дочь. Неужели тебя этому не научили в твои-то годы? Многие к этому возрасту уже армиями командовали…
— На кой черт мне эти армии⁈ Я хочу…
Я ждал. Я видел подобное слишком много раз. Слишком много раз девушки сидели рядом со мной вот так и выговаривались. Почему-то хмурый наемник с не самым приятным характером вызывал у них доверие. Слишком хорошим слушателем я был. Поддержать, что-то подсказать, просто побыть рядом — лучшего применения девушки для меня не видели. Впрочем, и этого могло быть вполне достаточно.
— Дядя Вернер меня не мучил этим. У него так хорошо все было. Делаешь, что хочешь. Хочешь — играешь, хочешь — учишься, хочешь — гуляешь. Жаль, что это лишь «было»…
— Все мы делаем порой не то, что хотим, — в такие моменты мне всегда хотелось выпить чего-нибудь крепкого. Увы, крепкого под рукой я не имел, да и пить я не мог. — Я бы с куда большим удовольствием сейчас оказался в лесу у костра.
При этих словах невольно вспомнился неудачник-контрабандист. Меня передернуло.
— Или на ферме возиться с грибами там или чем-нибудь еще. Но я здесь, охраняю тебя. И никто, поверь, никто не гарантирует ни тебе, ни мне, что завтра на нас не нападут, как тогда… на мосту.
— Не говори об этом, — поморщилась Энн и внезапно положила голову на мое плечо. Я неловко постарался сдвинуться в сторону. — Я просто хочу думать, что это страшный сон… Всего лишь…
Внезапно на лестнице, ведущей на башню, раздались шаги. Я резко подскочил, больно ударив Энн плечом по голове. Она назвала меня «тупым бараном», но с места не сдвинулась. Ладонь моя немедленно оказалась на рукояти револьвера, но опасности внезапный гость не представлял — это был гвардеец барона, заметивший движение на башне, где никого не должно было быть. Заметив Энн, он коротко извинился и сказал, что господин Манфред хотел меня видеть и что скоро начнется трапеза.
Я мягко предложил Энн спуститься в зал приемов, проследил, чтобы она его достигла, после чего поспешил в кабинет к барону.
— Я не привык, что наемник заставляет меня ждать.
С трудом удержавшись от грубого ответа, я проблеял что-то про «защиту племянницы» и спросил, зачем меня хотели видеть.
— По поводу твоих слов о побеге из Серых холмов.
— Слушаю, — я напрягся. Ничего хорошего подобное начало разговора не предвещало.
— Черта с ушами ты слушаешь, не перебивай! — на лице барона проступили вены, а сам он покраснел. Судя по всему, приезд войска Шталей уничтожил последние остатки его спокойствия. — Вот, смотри!
Он выложил на стол две гильзы от крупнокалиберного ружья. Одну из них я узнал — именно ее я и отдал Айзенэрцу пару дней назад. А вот вторая…
— Вторую мои люди нашли на месте нападения на Энн. Ее, списанное оружие из моих запасов и еще подсумок таких же шталевских патронов! Я закупаю патроны в Эссване. Они другие. Понимаешь, что это значит?
— Бандиты закупили патроны в Дельте?
— Хоть стреляешь ты и хорошо, но дураком от этого быть не перестаешь, — махнул рукой барон. — Это наверняка проделки этих северо-восточных мразей. Они хотят наш юг. То и выжимают меня из Терции! Запомни, с Энн глаз не спускать. Из замка ее не выпускать. А то шкуру спущу заживо, понял? ДА!
В кабинет вошел Фило с крайне обеспокоенным выражением лица. Он бросил на меня недовольный взгляд, но Манфред жестом дал понять, что при мне можно говорить.
— Я хотел к вашему сыну обратиться, милорд, насчет караулов. Но он с Фабианом разговаривал, со Шта…
— Я ж ему сказал! — потерял последние человеческие черты барон. — Насчет караулов потом поговорим. Ты! — обратился он ко мне.– Возвращайся к Энн. Только соваться за наш стол не смей — стой в стороне и наблюдай, сволочь невоспитанная. Мать вашу, скоро не только ей, но и Мацею понадобится телохранитель. От меня, мать вашу!
С громкой руганью Манферд Айзенэрц вскочил с кресла и быстрым шагом направился в зал приема.
Энн заметно погрустнела. Наверное, она хотела хоть на какое-то время стать полноправной (пускай и до некоторой степени) хозяйкой Терции, но то, что сообщил ей барон, перечеркнуло все ее планы.
Шталь не просто пожелал видеть войска Айзенэрцев в своих рядах, но и оставил в Терции небольшой гарнизон, который занял опустевшие помещения старых городских казарм. По его словам, этого небольшого отряда должно было хватить для того обеспечения безопасности округи даже в период отсутствия основных сил защитников. Сказать, что это не понравилось барону — ничего не сказать. Он пытался возмущаться, ругаться и даже грозить, но приказ сюзерена он не выполнить не мог.
Барон грустно улыбнулся, приобнял, насколько позволяла его броня, свою племянницу, развернулся и направился к ожидавшим его войскам. В Терции ему дозволили оставить лишь две дюжины своих гвардейцев, прочих же (почти сотню человек) Манфред разместил в нескольких грузовиках и бронетранспортерах, и спустя полчаса, после короткой прощальной церемонии, колонна выехала за ворота замка.
Оставшийся в Терции за главного Фило подождал, пока машины Айзенэрцев скроются за ближайшим поворотом, и приказал закрыть ворота. Энн горестно усмехнулась и потребовала завтрак — двор освещало веселое утреннее солнце.
Пока на плите опустевшей замковой кухни шипела сковорода, я стоял у входа, полуприкрыв глаза. Внезапно меня разбудил заботливый женский голос:
— Марв, думаю, тебе стоит поспать.
Я вздрогнул, невольно потянулся к висящему на поясе револьверу, но это было лишь следствием инстинктов — подошедшей женщиной была всего лишь Дайана, управительница замком, которую многие совсем небезосновательно считали тайной наложницей, если не супругой, барона. Законная жена Манфреда умерла около пятнадцати лет назад, и с тех пор каких только дам не видели в верхних коридорах замка. Поговаривали о хозяйках ферм (Кьяре и Сигилд), дочери портового управляющего, внучатой племяннице графа Шталя, да о ком только не поговаривали, но, судя по всему, самой верной среди них (или, скорее, самой нужной Айзенэрцу) оказалась Дайана.
Она была дочерью одного из эссванских торговцев, которая в возрасте девятнадцати переехала в Терцию, где тут же поступила в служение в замок. Ее неплохое по здешним меркам образование (она прекрасно разбиралась в торговле, хозяйстве и экономике) позволило завоевать доверие молодого тогда еще барона. Она и сейчас могла считаться более чем привлекательной, что уж говорить.
