К соболезнованиям добавил кучу сложно сплетенных словес с искренними моими уверениями в вечной дружбе между нашими королевствами и лично между нами – монархами, которым нечего между собой делить. Сообщил ей, что от дарованной ей всеобщей нобилитации баски отказались, но подсказал, что никто не мешает ей признавать их благородными рыцарями на территории Кастилии, как и нанимать этих превосходных бойцов на святое дело очищения полуострова от богомерзкой власти сарацин, в чем я никоим образом не собираюсь ей препятствовать.
Подписал «Франциск, Божьей милостью рей Наварры, принц Беарна и Андорры, сеньор Бискайи». Вот так вот в полную бочку меда капнул малюсенькую каплю дегтя. До вчерашнего дня титул сеньоры Бискайи принадлежал ей. Но лучше так, чем это дойдет до нее через десятые руки или через озлобленных на нас кастильских посольских. В любом случае искажений информации не избежать. Причем искажений не в мою пользу. Так что охапку соломы на место предполагаемого падения лучше бросить заранее.
Вызвал Микала, отдал ему запечатанное послание и приказал вручить его кастильскому послу для передачи в Мадрид. Заодно передать лично послу кошелек, в котором должно быть ровно пятьсот су. Вергельд за жизнь секретаря кастильского посольства должен быть уплачен по ставке кабальеро. Что хотите? Божий суд проигран, значит, Мамай – виновная сторона той первой дуэли, в которой этот секретарь погиб, как бы оно там на самом деле ни происходило. Ки́смет [4], как любит говаривать один мой знакомый сарацинский капудан. Заодно передать графу на словах мое восхищение его виртуозным владением рапирой. Польем и ему елея на сердце, не обеднеем.
А сам, отослав всех ближников из комнаты, прилег на кровать пострадать от потери близкого мне человека. Ну как близкого… Земляка. На чужбине это много. А так-то мы с ним особой дружбы не водили. Не до Мамая мне было, если честно. Но вот он был рядом со мной, как глоток родины. Было с кем хоть накоротке перемолвиться на русском суржике, приятном для уха. Теперь всё. Микал говорит скорее как лужицкий серб, чем русский человек. С ним мне проще на васконском общаться. Или на хохдойче, если я хочу, чтобы окружающие нас не поняли.
Нет, это просто невозможно так жить. Только настроился побыть в одиночестве – так приперся епископ Бильбао. Как такого перца не принять?..
Приказал младшему Базану проводить его ко мне и принести вина. Хорошего вина.
Встретил архиерея посередине комнаты с предложением, от которого тот не мог отказаться:
– Благословите меня, ваше преосвященство.
Тот, переложив посох в левую руку, десницей начертал на моем челе крестик, произнеся на латыни:
– Вот имя Отца, Сына и Святого духа. Аминь.
– Присаживайтесь, ваше преосвященство, – предложил я также на латыни.
– Благодарю, ваше величество, – слегка поклонился мне епископ, качнув фиолетовой шляпой, почти ковбойской по фасону, разве что тулья поплоще будет.
Ответил он мне также на церковном языке, или на языке межнационального общения в этой Европе, и сел на стул, расправив прямо-таки по-женски длинные полы своего облачения, прислонив посох к столу.
Я сел напротив, отметив, что епископ – модник. Надо же, шелковый муар где-то сподобился достать. Да еще пурпурный.
Вицеконде принес кувшин с вином, налил в два оловянных кубка темно-красной, почти черной жидкости и исчез, плотно затворив за собой обе створки двери.
Епископ, пригубив вино, причмокнул губами. Крупный аметист на его перстне выдал зайчик от посетившего мое окно солнечного луча.
– Недурное винцо, ваше величество. Откуда оно?
Хороший заход. Нейтральный. А там, куда выведет беседа – будем посмотреть, как говорили в будущей Одессе.
– Из Анжу. Виноградники шато Боже́. Эта лоза дает такой великолепный продукт исключительно стараниями старого барона де Меридора.
– М-да… – протянул епископ с легкой завистью и снова приложился к кубку. – Так далеко возить вина для своего стола могут позволить себе только монархи.
И не понять по его интонации, то ли он в похвалу мне, то ли в осуждение это сказал. Но епископ даже не думал томить меня неизвестностью и озадачил с самого начала беседы:
– Монсеньор Васко сказал, что у вас, ваше величество, есть для меня некое предложение, от которого я не захочу отказаться. – При этом епископ лукаво улыбнулся.
Надо же, не знал, что отец Васко носит церковный титул монсеньора. Никто меня в этом пока не просветил. Монсеньор – это почти епископ по значению, разве что без епархии.
– Ваше преосвященство, сколько в Бильбао монастырей? – спросил я, переходя к делу.
– Семь, ваше величество, – тут же ответил епископ. – А всего по епархии – одиннадцать.
– Семь… – повторил я. – А сколько из них мужских?
– Четыре, ваше величество.
– Сколько из них францисканских?
– Два.
– Возможно ли, ваше преосвященство, в одном из францисканских монастырей создать семинарию для подготовки приходских священников для всей Басконии? Желательно из васконских юношей, нашедших в себе стремление служить Господу нашему, не прячась за стенами монастыря от мира.
– Ваше величество, – возразил мне епископ, – только для Басконии не стоит даже огород городить. Не будет столько вакантных мест даже викариев, не говоря уже про места настоятелей приходов, чтобы всех выпускников ими обеспечить. А плодить викариев в приходах тоже нехорошо, потому как приходские священники живут тут не очень богато. В горах некоторые сами для себя поле пашут наравне с крестьянами, чтобы прокормиться.
– Я рассматриваю не только Басконию, но также Наварру и Гасконь совокупно. Вообще все земли, где говорят на эускара.
– Но там не моя юрисдикция, ваше величество, – попытался церковник съехать с темы.
– Думаю, мы с моим дядей – кардиналом что-нибудь придумаем в этом плане. Было бы кого устраивать на место. Ну а кому места не достанется в приходах, найдутся места в моей администрации. Грамотные люди пока в цене, не так ли?
– Почему вы отдаете предпочтения именно баскским юношам, ваше величество? Церковь наша открыта для всех.
И выстрелил в меня из-под кустистых бровей цепким взглядом серых глаз.
– Не все священники тут знают язык народа, который собираются окормлять, ваше преосвященство. А при плохом знании народом латыни получается неодолимая пропасть между пастырем и его паствой. Месса, значение которой не объяснено, превращается в далекий сердцу ритуал, а воскресная проповедь на непонятном языке не трогает чувств верующих.
Епископ замолчал, что-то прикидывая. Ясно что – расходы. Но не знает, как к этому вопросу подступиться, чтобы не получить оскорбительного отказа.
Я ему помог:
– Ваше преосвященство, по моему мнению, будет несправедливо перекладывать все расходы по такой семинарии на вашу епархию. Часть расходов вам возместит корона, часть сами бегетерии, в которые вы будете направлять викариев. Часть средств придет к вам из Гаскони. Но начинать это благое дело надо уже сейчас. По крайней мере, заранее подобрать преподавателей, конкретный монастырь, где будут учиться семинаристы. А то, что набор будет по первости небольшой – то нам же благо. Сможете отобрать лучших из лучших. Подготовьте мне смету расходов на эту семинарию. Сколько вы сможете принять семинаристов без того, чтобы строить для них отдельное здание? А я на это дело отпущу четверть таможенных сборов от своей доли в порту Бильбао. Десятина от этих денег пойдет вашей епархии на непредвиденные расходы, остальное – ордену францисканцев на семинарию. Думаю, так вас устроит.
– Это очень щедро, ваше величество. А по поводу набора семинаристов, я думаю, вряд ли больше пятнадцати юношей осилим в первый год.
– Прекрасно, ваше преосвященство, – обрадовался я. – Даже с таким количеством семинаристов мы получим через десять лет полторы сотни священников, знающих язык народа. Это сто пятьдесят приходов. А латыни вы их сами обучите, как и всему остальному, что потребно знать священнику. Надеюсь, со временем ваша семинария станет образцовой, и в нее будут присылать на обучение и из других стран.
