— Как поживаете? — спросил он.
— Благодарю вас, — ответил я. — Еще раз прошу меня извинить за мой… костюм.
— Он только об этом и думает, — смеясь, заметила Зира. — Прямо какая-то мания! Он даже не представляет, как он будет выглядеть в одежде.
— И вы действительно прибыли с этой… как ее?..
— С Земли, из солнечной системы.
По-видимому, до сих пор Корнелий мало верил словам Зиры, полагая, что все это какая-то мистификация. Но теперь он буквально забросал меня вопросами. Мы прогуливались мелкими шажками по парку: шимпанзе шли под руку впереди, а я на поводке за ними, чтобы не привлекать внимания прохожих. Однако мои ответы настолько поражали воображение Корнелия, что он то и дело останавливался, бросал свою невесту, и мы принимались спорить, стоя друг перед другом, размахивая руками, испещряя песок аллей всевозможными чертежами. Зира на нас не сердилась. Наоборот, видя, какое впечатление я произвел на ее жениха, она радовалась от души.
Разумеется, Корнелия больше всего заинтересовала эволюция рода человеческого на Земле, и он заставил меня несколько раз повторить все, что я об этом знаю. После этого он надолго погрузился в задумчивость. Затем он сказал, что моя информация, несомненно, представляет огромную ценность для науки вообще и для него в частности, особенно теперь, когда он приступил к чрезвычайно смелым исследованиям в области происхождения обезьян. Насколько я понял, он считал эту проблему далеко не решенной и не соглашался с общепринятыми теориями. Однако когда речь зашла о его собственных предположениях, он стал сдержанным, и в эту первую встречу я так от него ничего и не узнал. Как бы там ни было, я приобрел в его глазах неизмеримую ценность, и, видимо, он отдал бы все свое состояние, лишь бы заполучить меня в свою лабораторию.
Затем мы заговорили о моем положении и о Зайусе, чья глупость и слепое упрямство были Корнелию хорошо известны. Он одобрил план Зиры. И даже обещал подготовить почву для моего выступления, намекнув кое-кому из своих коллег, что в моем случае много неясного и таинственного.
Когда мы расставались, Корнелий без колебаний протянул мне руку, проверив на всякий случай, нет ли поблизости посторонних. Потом он поцеловал свою невесту и удалился, оглядываясь через плечо, словно для того, чтобы убедиться, что я ему не привиделся во сне.
— Какой приятный молодой шимпанзе, — сказал я Зире, когда мы возвращались к машине.
— И очень крупный ученый, — добавила она. — Я уверена, при его поддержке ты сумеешь убедить конгресс.
— Зира, — прошептал я ей на ухо, устроившись на заднем сиденье, — я обязан тебе свободой и жизнью.
Только теперь я понял, как много она для меня делала с первого же дня моего плена. Без нее мне бы никогда не удалось установить контакт с обезьяньим миром. Зайус вполне мог бы удалить у меня мозг, лишь бы доказать, что я не являюсь мыслящим существом. Благодаря Зире теперь у меня были союзники, и я мог смотреть в будущее с некоторой долей оптимизма.
— Я это делала из любви к науке, — ответила Зира, краснея. — Твой случай уникален, и я должна была сохранить тебя любой ценой.
Я не знал, как выразить мою признательность. Покоренный взглядом ее мудрых глаз, я уже не видел обезьяньей морды. Рука моя сама легла на ее длинную волосатую лапку. Зира вздрогнула, и я прочел в ее взгляде сочувствие и нежность. Глубоко взволнованные, мы не произнесли на обратном пути ни слова.
5
Зира тайком передала мне электрический фонарик и теперь снабжает книгами, которые я прячу под соломой. Я уже бегло читаю и говорю на обезьяньем языке. Каждую ночь по многу часов я изучаю цивилизацию Сороры. Вначале Нова протестовала. Скаля зубы, она обнюхивала книгу, словно опасного зверя. Но достаточно было направить на нее луч фонаря, как она забивалась в угол, дрожа и повизгивая. С тех пор как у меня появился фонарик, я полный хозяин в своей клетке и мне уже не приходится прибегать для успокоения Новы к веским аргументам. Чувствую, что внушаю ей священный ужас, да и остальные пленники, судя по некоторым признакам, относятся ко мне так же. Мой престиж стоит весьма высоко. И я этим злоупотребляю. Иногда на меня накатывает блажь, и я без всякого повода пугаю Нову светом фонарика. А потом она же ластится ко мне, чтобы я простил ее за свою жестокость.
Льщу себя надеждой, что уже составил достаточно ясное представление об обезьяньем мире.
У обезьян нет разделения на нации. Вся планета управляется кабинетом министров, во главе которого стоит триумвират из одной гориллы, одного орангутанга и одного шимпанзе. Параллельно с этим правительством существует Парламент, состоящий из трех палат: Палаты горилл, Палаты орангутангов и Палаты шимпанзе. Каждая палата защищает интересы своей расы.
По сути дела, это деление на три расы является единственным на Сороре. В принципе представители всех рас обладают равными правами и могут занимать любой пост. Однако на деле существуют ограничения, и каждая раса специализируется в своей области.
В далеком прошлом гориллы играли главенствующую роль благодаря своей физической силе. С тех пор многое изменилось, но и теперь они составляют самый могущественный класс. Они не смешиваются с массой, их не увидишь в толпе демонстрантов, но именно гориллы из высших сфер управляют большинством крупных предприятий. В целом довольно невежественные, они инстинктивно умеют использовать опыт и знания подчиненных. Больше всего они любят давать общие указания, намечать генеральные линии и командовать прочими обезьянами. Если какой-нибудь специалист делает интересное открытие, например, изобретает светящуюся ампулу или новый сорт горючего, то эксплуатирует это изобретение, извлекая из него максимальную выгоду, как правило, горилла. Не обладая большим умом, гориллы все же куда хитрее и сообразительнее орангутангов. Играя на тщеславии этих тупиц, гориллы добиваются от них всего, чего хотят. Так, например, во главе нашего института над Зайусом, занимающим пост научного руководителя, стоит горилла-директор, которого почти никто никогда не видит. В наше отделение он зашел всего один раз. Он окинул меня таким генеральским взором, что я машинально едва не вытянулся перед ним по стойке «смирно». Зайус в его присутствии вел себя раболепно, и даже на Зиру начальственный вид директора производил впечатление.
Гориллы, которые не занимают ответственных постов, обычно нанимаются на черную работу, требующую физической силы. Так, например, Зораму и Занаму поручают лишь второстепенные дела, главная же их обязанность — в случае необходимости восстанавливать порядок среди подопытных.
И наконец, многие гориллы становятся охотниками. По сути дела, это их привилегия. Они занимаются отловом диких зверей, в частности людей. Я уже говорил, что эксперименты обезьян требуют постоянного пополнения человеческого материала, который расходуется в огромных количествах. Непонятно почему, этим экспериментам придают здесь исключительное значение. Похоже, что чуть ли не треть обезьяньего населения занимается проблемами биологии и физиологии, но к этому запутанному вопросу я еще вернусь. Как бы там ни было, поставки человеческого материала требуют сложной организации. Многочисленные группы стрелков, загонщиков, транспортных рабочих и продавцов служат в охотничьих фирмах, во главе которых всегда стоят гориллы. Дела этих фирм, я думаю, процветают, потому что цены на людей все время растут.
Рядом с гориллами — я бы сказал, ниже горилл, хотя формально такой иерархии не существует, — стоят орангутанги и шимпанзе. Орангутангов довольно мало, а их роль Зира достаточно ясно определила короткой формулой: они представляют официальную науку.
До известном степени это справедливо, однако некоторые орангутанги занимаются также политикой, искусством и литературой. И в любую область привносят характерные для них черты. Чванливые, тщеславные, педантичные, самоуверенные и не признающие ничего оригинального, слепые и глухие ко всему новому, зато готовые с пеной у рта отстаивать любое традиционное старье — стертые штампы, банальные истины, готовые формулировки, — орангутанги поставляют основной контингент для всех академий. Обладая превосходной памятью, они выучивают наизусть огромное количество книг. Затем они пишут свои книги, повторяя в них все выученное раньше, и этим добиваются признания со стороны своих коллег-орангутангов. Возможно, в этом вопросе я нахожусь под слишком сильным влиянием Зиры и ее жениха, которые, как и все шимпанзе, презирают орангутангов. Но ведь и гориллы тоже их презирают, издеваются над их раболепием и ловко используют в своих интересах. Почти за каждым орангутангом стоит горилла или совет горилл, который поддерживает своего подопечного, продвигает его на почетные должности, помогает ему получать звания, а главное — боготворимые орангутангами ордена, но все это только до тех пор, пока подопечный удовлетворяет опекунов. В противном же случае его немедленно увольняют в отставку и без малейших сожалений заменяют другой обезьяной той же породы.
