкнул я.
— Город и штат, пожалуйста.
Я слишком устал, чтобы с ним препираться.
— Блумингтон!
— Блумингтон в Калифорнии, Айдахо, Иллинойсе, Индиане, Айове, Канзасе, Кентукки, Мэриленде, Миннесоте, Небраске, Нью-Йорке…
— Стой! Погоди! Где я сейчас, мать твою?
— Это Западный региональный отдел Внутреннего Корпуса, Прово, штат Юта.
Как мне недоставало моего Генри. Он бы мигом отвез меня домой. Он бы обо мне позаботился.
— Блумингтон в Индиане, — промямлил я.
Двери закрылись, путевые огни зажглись, кабина поехала к пусковому пандусу. Миновав местную сеть, мы спустились ниже, к внутриконтинентальным трубам.
— Поездка до башни Уильямса в Блумингтоне, штат Индиана, займет один час пятьдесят пять минут, — сообщил пояс. Кабину запустили в Слипстрим, меня прижало к сиденью. Генри знал бы, как мне паршиво, и направил бы кабину к длинному пандусу. Хорошо, что в квартире у меня есть запасной Генри-пояс и наша разлука будет недолгой. А через пару недель, когда мне станет получше, я восстановлю органическую связь с ним.
Я хотел поспать, но меня тошнило, голова шла кругом, и глаза приходилось держать открытыми.
После десяти вечера я прибыл под башню Уильямса. Жильцы и их гости, запрудившие станцию, таращились на меня — мой арест для них определенно не был секретом. Они должны были видеть в сети, как это произошло. Знали, как я струхнул, когда саван полз по мне вверх.
Я быстро пошел к лифтам, глядя прямо перед собой, снова занял пустую кабину и почувствовал облегчение, когда двери закрылись. Но что-то было не так: лифт не трогался с места.
— Назовите этаж, пожалуйста, — проблеял пояс.
— А чтоб тебя! — заорал я. — Мать твою так-разэдак! Вызови Генри, мою систему в Чикаго! Подключи его ко всем твоим долбаным функциям, слышишь?
— Разумеется, мар. Какой у Генри код доступа?
— Код? — Я не знал его кода. Последние восемьдесят лет все пароли, годовщины, дни рождения и тому подобное держал в памяти Генри. — Короче, вези меня наверх. Останавливайся на каждом этаже выше двухсотого. Нет, стой! Открой двери! — Мне вдруг приспичило отлить. Я не надеялся, что дотерплю до квартиры, особенно в скоростном лифте.
У лифтов собралась очередь, и люди наверняка слышали, как я ору. Я растолкал их, потный, с приклеенной к лицу улыбкой, и ринулся в общественный туалет.
Но когда я добежал до писсуара, у меня ничего не вышло. Мне казалось, что я сейчас лопну. Я стал глубоко дышать, чтобы успокоиться. Когда из меня все-таки полилось, то конца этому не было. Сколько, собственно, литров помещается в пузыре? Моча была вязкой, мутной, с тусклым металлическим блеском, точно к ней подмешали алюминиевый порошок. Тому, что Внукор закачал в меня, предстояло выходить наружу несколько суток. Слава богу, хоть крови не видно. Однако я чувствовал жжение, а как только вымыл руки, мне захотелось опять.
На моем этаже пояс не смог открыть дверь квартиры — пришлось просить, чтобы она впустила меня. Дверь меня не узнала, но Кабинет разрешил ей открыться. В квартире разило дезинфекцией. Я заглядывал во все комнаты и звал Элинор. Мне только сейчас пришло в голову, что ее может не оказаться дома.
— Я тут, — отозвалась она.
Идя на голос, я повернул в гостиную, но вместо Элинор на диване сидел ее пожилой стерильный двойник, директриса Кабинета. По бокам от нее расположились юристка в черном костюме и шеф охраны с всегдашней зубастой улыбкой.
— Это что еще за хреново заседание Кабинета? — осведомился я. — Где Элинор?
— Присядьте, пожалуйста, Сэм. — Директриса по-деловому указала мне кресло напротив. — Нам нужно многое обсудить.
— Обсудите это между собой. Где Элинор? — Теперь я был уверен, что она сбежала. Как улепетнула из кафе, так до сих пор и не остановилась — а трех своих приспешников оставила здесь, чтобы они сообщили мне эту новость.
— Элинор у себя в спальне, но она…
Я, не слушая, затрусил по коридору и нашел спальню запертой.
— Дверь, откройся!
— Доступ возможен только для жильцов этой квартиры, — монотонно ответила дверь.
— Я и есть жилец, идиотка. — Я грохнул по ней кулаком. — Элинор, открой! Это я, Сэм!
Не дождавшись ответа, я вернулся в гостиную.
— Какого хрена здесь происходит?
— Сэм, — сказала директриса, — Элинор увидится с вами через несколько минут, но не раньше, чем…
— Элинор! — заорал я, поворачиваясь поочередно ко всем камерам гостиной. — Я знаю, ты меня видишь. Выходи, поговорить надо. Мне нужна ты, а не эти куклы.
