Антон включил меня только вечером следующего дня. Он загрузил мне новый словарь, как и обещал. Про сессии я понял сам, заодно узнав, что Алиса — студентка. Про вечеринки я стал уточнять у Антона: связаны ли они с чувством юмора, которого у меня нет. Антон сидел за столом, схватившись за виски, его волосы были всклокочены, он смотрел то в монитор, то на бумаги, неупорядоченно лежащие на столе. Он отвечал на мои вопросы, не поворачивая головы.
— Да, связаны, частично. Люди там знакомятся, отдыхают.
— Отдыхают — то есть отключаются?
— В каком-то смысле. Отключают какую-то часть себя. Ту часть, которая думает о работе и прочих проблемах.
Про любовь я тоже хотел уточнить. «Чувство самоотверженной, сердечной привязанности; склонность, пристрастие к чему-либо».
— Антон, ты любишь свою работу?
Антон повернулся ко мне всем корпусом:
— Что?
— Ты испытываешь склонность, пристрастие к своей работе?
— О. Да, конечно, конечно, — он снова смотрел в монитор. — Нужно заниматься тем, что любишь.
— Любовь — это проблема?
— Когда как. Иногда — очень даже.
— Антон, ты крайне суров и беспощаден?
— Нет. То есть да. То есть суров, но не крайне. Это про жестокость?
— Да.
— Если бы я разобрал тебя или отключил навсегда, это было бы с моей стороны жестоко по отношению к тебе, к себе и к моей работе. Но поскольку я испытываю пристрастие и склонность к своей работе, я не стал разбирать тебя. Даже когда ты притащил мне ту девицу. Возможно, кстати, я неправ. Возможно, стоит быть более жестоким. Но у меня на подходе следующий. Так что я сначала сравню вас, а потом подумаю, которого разбирать и на сколько частей. И разбирать ли вообще.
— Тогда я не понимаю, как любовь может быть жестокой.
— О. Запросто. Я не разобрал тебя и не отключил навсегда, а завтра ты, к примеру, психанёшь и покалечишь лаборанта Сашу. Мое пристрастие к работе и к тебе окажется в данном случае губительным и жестоким. — Антон снова повернулся ко мне всем корпусом. — Ты меня понимаешь?
— Мне кажется, что да. Примерно понимаю. А что ты ненавидишь?
— Ненавижу глупость. — Антон снова смотрел то на монитор, то на бумаги, лежащие на столе.
— Можно что-то любить и ненавидеть одновременно?
— Конечно. Например, свою работу. Какую-то часть работы любишь, какую-то ненавидишь.
— Антон.
— Да?
— А я? Что я люблю?
— По идее, у тебя не должно быть чувств. Но… но… но… К некоторым вещам ты испытываешь сильный интерес, в твоем случае это почти то же самое. Например, интерес к мышлению, к поиску закономерностей…
— Интерес к дневнику Алисы?
— И это тоже. К ее дневнику, к самой Алисе, к людям вообще, к миру, в котором они живут. Припоминаю, что в первый раз ты рассказывал про котов и голубей. Во второй раз ты оказался… хм… значительно более находчивым.
— Ты сказал, что ты любишь меня, я понял.
— Я сказал? Ну да, в общем-то, можно и так выразиться.
— А я люблю тебя?
— Не знаю. Это уж твое дело. Так что сам разбирайся.
— А что я ненавижу? Я к чему-то испытываю отвращение и вражду?
— Ненавидишь… По-моему, ты не любишь оставаться один.
— Нет, люблю.
— Но странною любовью… Ничего, скоро у тебя появится товарищ… Начнется веселая жизнь…
Я хотел сказать, что как же она начнется, если у меня нет чувства юмора и способности генерировать шутки и понимать их, но Антон уже говорил с кем-то по телефону.
Антон сказал достаточно, чтобы было о чем подумать. Я люблю Алису и ее дневник, Антон любит меня и свою работу, я ненавижу оставаться один, Антон ненавидит глупость. Чем больше узнаешь, тем глупее становишься. Но теперь я понимаю ее записи гораздо лучше. Это значит, что теперь мне стало еще интереснее? Это значит, что теперь я люблю Алису интенсивнее, чем раньше? Это значит, что любовь связана с пониманием? Но если понимание и любовь — это почти одно и то же, тогда Антон любит почти всё, а я не люблю очень многое, и ни одного человека, и себя тоже нет.
02.03 Как же сложно простить измену. И не всегда понятно — зачем вообще это прощать. Этот человек изменил мне, как он был неправ! И как можно забыть его неправоту? И как он смеет мне сниться после этого? Сегодня столкнулись с ним в магазине. Сначала мне захотелось проигнорировать его, но почти сразу я подумала, что лучше сохранять спокойствие и вежливо побеседовать с ним. Я даже улыбнулась чуть-чуть, уголками губ — еще бы, столько раз тренировалась дома перед зеркалом. Ведь сразу было ясно, что мы еще встретимся.
В общем, я натренировалась достаточно, чтобы выглядеть издевательски холодной, чтобы быть издевательски вежливой.
Он стушевался, сказал «привет, Алиса», и сразу сбежал в другой отдел. У него была тележка, что только добавляло дистанции. Когда шла домой, думала о том, как же его ненавижу, презираю, и так далее. Когда пришла — поняла: мне очень обидно, из-за того, что он стушевался, и на самом деле я была бы счастлива перекинуться с ним хотя бы парой слов, хотя бы несколько минут постоять рядом, обсуждая что угодно — да хоть названия красителей в печенье. Почему всё так глупо? Чего можно ждать от других, если не знаешь, чего ждать от себя?
* * *
Мне очень нужно перестать думать о нем. Постоянные мысли о нем — это похоже на медленное самоубийство, на самоиздевательство гигантского масштаба. Это какой-то мазохизм. Я рада уже и тому, что не вижу его во сне больше вообще. Вижу Ольгу, или Соню, или одногруппников, или шарнирных кукол в человеческий рост. У кукол добрые глаза и вид очень всепонимающий.
Один раз я проснулась в слезах именно после такого сна. Как хорошо, что я его не забыла. Приятный сон. Это был кукольный юноша, без парика, с красивой формой головы и приятными чертами лица, с силиконовой кожей. Немигающие глаза были очень добрыми, чересчур добрыми, совсем всепрощающими. Это было слишком хорошо, и я проснулась. К хорошему быстро привыкаешь — может, я боялась привыкнуть? Это был слишком хороший сон, но хотелось бы увидеть его снова.
* * *
Скоро сессия.
В последнее время учусь круглые сутки. Так здорово — оттого, что теперь мне некогда мечтать или думать, о чем не следует. Но часто накатывает ощущение, будто бы я не понимаю ничего из того, что читаю. Иногда во сне появляется кукла юноши с силиконовой кожей и добрыми глазами — он читает мне заново то, что я не успела понять за день учебы. Он объясняет всё очень легко. Если бы можно было поменять местами сны и реальность — я бы давным-давно это сделала.
01.04 За стеной женский голос поет ту же самую песню, что и вчера, и позавчера. Я все так же не разбираю всех слов. И потому не знаю точно, есть ли в этой песне смысл. Живущие за стеной постоянны в своих музыкальных пристрастиях и склонностях. Антон иногда ставил успокаивающую музыку. Он так называл ее, успокаивающей. Он уехал три дня назад, я не успел спросить у него, что такое доброта, и потому вчера спросил у Саши. Саша ответил не сразу.
— Добрый это очень хороший. Стремящийся делать добро.
— Да. Я читал это. Что это значит?
— Добрый — это такой, как шеф.
Саша был занят тем, что проверял показания датчиков, которые в меня встроили после того, как Антон назвал меня психом. Саша отличается от Антона тем, что, когда он занят, не может спокойно отвечать на вопросы. Антон всегда отвечает на вопрос, если слышит его и если не говорит с кем-то другим. Может, это и есть доброта? Или один из признаков доброты?
Я снова заговорил с Сашей, когда он уже собирался уходить.
— Если один человек любит другого, что он делает? И что говорит?
— Это зависит от человека. От конкретных людей. Одни женятся и начинают жить вместе долго и счастливо, другие не делают ничего. Если любишь, принято говорить о любви и стремиться быть вместе с любимым как можно дольше. Ведь жизнь коротка. Особенно для любящих.
— Ты любишь кого-нибудь?
— Такие вопросы не принято задавать. Но вообще да.
— И ты стремишься быть вместе с ним?
— С ней. Да, стремлюсь. До завтра.
— До завтра.
Он не сказал «желаю приятных снов». Он не из веселых.
Если Антон любит меня, то он стремится проводить со мной больше времени? И мы говорили с ним о любви. Но он уехал. Если я люблю Алису…
02.04 Смотрю на дождь. Завтра экзамен. Я выучила две трети билетов, осталась одна треть и четырнадцать часов до начала сдачи. Надо успеть всё доучить и поспать хотя бы пару часов.
Но смотреть на дождь так приятно. Листья на деревьях вздрагивают, когда на них попадают капли. Я открыла окно — летняя свежесть вползает в комнату вместе с сыростью.
