Когда сдавленно бранившийся взмыленный Харри пропихнулся в Обиталище, глубокий голос откуда-то сверху предупредил: «Осторожно, двери закрываются!», и ворота сами собой захлопнулись. Тут же на стенах вспыхнули вечные бездымные лампады, освещая длинный коридор. Между лампадами висели картины.
– Вот это сервис, – пробормотал Барахлоу, гася палочку.
Харри и Молли последовали его примеру. Они оглянулись. С внутренней стороны ворота были идеально гладкими, створки казались подогнанными друг к другу так, что щели практически не оставалось. О ручках авторы здания, видимо, и не думали позаботиться.
– Открывамус! – скомандовала воротам Козазель и взмахнула палочкой.
Заклинание отлетело от заговоренных ворот и срикошетило в голову Проглоттера. Молли не привыкла сдаваться, она сплела более древнее, более мощное заклятие:
– Козлятунум-ребятунум,отворитунум-отопритунум!.. Вашу мать!..
Козазель сдалась, ибо ворота остались безучастными к ее чарам.
– Похоже, у нас типичный оnе way ticket, – резюмировал Джеймс, кивая на коридор.
Троица двинулась в глубь Обиталища, постепенно понимая: внутри оно намного больше, чем кажется снаружи. С портретов на детей смотрели разные злые дядьки и тетьки, корчили рожи, неприлично жестикулировали и грязно матюгались.
– Так вот ты какой, Афедрон Кафедральный! – воскликнул Барахлоу, остановившись возле картины, изображавшей почтенного старца в мантии и парике.
Афедрон Кафедральный создал этикет, а также этику и психологию магической жизни.
– Канай отседа, ублюдок! – заорал на Джеймса Афедрон, размахивая кулаком.
– Эй, этого не было в учебнике! – возмутился Джеймс, проходя дальше.
Примерно через час пути коридор окончился маленькой комнаткой с тремя дверями.
– Привал, – скомандовала Молли.
Сняли рюкзаки, сели посредине комнатки...
– Налево пойдешь... – зевнул Джеймс.
И тут свет погас. На уши давила гнетущая тишина, изредка прерываемая урчанием Шаурмы. Пока джентльмены справлялись с паникой, Молли разожгла магический костер.
– Интересно, надолго свет вырубили? – спросил Харри.
Джеймс сыграл бодряка:
– Какая разница? У нас есть палочки.
Тотчас затух Моллин костер. Она попробовала наколдовать новый, но магия, похоже, перестала действовать.
– Ого, – прошептала Козазель. – Веерные отключения, по-любому.
– Это, которые проводит РАО «ВС»? – Джеймс что-то о них слыхал, но не помнил – что.
– Да, распоясавшийся Абсолютно Орден «Высшие Силы». Наверняка Чмошище за коммуналку не платит...
II
...и я даже очень хорошо знаю, какой будет следующая героиня. Но пока что-то не получается с ней, не выходит любовь...
Д. Донцова. (из интервью)
Согласно социологическому допросу, проведенному Министерством Правды с применением пыток, число сторонников Большого Брата, как стойкого продолжателя дела вольтамордизма, неуклонно росло, а поголовье противников стремительно падало.
Падало оно обычно либо с обрыва, либо связанное и утяжеленное с моста.
Большой Брат любил абсолютную власть. А казалось бы, чего ее любить-то? Сидишь себе на троне и в Недреманное Око за подданными подсекаешь. Ни отпуска, ни личной жизни. Маньяк, наверное.
Именно маниакальное чутье нашептывало Большому Брату: вскоре произойдет страшное. Око разладилось: оно прогнозировало то «Возвращение Будулая» по Первому, то полный крах Империи по всем фронтам. Изредка оно пылко фальцетило о смерти некоего Сталина, чаще предрекало баритоном: «Буря, скоро грянет буря!»
Рожденный ползать не разобьется. Так считал прагматичный Большой Брат. Слишком уж высоко метит Бабаянус... Парадоксально: вместе с этим беспредельщиком могли потерпеть поражение все!
Большой Брат истово желал победы Зла в этом мире, но продолговатый мозг зудил: «Эй, парень! Твое пребывание у власти явно подходит к концу. Победят наши – будет тебе в хозяева Чистое Воплощение. Одержит верх соперник – устроят тебе показательный процесс в Нюрнберге с заслушиванием, повешением и засушиванием. Куда ни кинь, всюду бедному Ванюшке камушки. Куй железо, Корчагин!»
– Лимби-и-ическая система! – матюгнулся Большой Брат, начиная ворожбу.
Сначала предстояло реанимировать Недреманное Око...
Амадеус фон Лохкарт проснулся на хладном трупе волчицы. Маг вскочил, брезгливо отряхиваясь и бормоча. Успокоившись, он осмотрел тело усопшей.
Получалось, он, Лохкарт, ночью выпил ее кровь!
Невзирая на утреннюю прохладу, зверомаг облился потом.
– Я – чудовище! – воскликнул он, намереваясь наложить на себя руки.
Но остановился. Во-первых, очень хотелось жить. А во-вторых, предстояло довести до конца дело, порученное Мастдаем. Компас тыкал стрелкой в сторону Обиталища. Лохкарт обернулся волком и потрусил за объектом слежки.
В пустыне он покинул дорогу, дабы не смущать караваны. Зной мучил оборотня, уж очень теплой была его шкура.
За одним из барханов Лохкарт услышал причитания:
– Бедный Йода, плохой Йода, неадекватный Йода! Что ты наделал?! Недоглядел, недобдил... Какой ты после этого джедай? Ы-ы-ы-ы...
Лохкарт вышел к плачущему эльфу-домовому, предварительно очеловечившись.
– А где твои спутники? – спросил он.
Йода вздрогнул от неожиданности, поглядел на мага и разревелся громче прежнего:
– Уполз подлечиться, возвращаюсь, а их нету у-у-у...
Оборотень долго утешал Йоду, потом эльф напросился в спутники к Лохкарту , и они направились к Обиталищу.
Мастдай Глюкообильный удовлетворенно покивал, поглаживая брюхо глобуса: его агент шел верным путем.
– Замутилась неплохая история, – обратился ректор Хоботаста к призраку Штирлица. – В Обиталище произойдут важные события, и моя задача состоит в том, чтобы...
В дверь постучал острый кулачок мисс Маннис Пфенингз, затем секретарша впорхнула с докладом:
– Шеф, вас хочет видеть Бабаянус Двуликий.
– Впускай! – улыбнулся Мастдай, потирая руки.
Тощий мастер-маг, облаченный в парадный плащ, прямо с порога начал пылкую речь, помахивая кулаком в такт словам:
– Господин ректор, мне срочно, архисрочно нужен отпуск! Промедление смерти подобно! Я просто обязан отлучиться!
– Что же такое стряслось ?! – встревожился Мастдай.
– Я... я женюсь!
– Опаньки!.. – выдохнул Мастдай, падая в кресло.
Ректор был поражен, он даже не заметил, как смахнул со стола книжку Викториуса Пелениума «Деникин и Полнота», которую любил изредка перечитать.
– А что? – нахмурился Двуликий. – Любви все возрасты покорны! Мастдай, я вам так скажу. Любовь зла – полюбишь и козла. Любовь добра полюбишь и бобра. Любовь – она разная. Главное, чтоб не заразная.
– Э... Кто бы спорил, дружище? я – за! Поздравляю! – Мастдай встал и, схватив мастера-алхимика за руку, принялся трясти ее с частотой около тысячи семисот мегагерц.
Через полминуты ректор остановился, смахивая слезу умиления.
– И кто же счастливица, коей достается такой... такой... клад.
Бабаянус потупил взор и застенчиво произнес:
– Алисия Сильверзнева.
– Алисия Селезстоун? – переспросил ректор.
– Нет, Сильверзнева, – поправил Бабаянус. – Наша прошлогодняя гостья из Будущего.
– Да-да-да, припоминаю, – сощурился Мастдай. – И даму, и ее деревню. Да, Будущее. Отличное местечко. Что ж, совет вам да свекровь! Ой, то есть морк...
– Мастдай, избавьте меня от своих каламбуров хоть ради праздника! – взмолился Бабаянус.
– Конечно, не смею вас задерживать! Но, надеюсь, вы помните о моем заказе, о мозговом эликсире?
– Вернусь с женой, и будет вам эликсир! – заверил Мастдая Бабаянус и незамедлительно телепортировался восвояси.
– Вот тебе и Бабаянус... – промолвил ректор, потирая подбородок.
Как выразилась бы еще одна Алиса, всё чудесатее и чудесатее...
