— Куда? — вяло полюбопытствовал Дик.
Дана промолчала.
— На трассу. Тачку стопить.
— Без «бабок»?
Тао молча показала сложенную двадцатку.
Минуты две молодые люди поиграли в «благородное отрицание», затем, в — дцатый раз выслушав сообщение Тао, что у нее дома «этого гуталина — ну просто завались!» (под понятием «гуталин», по-видимому, имелись в виду двадцатидолларовые купюры), сделали вид, что поверили, и бодро помаршировали к шоссе.
Водитель обшарпанной легковушки с тихой ненавистью взглянул на четырех мокрых и грязных молодых людей, голосующих на обочине, но зажатая в руке одного из них купюра пробудила в его душе христианское милосердие. И вскоре рюкзаки были загружены в багажник, а тусовка, умостившись на сидениях, начала лениво-умиротворенный треп, поглядывая на мелькающий за окном лес.
— …Сэкономим время… Еще на мультики успеем…
— …Эх, водку не допили!..
— О, Единый! Кто про что…
— Дик, все течет, все меняется…
— А дома — муж с ребенком. Штаны — пеленки…
— Усохни, выродок!.. Много бы отдала, чтоб Элька скорее выросла…
Разговор постепенно затих. Тусовка задремала…
Тао проснулась от того, что кто-то деликатно тряс ее за плечо. Девушка оглянулась. Дика с Даной в машине уже не было… Ах, ну да! Добрый водитель за остатки водки подрядился развезти всех по домам. Тао вытянула рюкзак, прохрипела Кису вместо прощания: «Вечерком звякни…», — и поплелась на пятый этаж, мучительно пытаясь проснуться. По окончании пути ей это удалось, и девушка тупо уставилась на свою дверь. Драный «дерьмантин» был заменен на нечто новое, модно-строгое, изящная бронзовая пластинка с номером квартиры заменила две невзрачные алюминиевые циферки… «Ни фига себе, сказал я себе, — подумала Тао, даже не трудясь доставать ключи — количество замков увеличилось вдвое. — Видать, с головушкой у благоверного не все в порядке. То палец о палец не ударит, а то — вот… Титанический труд за двое суток.» Она нажала кнопку звонка, который немедленно выдал замысловатую мелодию, что окончательно убедило девушку в том, что за два дня ее отсутствия в голове мужа обнаружились значительные неполадки…
«Не прошло и полгода», как дверь открыли. На пороге стоял Стен… Челюсть Тао медленно, но верно устремилась вниз. Каштановые волосы «благоверного» остались длинными, но нечесанные пряди трансформировались в элегантную прическу, вечно неухоженная борода была аккуратно подстрижена, а знакомые карие глаза смотрели из-за стекол очков в изящной золотой оправе, смотрели…
Смотрели с ужасом и удивлением…
— З-заходи…
Тао, «в полной непонятке», переступила порог… На полу в прихожей — палас… Шкаф-вешалка с огромным зеркалом… Из-за открытой двери комнаты видна обстановка, ни разу не напоминавшая прежнюю… Уют, идеальная чистота и порядок… Порядок, будь проклят этот мир! Порядок во «Дворах Хаоса»!!! Порядок, который физически невозможно навести за два дня… Она обернулась к мужу, который стоял, прислонившись
(вжавшись?) к стене — ладная фигурка в темно-синем мужском халате на фоне светлых обоев… Обои — тоже другие…
ВСЕ ДРУГОЕ!!!
Тао подняла голову и, стараясь говорить очень спокойно, поинтересовалась:
— Что сие означает?
— Я… — Стен запнулся. — Я сейчас объясню… Проходи на кухню…
Мягкий уголок… Кафель «под мрамор»… Во всем чувствуется уверенная хозяйская рука… Рука Хозяйки — ценящей и берегущей свой Дом… И она — Тао, была здесь инородным телом, чужачкой в промокшей вымазанной одежде, со спутанными волосами, еще влажными от дождя, но не ставшими от него чище. Мелькнула дурацкая мысль, что ей бы никогда не удалось так следить за квартирой…
— Садись.
— Измажу, -
(«Я грязный, я его испачкаю…») — интонации почему-то стали злыми. — Что случилось?.. Объясни, что случилось?!!
— Не кричи, — Стен наконец-то взглянул ей в глаза, и Тао уловила…
Нет! неправда!!! Показалось…
Видит Бог — показалось!!! «Благоверный» стал… старше…
Старше?!.
— Что я мог сделать? Что?..Ты уезжаешь… А потом — тебя нет… Тебя искали… Родители кучу денег вбухали… Где ты была?… Где?!. Всю страну перерыли… А через три года сказали, что ты мертва. Ты же знаешь закон, Тао… А тебя искали, понимаешь?.. Все ребята с ума сходили… Кис, ты, Дик с Данкой — вы исчезли… Суд был… Вас признали мертвыми… А мне как было?.. Вдовец с ребенком… Отец твой умер… Мать уехала… Я один остался… Вы исчезли… Пять лет прошло… И вдруг — ты…
Он говорил… Говорил быстро и бессвязно, и смысл его слов не доходил до Тао…
Исчезли… Искала… Объявили мертвыми… Пять лет…
Что произошло?!!
Хлопнула входная дверь, и через мгновение на кухне появилась миловидная молодая женщина, дорого и со вкусом одетая, держащая за руку опрятную девочку лет шести:
— Добрый день. Мы задержались из-за дождя. Ты представишь мне гостью?
— Да… Только… Я тебе потом все объясню. Пока — данность: это — Тао.
«В выдержке ей не откажешь, — равнодушно подумала Тао, обмениваясь приветствиями с пришедшей. — Интересно, чего она ждет? Что я оспорю квартиру? Мужа?.. Ребенка?..»
Девочка подошла к Тао:
— Драсте, тетя!
— Здравствуй… — она обернулась к Стену. — Это… Эли?
Тот кивнул.
— Золотко, посиди с Элькой в комнате. Я… Мне надо поговорить.
Женщина взяла девочку за руку и молча вышла.
— Тао… Тао, да не смотри ты на нее так! Ты же знаешь — я бы ни к одной бабе не подошел… Но она пришла… Сама пришла… к Эльке. А Эльке мать нужна, понимаешь?..
— Понимаю… Только все сначала, хорошо? И помедленнее…
…Чуть помедленнее…
…Вы успели…
…В гости к Богу…
НЕ БЫВАЕТ ОПОЗДАНИЙ…Чуть помедленнее, Стен…
Четверо молодых людей, уехавшие за город «на шашлыки», не вернулись ни через два дня, как обещали, ни через неделю, ни через две… Объявленный розыск не принес ни малейшего результата, и через три года вся четверка была объявлена погибшей… Прошло еще два года — отец Тао умер, мать, продав квартиру, уехала, друзья почти забыли девушку… И вот, в июньское воскресенье, в 16.00, Тао вернулась домой… В тот месяц, день и час, что и собиралась…
…Прошло пять лет…
Стен что-то объяснял, то оправдываясь, то говоря раздраженно и резко… Тао молча кивала, курила, стряхивая пепел «Примы» в изящную хрустальную пепельницу…
Ни мыслей, ни чувств, ни даже шока…
…Сэкономим время…
…Много бы отдала, чтобы увидеть Эльку взрослой…
…Враг фэна на природе:
Дым,
Дождь,
Комар
И все?!.
Хе-хе…
«Я просила Киса позвонить вечерком… Но… куда?..»
— Да, Стен, я все поняла… У вас номер телефона не поменялся?..
Р.S.«…Я — Рип ван Винкль,
Сто лет спал нигде —
Пустите меня к себе…»
Ох уж мне эти сказки!..
Ох уж мне эти сказочники!..
Очередное долгое утро (позже, как правило, медленно перетекающее в вечер). Дел, которыми хочешь заняться — нет, а другие — разбросаны по квартире и невозможность добраться до них уже придумана и логически обоснована. Утро… Уже неделю безделье и гробовая тишина. Очередное утро…
Она села за стол и стряхнула на лист бумаги слова песни, которая привязалась к ней еще вчера: росчерк карандаша — и в клетку белого поля впечатаны черные следы — лицо маски и силуэт, изогнутый, словно в танце или агонии. «Маски и позы, — сказала себе Экта, — маски и позы, будь они прокляты…» — Слова ровными строчками укладывались в тетради, но не могли выразить большего, чем два неумелых эскиза в начале страницы… Люди, чьи движения — выверенная пластика, и лица — маски японских театров… Нервный изгиб чьей-то беды… Неумелый грим страха… Для себя хватает и ощущений, и тогда говорить не для кого…
Когда она бросила на колени Яру свою первую тетрадку, исписанную крупным неровным почерком, ей было радостно-радостно, как в тот день, когда она спела свою первую песню под неумелый перебор гитарных струн.
Рассказать, описать, объяснить, не запинаясь через слово и судорожно жестикулируя. Тетради заполнялись, друзья улыбались, хвалили, спорили. Но сюжеты превратились в ситуации, те — в психозарисовки, последние — в радужные пятна образов-ассоциаций. И призрак понимания снова рассеялся как облако из серебристой пыльцы. «Маски, позы, два листка прозы…Как просто сочинять песни…» — Экта ткнула сигаретой в бумагу, попыталась затянуться карандашом. Вот привязалось… Кому нужны обрывки логических цепочек? Кому нужна я сама? Серая амеба одиночества поглощает дом… «Как просто сочинять песни…» — Ты ведь не хочешь этого — взгляд на тетрадь — ты ведь просто хочешь быть нужной. Пусть даже посредством этого. «Как просто сочинять песни… Но я уже не хочу быть поэтом!..» — Твоего двадцатилетнего опыта хватило, чтоб заинтересовать их на полгода. «Как просто…»- А теперь даже не заходят… Но может?.. «Но я уже не хочу!..»
