– Почему?! – все громче плакал мальчик.
– Потому что там опасно.
– А когда сможем?
– Я пока не знаю.
Джек оглянулся назад и, прежде чем погас верхний свет, увидел, что у Наоми тоже дрожит подбородок.
Он открыл свою дверцу и коротко сказал:
– Я быстро.
Выбравшись из машины, Колклу прополз по траве вдоль ограды и лег на живот в тени раскидистого тополя на краю обочины, чувствуя, как бьется сердце и как его удары отражаются от земли под ним, и прислушался. Он слышал, как плачет Коул и как Ди пытается его успокоить – прямо как в те времена, когда сын был совсем маленьким. Джек вытер глаза дрожащей рукой. Было очень холодно, а на шоссе царила мертвая тишина.
Они появились так быстро, что он не успел скатиться вниз по склону холма – две машины с выключенными фарами выскочили под визг шин из-за поворота, причем одна пронеслась всего в футе от его головы.
Потом эти два автомобиля умчались в темноту, пропав из вида, и постепенно шум их двигателей стих.
Глаза Джека забило пылью, на зубах у него скрипела земля, а в воздухе висел запах горящей резины.
Глава 4
На рассвете семья Колклу приехала в самый большой город после Альбукерке. Всюду горел свет, и заправочные станции манили яркими огнями. Они промчались по автостраде между штатами на скорости больше шестидесяти миль в час, и вскоре город скрылся из вида. Джек смотрел, как тот исчезает у них за спиной, в единственное оставшееся целым зеркало – со стороны Ди.
Затем они въехали на перевал и увидели маленькую метеостанцию у дороги – тусклый свет на невысокой гряде. В тридцати милях позади и к югу находился город, а вдалеке на западе высилась горная гряда, но ночь уже подходила к концу. Джек отчаянно устал, и у него болело плечо от отдачи после выстрела из дробовика. Дети не спали и смотрели каждый в свое окно, закрытое пластиком. Ди тихонько посапывала.
«Лендровер» съехал с перевала, миновал сосновую рощу и оказался в пустынной сухой местности. Когда появилось солнце, Джек разглядел вдалеке какое-то строение и убрал ногу с педали газа.
Мотель был давно заброшен, и его название на щите высотой футов в тридцать, который стоял у дороги, стерлось. Ди пошевелилась и выпрямилась, когда ее муж съехал на неровную асфальтовую дорожку.
– Ты собираешься остановиться? – поинтересовалась она.
– Мне нужно поспать, – объяснил Колклу.
– Хочешь, я поведу немножко?
– Нет, давай уберемся с дороги на день.
Он объехал здание мотеля, остановился за ним и выключил двигатель.
Вокруг царила церковная тишина высокогорной пустыни.
Джек посмотрел на индикатор топлива и обнаружил, что в баке осталось что-то между четвертью и половиной.
– Мы проехали пятьсот пятьдесят две мили, – сказал он, взглянув на одометр.
– И что? – равнодушно спросила его жена.
– Мы очень далеко от дома.
Они вошли в номер с двумя двуспальными кроватями, шкафом и старым телевизором с разбитым экраном. Стены украшали самые разные надписи, на полу валялись использованные презервативы, а в ванне было полно разбитых бутылок. Джек осторожно снял гниющие покрывала, чтобы не потревожить скопившуюся на них пыль, и они положили спальные мешки поверх старых простыней. Джек и Коул легли на одну кровать, Ди с Наоми – на другую. Когда солнце окончательно заняло свое место на небе, все четверо уснули.
Неожиданно Колклу проснулся и сел. Ди стояла около него. С потолка сыпалась пыль, а по прикроватной тумбочке со звоном перекатывалась стеклянная пепельница.
– Джек, что-то происходит, – прошептала женщина.
Они раздвинули занавески, перебрались через проржавевшую батарею и вылезли наружу в разбитое окно. Пустыня купалась в лучах полуденного солнца, а земля дрожала у них под ногами. Слышался звон осколков оконного стекла, скрипели двери… Муж и жена прошли к офису мотеля, и Джек осторожно выглянул из-за угла.
Мимо них по дороге двигался конвой из внедорожников, седанов высшего класса и пикапов, забитых вооруженными людьми, а также джипов, автоцистерн и школьных автобусов, которые ехали на приличной скорости, окутанные тучами пыли.
Джек повернулся к Ди и прошептал ей на ухо:
– Не думаю, что они смогут увидеть с дороги нашу машину.
Следующие пять минут длились невероятно долго. Супруги Колклу стояли около рассыпающейся бетонной стены мотеля, пока последняя машина конвоя не проехала мимо. Рев нескольких сотен двигателей начал стихать, но совсем не так быстро, как хотелось бы Джеку.
– Представляешь, что было бы, если б мы ехали по этой дороге на юг? – сказала Ди.
– Мы бы увидели их за несколько миль.
– В бинокль?
– Угу.
– Если бы я и дети спали, а ты не смотрел бы в…
– Не нужно, Ди. Они нас не видели. И мы не были на дороге.
– Но могли быть. – Женщина прикусила нижнюю губу и посмотрела на восток, в сторону низких коричневых холмов. – Мы должны быть осторожнее, – проговорила она. – Нужно постоянно думать о самом плохом. Я не переживу, если у меня на глазах мои дети…
– Прекрати.
Ди прошла вдоль стены и выглянула за угол.
– Их еще видно? – спросил Джек.
– Да. Солнце отражается от хромированных деталей машин.
Шума двигателей слышно больше не было.
– Они становятся все более организованными, – заметила Ди.
– Похоже на то.
Джек подошел к жене и тоже посмотрел на дорогу. Конвой, похожий на длинный сверкающий след улитки, уже находился в нескольких милях.
Наоми с Коулом спали в номере мотеля, а их родители сидели снаружи на бетонной дорожке и смотрели, как солнечный свет движется по пустыне. Ди держала в руке смартфон.
– Сигнала так и нет, – сказала она.
– А кому ты хочешь позвонить, сестре? – спросил ее муж.
Женщина вдруг заплакала, и Джек, не зная, что нужно сказать, молча обнял ее – впервые за прошедшие несколько месяцев. Он думал о том, как в последний раз разговаривал по телефону с отцом, примерно неделю назад, в воскресенье утром. Тогда Джек сидел на закрытом сетками заднем крыльце, смотрел, как оросительное устройство поливает цветы, и не спеша пил черный кофе. Они обсуждали предстоящие выборы, фильм, который оба видели, и финальную серию бейсбольного чемпионата.
Когда пришло время вешать трубку, Джек сказал: «Я позвоню на следующих выходных, папа», а отец ответил: «Хорошо. Береги себя, сынок». Они всегда так заканчивали телефонные разговоры. И теперь Колклу-младшего больше всего мучило то, что он даже представить себе не мог, что это была их последняя беседа…
Они с женой сняли одежду, которую надели три дня назад, и поменяли ее на чистую. Ди разожгла печку и, открыв две последние банки овощного супа, поставила его греться. А потом они сидели в полутемном номере мотеля, передавая друг другу постепенно остывающий котелок и последнюю бутылку воды.
Когда спустились сумерки, Джек встал посереди дороги и принялся разглядывать в бинокль пустыню.
На юге: ничего.
На севере: никакого движения, если не считать нескольких нефтяных насосов, торчавших тут и там, и зловещего дыма на далеком горизонте.
Колклу повернулся, услышав шаги, и увидел вышедшую на дорогу Наоми. Она убрала от лица доходившие до подбородка светлые волосы, и Джек заметил, что черная подводка для глаз, без которой дочь раньше не выходила на улицу, стерлась. А еще Ней вынула из ушей серебряные гвоздики и снова стала похожа на его маленькую девочку, только выросшую. Черты ее лица стали резкими; теперь они напоминали о ее германских корнях – точно так же в чертах лица Ди начала стираться миловидность жительницы Среднего Запада. Джек не мог вспомнить, когда Наоми в последний раз позволила ему себя обнять, и, если уж быть честным с самим собой, когда ему в последний раз этого хотелось. Он перестал видеть дочь за своими тревогами и ее готическим фасадом и только теперь впервые с очевидной ясностью понял, что за прошедшие два года стал чужим для двух самых главных женщин в своей жизни.
