Ознакомительная версия.
— Ты снова о чём-то думаешь, — сказала она мягко и строго одновременно.
Я опомнился. Скоро всё закончится, и я буду лететь в самолёте обратно в тот, первый мир, где нет её, но зато в избытке есть всё, что я не люблю… Но я должен…
— Мне будет плохо без тебя, — сказал я, отвечая скорее своим мыслям и проклиная себя за это.
— Оставайся, — ответила она и улыбнулась.
Мы оба знали: это невозможно. Время — вот чего нет там, где есть счастье…
А может?.. Ну его к чёрту? Бросить всё и остаться? Кинуться в омут… чего ради? Любви, безумства? А что потом, когда я стану нечеловеком? Этаким Homo Super? Сверхлюди — те же уроды, никому они не нужны… Ох…
Я погладил её, поцеловал… ещё и ещё… Ей было хорошо, и я это видел, а разве может быть что-то лучше на Земле, чем её улыбка и её взгляд?
— Смотри, — сказала она тихо, — твой амарант…
Я проследил за её взглядом. На подоконнике лежал мой медальон, и он был раскрыт. Как он там оказался, я вспомнить не мог. Из него просыпалась кучка зёрен, но не это было важно сейчас. Рядом в цветочном горшке прямо у нас на глазах поднимался, наливаясь силой, вечный цветок, словно на ускоренной записи. Я встряхнул головой, пытаясь сбросить наваждение, но тщетно.
Заворожённо глядя на него, я видел ещё один, новый, мир, до прихода которого оставались считанные годы хаоса и разрухи. Я видел боль, страдания и счастье миллионов людей. И я видел её лицо, по которому текли слёзы. Я видел каждую её клеточку и читал каждую мысль. Она прощалась со мной, и через неё вся планета прощалась со своим прошлым, которое я должен был унести с собой в Вечность.
Так вот для чего мы жили?
Я мысленно снял защиту, и в то же мгновение прозвенел отключённый телефон… На дисплее высветилось имя Юрия Даниловича, и я понял: пора, времени у меня осталось совсем мало…
Четыре часа спустя, сидя в самолёте, летящем в Египет, туда, откуда начинается Новый Путь, я думал о ней, я писал стихи…
Я во сне к тебе тихо явлюсь,
Лёд на сердце твоём растоплю,
Я губами к губам прикоснусь,
Чтобы тихо шепнуть «я люблю».
Мы теперь с тобой в разных мирах,
Развела нас десница судьбы,
Но твой взгляд со слезами в глазах
Я со звёздной ловлю высоты.
Бремя жизни ты гордо несёшь —
Дочь, жена и прекрасная мать.
Но от жизни ты большего ждёшь,
И способна сама это взять.
Я же в мире земном был изгой,
Но нашёл своё счастье в тебе,
И теперь мои мысли с тобой,
Моя память грустит по тебе.
Но я верю: я снова вернусь
Через тысячу лет, и найду
Я тебя в ком-то вновь, улыбнусь
И покрепче тебя обниму.
Чтобы боль твоя стихла совсем,
Безмятежности блеск был в глазах,
Чтобы солнце пробилось к тебе,
И улыбка была на устах…
Здравствуй, мой родной!
Так странно писать тебе сейчас… в никуда. Но я знаю, что ты можешь это прочесть, что ты сейчас здесь, со мной, стоит только подумать…
Приготовься, письмо будет длинным.
А впрочем, какое это для тебя имеет значение? Ты везде и всегда.
Вот странно… было столько мыслей в голове, а села за стол — и сказать как будто нечего. Обычное бумажное письмо, написанное чернилами, заставляет более ответственно относится к каждому слову, думать перед тем, как что-то напишешь.
И вот я думаю… вспоминаю.
Я узнала о Школе Пирамиды от мамы. Ты ведь помнишь мою маму? Я знаю.
Собственно, всё довольно прозаично — при школах в советское время часто организовывали разные «кружки». Театральные, художественные, математические.
Мама мне предложила ходить в «кружок прикладных знаний», так он тогда назывался. Это был прототип Школы, только для самых начинающих.
Ты ведь поступил сразу во второй класс, если можно так выразиться. Что бы там тебе ни сочинял наш великий Князь (а он мастер сочинять и манипулировать), тебя взяли сразу во второй класс без всяких испытаний.
Да, ты был под наблюдением с рождения и шёл прямой дорогой туда, куда был начертан путь. Я уж не знаю точно, как именно Князь сошёлся с Альтером и как они инициировали тебя, но по факту им это удалось.
Разумеется, своё детище без внимания они не оставляли и периодически подталкивали тебя. Точнее, подталкивал Князь в меру своих познаний. У Альтера (и теперь у тебя) представления о том, что должно быть и как оно может быть устроено — совершенно неземные, нечеловеческие.
Поэтому я склонна считать, что сам Альтер не занимался тобой в те годы. А Князь явно торопился. Однажды он проговорился на совещании (ты ещё тогда не был введён в круг самых доверенных лиц), что Растущий должен быть максимально интенсивно накачан.
— В этом-то вся суть, — говорил он, — Иван должен обрести могущество до того, как власть испортит его душу. Нам нужен кристальный Великий Гой, который поднимется на крест и смоет всё зло, скопившееся в этом мире.
Если честно, мало кто из нас верил в успех такого мероприятия. Ведь замышлялось, по меньшей мере, второе пришествие Христа, которого мы, грешные, должны были взрастить, да ещё успеть к тридцати трём годам (таков был план). Даже сейчас я не могу себе представить, кто и как сумел провести такую огромную работу 2000 лет назад.
Но мы (особенно, старые посвящённые) уже многократно успели убедиться в мощи интуиции Князя, и многим из нас он был крёстным отцом, так что мы шли за ним без оглядки.
Так вот, ничуть не сомневаюсь в том (хоть и не знаю достоверно), что первый твой всплеск эмоций на уроке истории подстроил именно наш светлейший.
Он хотел проверить, правильно ли ты развиваешься. Убедился — и пошёл дальше.
Теперь тебе должно быть очевидно, что и учиться ты не мог больше ни в какой другой школе, кроме как в той самой, где директором была Дара.
Да, позже ты её не видел, но это ничего не значит. Дар много, а Растущий один.
Я тебе уже рассказывала о том, как я училась в Школе Пирамиды и какие у нас были уроки. Ты и сам через это прошёл, так что распространяться на данную тему, пускаясь в банальности, не буду.
Училась я прилежно и с интересом. Нигде мне не нравилось так учиться, как в Школе Пирамиды. Даже в институте, приходящемся обычно на самые чудесные годы жизни, когда молодость расцветает и хочется любить и быть любимой. Даже это ласковое время не затмило моих воспоминаний о Школе Пирамиды. Впрочем, я тоже, как и ты, в институтские годы «накачивалась» по полной программе. Я ещё тогда пыталась выяснить у своей Дары, почему меня обучают более интенсивно, чем других краторов, т. е. посвящённых моего уровня. Но… ответа не получила. А может, не очень и стремилась получить. Мне было хорошо, и этого было вполне достаточно для молодой девушки, не обременённой жизненным опытом.
Впрочем, как ты знаешь, я успела и замужем побывать до окончания института. Но это вряд ли подходящая тема для воспоминаний. По крайней мере, сейчас я не готова вспоминать ту, прошлую жизнь. Нет, позапрошлую… Потому что прошлой жизнью был ты.
Ты помнишь нашу первую встречу? Ты ещё тогда поинтересовался полумесяцем на православных крестах. А потом мы гуляли по Москве. Это было в те славные годы, когда у людей ещё ничего не было в плане материальном, зато были огромные надежды на будущее. Примерно то же самое витает в воздухе и сегодня.
После той встречи я часто думала о тебе. Меня как бы тянуло к тебе и одновременно что-то не давало приблизиться. Я хотела быть рядом, целовать тебя, и в то же время что-то во мне говорило: не смей. А вдали от тебя мне было одиноко. Я тосковала до боли в груди, вспоминая тебя. Я увлекалась другими мужчинами: как посвящёнными, так и простыми смертными, — но думала о тебе. В конце концов я приехала в Москву.
Конечно, был для этого повод. Меня вызвал Князь на постоянную оперативную работу и сразу включил в свой совет. А надо сказать, что за 90-е годы я успела неплохо изучить Пирамиду и все её методики. Я знала, что организация эта скорее напоминает КГБ или ЦРУ, чем орден джедаев. Да, в целом мы делали благое дело: давали знания, давали жизнь, отнимали злые помыслы и хранили Державу. Но мы манипулировали людьми и продолжаем это делать с упоением. Мы не святые Гои и Дары из детских сказок Бажова или Сергеева, а реальные люди со своими земными комплексами и душевными страданиями.
И вот тогда мы снова были вместе, и снова было это дикое влечение и боязнь преступать черту. Но мы преступали её с радостью, прерываясь время от времени на глупые раздоры.
Но потом всё пошло не так… события ускорились. Князь требовал от меня и Семёна оставить тебя в покое и дать учиться. Потом была Прага. Это я не забуду никогда.
Ознакомительная версия.
