«Ну, суки!»
– Стоять! – остановил Данилу и ещё несколько горячих голов оклик батьки.
Обережники замерли. Когда почти все волоховы прихвостни скрылись в постройке, из окна над входом высунулся котелок и ухнулся вниз. Из него выплеснулась чёрная жидкость, которая тут же вспыхнула на ступенях!
– Смола, чирей им в задницу, – высказался Ломята. – И когда растопить успели?
– Как же теперь их брать? – робко спросил Данила, он представил, что эта жижа капает на него: бррр, от одной мысли только в дрожь бросило.
– Не боись, батька что-нибудь придумает. Пошли к нему.
Воислав действительно придумал, но сначала велел разобраться с «гражданскими», которые всё ещё жались по стенам капища. Их собрали в толпу и вывели за частокол, оставив под присмотром двух оставшихся в живых приказчиков Путяты. Сам купец получил рану в предплечье, неопасную.
Толпа смердов покорно вышла за ворота и разместилась прямо на снегу, ожидая окончания Праздника. Никто из них и не помышлял о сопротивлении. Данила их понимал, он бы на их месте тоже не рыпался, а тут тем более религиозный аспект: их богов на Празднике варяги одолели.
Воислав действительно придумал простую, но эффективную штуку (а может, это была его давняя заготовка, опробованная много раз?). С частокола на крышу барака протянули несколько оглоблей, по ним, как по бульвару, пробежали Шибрида и Клек, после чего набросали в продух кучу ветоши и промасленной пакли.
Варягов было попытались сбросить вниз обитатели барака, но эта попытка дорого им обошлась. Вскоре из окон и всех щелей здания пополз сизый вонючий дым, а затем и сами обитатели вылезли наружу. Они кинулись в самоубийственную атаку, наверное, желая принять смерть в бою. Глупо получилось, их всего-то было меньше десятка, а уж задыхающиеся, ослепшие от дыма, они и вовсе не представляли опасности. Почти всех скрутили и взяли в плен. Но вот злополучных колдунов среди них не оказалось.
– Где они? – спросил Воислав у курносого круглолицего паренька.
Тот зыркнул в сторону барака, а потом гордо отвернулся.
– Понятно.
– Поучить его учтивости, батька? – спросил Шибрида.
– Нет, Вуефаст, возьми ещё троих, посмотрим, куда спрятались наши волхвы.
Среди троих оказался и Данила. Вместе с варягами они обстучали пол. Очень скоро нашли подвал, поруб, как здесь говорят.
Вуефаст поддел ножом крышку, Клек приготовился метнуть копьё, но его предосторожность не понадобилась. В погребе ныкались два тощих старика, обоих выволокли наружу. Один был жив, второй задохнулся. Старый варяг не стал повторять ошибки всех героев фильмов ужасов, а сразу швырнул тело в костёр.
Второго Воислав повёл за стену, к бывшей «пастве». Данила косился на него и не понимал, как к такому можно прислушиваться, служить ему? Козлиная бородка, перекошенное личико, маленькие злые глазки, тощие ручонки с отросшими ногтями. И ради таких убивали женщин?!
Может, этот ублюдок всё-таки опаснее, чем кажется?
Воислав за шкирку отвёл его к толпе.
– Смотрите сюда, – взрыкнул батька. – Ради этого выродка вы отреклись от своих богов, ради него пролили кровь рода!
Колдун потянулся ручонками к лицу Воислава, но сделал это зря. Взмах меча – и костлявая кисть шлёпнулась в снег. Колдун заорал, толпа ахнула.
– Ради него вы предали свой род и заветы пращуров!
Новый взмах меча – из разрубленного брюха полезли кишки. Колдун заорал совсем уж надрывно, должно быть, как и те женщины, которых они убивали.
– Вот что бывает с теми, кто предаёт свой род.
Воислав в последний раз взмахнул мечом, и косматая голова колдуна отделилась от тела. Фонтан крови оросил снег перед толпой смердов. Те молчали, как бандерлоги перед питоном.
– Это в костёр, – батька пнул сапогом останки колдуна, – а смерды пусть делом займутся.
Приказчика Путяты всё-таки вытащили живым – он тоже валялся в бараке связанным. Одного челядина нашли в толпе пленных, а ещё одного, раненного, лесовики добили. По идее спасённые должны были быть благодарны купеческой охране, что пришла на помощь. А с другой стороны, если бы лесовики, науськанные колдунами, их не утащили, то батька Воислав ни за что бы не пошёл на рискованный штурм капища. Зато в итоге вся его дружина захватила весьма приличную добычу. В том числе меха и золото, которые предполагалось принести в дар богам.
За победу заплатили двумя жизнями простых охранников: Корки и Шатуна. Данила с ними почти не общался. Ходинец заполучил ещё одну рану – в бедро, Шибриде просекли панцирь и едва не сломали рёбра. У Клека на щеке тянулся длинный алый разрез, который его мало беспокоил.
– Под щетиной не видно будет, – отмахнулся варяг.
Рану промыли, стянули стяжками и даже не стали зашивать.
Данила обошёлся без ранений, но после схватки его так затрясло, что впору связывать. Друзья к состоянию их друга отнеслись с пониманием: подкалывать не стали, отвели в дом, где, кстати, был накрыт шикарный стол, правда, провонявший гарью.
Молодцов съел мясо и хлеб, отдававшие копотью – ему показалось, что ничего вкуснее он не ел последние месяца два, – запил кувшином бражки и лёг спать успокоившимся и почти счастливым.
Уснул он прямо на лавке в тереме: выстуженном, с погасшей печкой, но Данилу это ничуть не смущало.
Смутило и даже напугало другое – сон. Данила опять увидел во сне трёх варягов. Они стояли к нему спиной, но Молодцов знал, что это варяги. Они разговаривали с Гуннаром Скрягой, тем самым, которому покоцал рожу Воислав в Смоленске. Но во сне нурман предстал не окровавленным, каким последний раз видел его Молодцов, а уже с зажившей раной – шрам тянулся от подбородка до скулы.
Гуннар разговаривал с варягами, усиленно жестикулировал, ругался и вообще выглядел возбуждённым. Чем закончился разговор, Молодцов не узнал, его растолкали в плечо.
– Даниил, вставай, добычу делить будем! – Ждан так радостно улыбался, что Молодцов просто не мог ему нагрубить и поплёлся за другом.
Воздух на улице отдавал зимней свежестью, не то что в бараке. Следов вчерашнего побоища почти не осталось. Солнышко светило, снег хрустел под ногами, люди кругом были заняты делом – идиллия. Вспомнишь, что вчера тут творилось, и не поверишь, что такое могло быть в реальности, а не было страшным наваждением.
Раздел добычи походил на что-то среднее между религиозным ритуалом и торжественным вручением наград. Воислав и Путята поочерёдно вручали «заработанное»: несколько меховых шкурок и драгоценности. Купец прилюдно засвидетельствовал, сколько какая шкурка стоит: меха-то все разные. Обещал лично реализовать товар за небольшие комиссионные.
Воислав лично жал руку охраннику, говорил что-то ободряющее во всеуслышание и добавлял ещё пару слов на ухо, затем звал следующего.
Данила тоже получил свою долю: несколько кусочков серебра, вместе тянувшие на полкило, то есть почти на три гривны, золотой самородок, стоивший раз в десять дороже серебра, пару шкурок (в мехе Молодцов не разбирался). Пожал крепкую мозолистую длань Воислава.
– Молодец, ты люто бился. Даниил, такого, как ты, можно даже в младшие гридни взять, если ещё немного подучишься.
«Молодец» – а что, хорошее прозвище вышло!
– Батька? – вдруг спросил Данила.
«Про сон сказать или нет?»
Воислав поглядел на Молодцова, и улыбка спала с его лица.
– Что такое?
– На пару слов после всего этого можно? – шёпотом попросил новоявленный обережник.
Батька кивнул.
После вручения наград Воислав собрал смердов. Опять провёл с ними «профилактическую беседу». Что им наобещали колдуны-жмудины, он слушать не хотел. Сказал, что через три дня сюда приедут тиуны из Новгорода, а до тех пор чтобы с капища никто ни ногой. Какое им наказание определят, пусть такое и снесут. А что бывает с теми, кто богов не чтит и пращуров предаёт, они видели. В ответ из толпы донеслись возгласы типа «мы не предавали».
Воислав рыкнул:
– Всё равно! Кто родичей своих на поругание колдунам отдаёт – тем прощения нет! Колдуны не от богов ваших пришли, они чужаки. И для себя они жертвы собирали, а вы им поверили, нефыри. За это пращуры с вас ещё спросят!
