Наталья Владимировна Резанова
Кругом одни принцессы
Часть первая, по совместительству исполняющая роль пролога
В ДРУГОМ БОЛОТЕ
Маленькая девочка, лет пяти-шести, сочинила такую сказочку: «Жили-были петушок и курочка. Все они жили, жили, жили… Один раз курочка ушла в болото и потерялась. Петушок пошел ее искать. Искал, искал, искал… А курочка была в другом болоте…»
В. Я. Пропп. Русская сказка
Смерть – не трагический финал. Трагический финал – отсутствие смерти. Ибо смерть есть необходимое условие жизни. Иначе наступит бесконечная протяженность без времени и воли. Истинно говорю вам: бояться смерти так же бессмысленно, как бояться жизни. Это – одно и то же. Мы в состоянии победить протяженность, хотя не можем уйти от повторяемости. In my end is my beginning. In my beginning is my end. [1] А теперь – кругом, вшивые морды! Лечь! Встать! Лечь! Встать! Брюхо убрать! Как держишься, паскуда, ты у меня плац рылом будешь рыть! На то оно и рыло. Лечь! Встать! На месте бегом – арш! Вольно. Перекур.
Ну да, именно так все и было, как рассказывают. Примерно так. Слышу – стражники в коридоре хрипят, дверь распахивается под вопли: «Пало царство черного Габунда! Вы свободны, принцесса, выходите!» И появляется Он. Морда – за три дня конем не объедешь, лобик узенький, челюсть – с письменный стол, и разит от него хуже, чем от скотины. Герой, одним словом.
– Спасибо, – говорю я, стараясь не вляпаться в кровь, которая течет по коридору. – Зря вы, однако, так круто. Стражники по большей части люди семейные. Теперь пенсию вдовам и сиротам выплачивать…
Смотрю – не понимает. Ни единого слова. И вообще ждет чего-то другого.
– Ну пошли, – говорю.
Выходим мы из башни, и тут встречают нас восхищенные толпы и, слава Богу, оттирают меня от моего спасителя. А у меня, стало быть, остается время подумать.
До сих пор не знаю, чем и как он замочил Габунда. То ли старикашка, как увидел его, лопнул со смеху, то ли они поспорили, кто кого перепьет, и Габунд проиграл.
Короче, возвращаюсь я в свои апартаменты, моюсь, чищусь, переодеваюсь. Смотрю – герой тем временем распоряжается во дворце как у себя дома, и, похоже, никому в голову не приходит ему возразить.
Вызываю его – а разговаривала я с ним вежливо, и это была моя большая ошибка, слов нет, как люди неверно истолковывают нормальную вежливость, поэтому, наверно, ее так редко применяют, – говорю: так мол и так, уважаемый герой, вам положена награда, ступайте в сокровищницу и выбирайте себе что угодно.
Что он слишком много нахапает, я не боялась – уже успела проверить ресурсы и просчитала, что на некоторые траты государственная казна пока способна.
Он глазки выпучил и говорит:
– Не этой награды я ожидаю.
– А какой?
Он сально ухмыляется.
– Какой положено.
Я прикидываюсь дурочкой.
– А какой положено? И, кстати, кем положено, кому и куда?
– Как это? Ваша рука и корона.
– С чего бы? Я никому за свое спасение награды не предлагала. И батюшка мой, упокой, Господи, его душу, тоже, поскольку усоп до того, как Габунд власть захватил.
А герой не унимается, и на роже его – искреннее возмущение: принято, мол, так. А меня пресловутая вежливость подвела – вместо того, чтобы спросить: «Ты когда в последний раз ноги мыл, милый?» – говорю: «Надо, стало быть, с министрами посоветоваться». Я, дура, и впрямь надеялась, что они мне посоветуют, как от жениха отвязаться.
…Конечно, знаю, что не красавица. А тогда, кстати, была еще хуже. Бледная, как поганка. Пятилетнее сидение в башне – оно никого не красит. Ну и что?
А министры – наоборот. Полный наоборот, козлы! Проблема, якобы, с престолонаследием разрешилась сама собой. И народ туда же, ликует. Вот пришел настоящий мужчина, не то что этот чахлый маг, теперь уж заживем! А про то, что Габунд хотя и сволочь был, и узурпатор, и меня угнетал, а правил дельно, и государственную казну оставил полной под завязку – забыли. И про то, что законная наследница престола – это я, тоже забыли, причем напрочь. Короче, я была близка к тому, чтобы заявить: «Спасибо, я лучше обратно в башню». Остановило меня то, что сидением в башне теперь явно было не отделаться. Габунд был гад не из самых крупных, на мою персону ему было наплевать, потому как только власть обожал, а заточил все же не в темницу, и харч был приличный, и книги из дворцовой библиотеки приносили. А тут… Мерещилось мне только два выхода – либо в пруд, либо в монастырь. Но как-то они мне не очень нравились. Выбрала я все же пруд – но не в том смысле, что бросилась туда, а разыграла классический сценарий. Платье там сложенное, туфельки плавают среди кувшинок, а сама – лесом, лесом и до границы.
Ответственность? Не вешайте мне лапшу на уши! Кто-нибудь из моих любезных подданных шевельнулся, когда Габунд захватил престол и заточил меня? Нет, они сидели и ждали, когда придет герой. В одной книжке, которую я прочитала в башне, были такие слова: «Каждый народ получает такого правителя, какого заслуживает». Пусть и жрут теперь своего героя, пока блевать не начнут!
Откуда слов таких нахваталась? Все оттуда же, из башни. Как стражники за дверью лаяться начнут, поневоле весь лексикон выучишь.
Ладно. До самой границы особых приключений со мной не приключалось. Только как-то раз на тропинке наскочил на меня то ли герой какой, то ли бандит. Хотел ли он меня убить, ограбить, или еще чего, и в каком порядке – не знаю, он не предупреждал. Просто бросился. Я успела только кулак выставить, и он на него налетел. И упал. Смотрю – а он мертвый. То ли о камень придорожный голову разбил, то ли что… Мышцы-то? Да уж тогда были примерно такие. Мы грамотные, знаем, как от неподвижной жизни можно разжиреть даже при скромных харчах. Поэтому все пять лет я старательно отжималась и поднимала тяжести. Под конец приноровилась отдирать стол от пола, а он был дубовый и к полу привинчен.
Короче, забрала я у покойника кошелек, вещички кое-какие и меч, конечно. Для одного только фасона. Мускулы мускулами, а драться я тогда не умела. Тем более на мечах. Это уж после, когда я служила в МГБ… Но я забегаю вперед.
Итак, оказалась я на соседской территории. Иду себе и вижу: лужок, в отдалении пасутся овцы, в приближении – свиньи, а на первом плане стоит в задумчивости молодая девица. Хорошенькая. Глаза голубые, кудряшки золотые, кожа белая, и платье на ней совсем не крестьянское. Обувка тоже. Хотя обувка уже почти совсем развалилась, для пешего хода не приспособлена. Я подхожу поближе – может, заблудилась, думаю? А она, завидев меня, заливается слезами. Неужто, думаю, я такая страшная стала? Но оказалась, не в том дело. Девица кинулась ко мне, как к родной, и начала излагать: она-де, дочка здешнего короля, каковой женился на женщине злой и уродливой, а у нее две дочки, такие же злыдни и уродины, как мамаша, и так они совместно мучают ее и угнетают – вот мачеха сослала ее свиней пасти… И плачет, и слезами заливается, совершенно искренне притом… Но меня почему-то кушают сомнения. Поскольку где-то я все это уже слышала. Или читала. И вообще я в злых мачех не верю. Меня саму мачеха вырастила, и лучше женщины я не встречала. Конечно, мачеха может оказаться злобной бабищей, но с таким же успехом ею может быть и родная мать. И потом, даже самая окаянная мачеха не пошлет падчерицу пасти свиней в кружевном платье и атласных башмачках.
В тот день я сговорилась с одной старушкой, чтоб переночевать у нее в хижине – она к детям на пару дней уезжала. В уплату я обязалась набрать ей хвороста. В тую хижину девицу я и отвела.
Говорю ей: отдохни пока, а я раздобуду чего-нибудь поесть. Оделась в старушкину рогожку, замоталась платком, меч засунула в середину вязанки хвороста и водрузила ее себе на спину.
Прихожу в город, а там – батюшки светы! – дым коромыслом. В чем дело, господа хорошие, спрашиваю? Опять, говорят мне господа хорошие, дочка королевская пропала, отец с матерью с ног сбились, ищут. А сестры? – продолжаю я и углубляю. – Ты что, тетка, спятила? – ответствуют. – Два брата у нее, старших, и никаких сестер.
