Эдмонд Гамильтон
Изгнанник
Как я жалею сейчас, что мы разговорились тем вечером о научной фантастике! Ведь если бы этого не произошло, меня не мучила бы до сих пор эта странная, невероятная история, которую невозможно ни опровергнуть, ни доказать.
Мы собрались вечером, четверо профессиональных писателей-фантастов, и, я думаю, делового разговора было не избежать ни при каких обстоятельствах. И все же мы удерживались от него в течение всего обеда. Мэдисон с выражением рассказал нам о том, как ходил на охоту, а Браззель затеял дискуссию о шансах Доджера на предстоящих выборах. И надо же было мне перевести разговор на фантастику.
Я вовсе этого не хотел. Но мне вдруг показалось забавным, что поведение нашей четверки ничем не отличается от поведения самых обычных, ничем не выдающихся людей.
— Защитная окраска, вот как это называется, — объявил я. — Сидим здесь и стараемся выглядеть не хуже других!
Браззель посмотрел на меня, несколько раздраженный тем, что его перебили.
— О чем это ты?
— О нас, — ответил я. — До чего же хорошо нам удается играть роль солидных, довольных жизнью горожан! Но ведь это не так, и все мы прекрасно понимаем, что к чему. Мы активно недовольны тем, что происходит на Земле и вокруг нас, и именно поэтому выдумываем один воображаемый мир за другим.
— А та маленькая деталь, что нам за это платят, здесь, естественно, вовсе ни при чем, — саркастически заметил Браззель.
— Нет, почему же, — согласился я. — Но ведь мы придумывали самые невероятные миры и людей задолго до того, как напечатали хотя бы одну строчку, Разве не так? И даже когда были совсем маленькими. А все потому, что мы не чувствуем себя на Земле, как дома.
Мэдисон фыркнул:
— Вряд ли мы чувствовали бы себя лучше на тех планетах, которые выдумали.
Вот тогда Гаррик, четвертый в нашей компании, вмешался в разговор.
Он всегда вел себя несколько странно. Мы вообще мало его знали, но он нам всегда нравился, и мы восхищались его рассказами. Особенно хорошо удалась ему одна серия о воображаемой планете, которую он описывал до мельчайших подробностей.
— Это произошло со мной, — сказал он Мэдисону.
— Что с вами произошло? — спросил Мэдисон.
— То, что вы только что предположили: однажды я написал о воображаемой планете, а затем мне пришлось жить на ней, — ответил Гаррик.
Мэдисон рассмеялся:
— Надеюсь, там было лучше, чем на тех мрачных мирах, которые так и лезут мне в голову.
Но Гаррик даже не улыбнулся.
— Я бы многое изменил, — пробормотал он, — если б знал, что мне придется когда-нибудь там жить.
Браззель подмигнул нам, а затем, не мудрствуя лукаво, заявил:
— Мы вас слушаем, Гаррик.
Гаррик начал свой рассказ медленно, делая паузы после каждых нескольких слов.
Это произошло после того, как я переехал в дом рядом с энергостанцией. На первый взгляд может показаться, что место это неспокойное, но на самом деле там, на окраине города, стояла полная тишина. А тишина была мне необходима, чтобы писать.
Я сразу приступил к работе над новой серией рассказов; действие в них происходило все на той же воображаемой планете. Я начал с детального физического описания этого мира и той вселенной, в которой он находился. Я с головой ушел в работу, ничего не замечал кругом, а когда кончил писать, в моем мозгу как будто что-то щелкнуло!
Это было короткое и необычайно странное ощущение, которое почему-то напомнило мне процесс кристаллизации. Я замер, подумав, что схожу с ума… Ведь внезапно я совершенно отчетливо почувствовал, что вселенная и тот мир, о которых я писал весь день, выкристаллизовались и обрели физическое существование.
Естественно, я отмел эту нелепую мысль в сторону, вышел из дому и вскоре обо всем забыл. Но на следующий день произошло то же самое. Я работал над обитателями моей вымышленной планеты. Я сделал их людьми, но отказался от идеи высокой цивилизации — иначе мне не удалось бы создать те конфликтные ситуации, которые были необходимы для рассказа.
Итак, я создал свой воображаемый мир с полуцивилизованными людьми. Я описал их жестокость и предрассудки. Я представил себе их красочные, но безвкусные города, и, как только я отложил перо в сторону, в моем мозгу опять что-то щелкнуло!
На этот раз я был неприятно поражен. Ведь еще сильнее, чем раньше, крепло во мне странное убеждение: то, о чем я писал, ничего не замечая кругом, становилось реальностью.
Я попытался рассуждать логически, стараясь переубедить себя. Если я действительно создал реальный мир и вселенную, то где они находились? Уж по крайней мере не в окружающем меня космическом пространстве: не могло в нем существовать двух совершенно различных вселенных.
Но, может быть, мое воображение сделало их реальными в каком-нибудь незаселенном, «пустом» космосе? Или в другом измерении? В пространстве, где существовали свободные атомы, материя в хаотичном состоянии, которая стала принимать формы от силы концентрации моей мысли?
Чего только я не придумывал, скорее фантазируя, чем рассуждая, пытаясь применить законы логики к несуществующему. Как получилось, что до сих пор мои фантазии никогда не становились реальностью? Что ж, это можно было объяснить, ведь рядом находилась мощная энергостанция. Какая-нибудь неподдающаяся расчетам крохотная утечка неизвестной энергии могла фокусировать образы, на которых я концентрировался, передавая их в пустое космическое пространство, где и происходило формирование материи согласно тому, что я воображал.
Верил я такому объяснению? Нет, не верил. Просто знал, что так оно и есть. Я понимал, что это невероятно, что мое воображение не могло создать реальной вселенной в другом измерении космоса, и тем не менее был абсолютно убежден в том, что именно так все произошло.
Забавная мысль пришла мне в голову. Мне стало интересно: а что если я воображу себя в этом другом мире? Я тут же уселся за стол и стал одним из миллионов людей, населяющих этот мой воображаемый мир, сочинил себе целую родословную, наделил семьей, придумал весь свой жизненный путь вплоть до настоящего момента. И в моем мозгу щелкнуло!
Гаррик замолчал, глядя на пустую чашечку, которую медленно вертел в руках.
Мэдисон поторопил его:
— И затем вы, конечно, очнулись, увидели прекрасную девушку, которая склонилась над вами, и спросили: «Где я?»
— Да нет, все не так, — вяло ответил Гаррик. — Совсем даже не так. Я очнулся в этом другом мире, верно. Но это было не пробуждение: просто я внезапно там оказался.
Я остался самим собой, но только тем, которого вообразил. Этот другой я всегда здесь жил, так же как его многочисленные предки. Не забывайте, я очень тщательно все придумал.
И в этом созданном, воображаемом мире я был так же реален, как в своем собственном. Хуже не придумаешь: эта планета и ее невысокий уровень цивилизации были до боли реальны.
Он опять замолчал.
— Сначала я чувствовал себя как-то странно. Я шел по улицам безвкусных городов, смотрел в лица прохожим, и мне хотелось закричать им: «Я вас всех выдумал! Если бы не мое воображение, вас бы просто не было!»
Но я смолчал. Мне бы просто не поверили. Для них я был всего лишь незначительным, маленьким человеком, одним из многих. Как могли они догадаться, что и они сами, и их традиции, история, весь мир и вселенная были внезапно созданы моим воображением?
После того, как улеглось мое первое возбуждение, я понял, что мне здесь не нравится. Конфликтные ситуации и жестокость, которые так привлекательно выглядели на бумаге, были уродливы и неприятны в жизни. Мне хотелось только одного: как можно скорее вернуться в собственный мир.
И я не мог этого сделать! Просто не знал как. В моей голове, правда, мелькнула мысль, что мне следует попытаться вообразить себя в своем мире, но из этого ничего не вышло. Та самая неизвестная энергия, которая сотворила чудо, действовала лишь в одну сторону.
Не буду говорить, как мне было плохо, когда я понял, что навсегда обречен оставаться на этой жуткой для меня полуцивилизованной планете. Сначала я даже хотел покончить жизнь самоубийством. Но я этого не сделал: ведь человек может адаптироваться к чему угодно. И я адаптировался.
— И чем же вы там занимались? Я хочу сказать, кем стали? — спросил Браззель.
Гаррик пожал плечами:
— Я мало был знаком с техникой и ремеслами этого выдуманного мира. Ведь я умел только одно — сочинять.
Я невольно заулыбался:
— Не хотите ли вы сказать, что начали писать фантастические рассказы?
Он серьезно кивнул:
— Что еще мне оставалось делать! Ведь я ничего больше не умел. Я начал писать о моем собственном реальном мире. Для всех остальных мои рассказы были яркой выдумкой, и они имели успех.
