потом мы постепенно перейдем и к другим звездам… Так что, прежде чем сделаем какие-либо открытия и придем к какому-то выводу, на измерения какого-то параметра Вселенной можно потратить и десять, и двадцать лет. Это тема моей диссертации, но я думаю, что работать над нею я буду еще долго, возможно, всю жизнь.
– Получается, что вы все же не считаете астрономию скучной?
– То, чем я занимаюсь, по-моему, прекрасно. Войти в мир звезд – все равно что войти в безграничный сад. Нет двух одинаковых цветов… Может быть, эта аналогия покажется вам странной, но именно так я это ощущаю.
Она непроизвольным жестом указала на стену. Там висела картина – совершенно абстрактная, просто широкая, волнистая линия, проходящая от края до края. Заметив, на что он смотрит, она сняла картину со стены и протянула ему. Толстая волнистая линия оказалась мозаикой из разноцветных камешков, в изобилии имевшихся в этих местах.
– Очень мило, но что здесь изображено? Горный хребет, который виден отсюда?
– Наши самые недавние измерения мерцания Солнца выявили большую интенсивность, и вообще в этом году флуктуации были особенно выразительными. Это кривая энергии, излучаемой при мерцании. Знаете, на прогулках я всегда собираю здесь камешки и из них…
Но его куда сильнее очаровал другой изгиб. Слабый свет приборных ламп освещал одну сторону ее тела. Все остальное растворилось в окружающей тени. Как будто умелый художник провел на листе тонкой белой специальной бумаги изящную каллиграфическую линию тушью. Некая духовность, пронизывающая эту плавную кривую, наполняла, и идеально белую бумагу жизненной силой и содержанием… В городе за горами, где он жил, миллион, а то и больше хорошеньких молодых женщин, словно мириады молекул, вовлеченных в броуновское движение, непрерывно гонялись за внешними эффектами и тешили собственное тщеславие, не оставляя себе ни минуты передышки для размышлений. Но кто мог бы подумать, что на этой горе, о которой большинство горожан имеет самое смутное представление, живет нежная и тихая женщина, которая подолгу смотрит на звезды…
– Вы способны увидеть во Вселенной и явить человечеству такую красоту. Вот это настоящая редкость и к тому же везенье.
Он понял, что невежливо уставился на собеседницу, и отвел взгляд. Потом вернул ей картину, но она легонько подтолкнула ее обратно.
– Оставьте ее себе на память, доктор. Профессор Уилсон – мой научный руководитель. Спасибо, что спасли ему жизнь.
Через десять минут «Скорая помощь» удалилась в лунную ночь. По пути он медленно осознавал, что же именно оставил и получил сегодня на горе.
Женившись, он полностью отказался от попыток противиться времени. Однажды он перевез вещи из своей квартиры в ту, которую теперь делил с женой. А те, что не годились для совместного использования двумя людьми, он отнес в свой кабинет в больнице. Небрежно перебирая их, он нашел мозаику, сделанную из цветных камешков. Увидев многоцветную кривую, он вдруг понял, что со времени поездки на гору Сиюнь прошло уже десять лет.
Группа молодых сотрудников больницы отправилась на весенний пикник. Он придавал значение этой поездке еще и потому, что почти наверняка не получил бы приглашения туда и на будущий год. На сей раз организатор поездки с самого начала напустил туману – плотно задернул занавески на всех окнах автобуса и потребовал от всех по прибытии угадать, где они находятся. Тому, кто первым даст правильный ответ, был обещан приз. Он понял, куда они попали, как только вышел из автобуса, но промолчал.
Перед ним возвышался самый большой пик горы Сиюнь, сверкавший на солнце жемчужинами куполов.
Дождавшись, пока кто-то, явно наобум, верно назовет место, он сказал организатору поездки, что хочет подняться в обсерваторию навестить знакомых, и зашагал пешком по круто поднимавшейся вверх извивающейся дороге.
Он сказал почти правду, за исключением разве что того, что женщина, имени которой он даже не знал, не была штатной сотрудницей обсерватории. Наверняка ее давно уже нет здесь. Он даже не собирался заходить внутрь, просто хотел оглядеть то место, где десять лет назад его душа, горячая, сухая и яркая, как Солнце, превратилась в нить лунного света.
Час спустя он добрался до вершины горы и белых перил обсерватории. Краска на них потрескалась и выцвела. Он молча рассматривал теснившиеся на небольшой площадке корпуса. Место мало изменилось. Он быстро нашел куполообразное здание, в которое когда-то входил, сел на каменный блок, лежавший в траве, закурил сигарету и зачарованно уставился на железную дверь здания. Из глубин памяти всплыла сцена, которую он так долго лелеял: полуоткрытая железная дверь в луче лунного света, похожего на воду, и легкое перышко, вплывающее в комнату…
Он был настолько погружен в это давнее воспоминание, что не удивился, когда произошло чудо: железная дверь обсерватории действительно открылась. На солнечный свет выплыло то самое перышко, которое когда-то соткалось из лунного света. Женщина быстрым шагом прошла, почти пробежала, в другую обсерваторию. Он видел ее не более двадцати секунд, но знал, что не ошибся.
Через пять минут они встретились.
При ярком освещении она оказалась именно такой, какой он ее себе представлял. Он не удивился этому. А ведь прошло уже десять лет. Ну, не должна была она выглядеть точно так же, как та женщина, едва освещенная несколькими лампочками приборов и луной. Он был озадачен.
Она была приятно удивлена, увидев его, но не более того.
– Знаете, доктор, я посещаю все обсерватории, работающие по моей теме. В этом году я приехала сюда всего на полмесяца. И почти сразу снова встретила вас. Это, наверно, судьба!
Небрежно брошенная последняя фраза подтвердила его первоначальное впечатление: увидев его снова, она не почувствовала ничего, кроме удивления. Но все же узнала его, хотя прошло целых десять лет. В этом он находил какое-то утешение.
Для начала они перекинулись несколькими словами насчет судьбы того ученого-англичанина, из-за травмы которого он приехал сюда впервые. И лишь потом он осведомился:
– Вы все еще занимаетесь мерцанием звезд?
– Да. Два года я наблюдала за мерцанием Солнца, а потом перешла к другим звездам. Вы наверняка понимаете, наблюдение за другими звездами требует методов, не имеющих ничего общего с теми, какими мы изучаем Солнце. Проект не получил тогда нового финансирования и прервался на много лет. Мы возобновили его – и то в объеме, далеком от предусмотренного, – лишь три года назад. Сейчас мы наблюдаем только двадцать пять звезд. Но их все прибавляется.
– Вы, наверно, сделали много новых мозаик?
Улыбка, которую он когда-то
