Ознакомительная версия.
— Гаврила, займись печкой, — попросил Бурцев. — Разведи хороший огонь.
Обложенная кирпичом печь располагалась в хозяйственной пристройке и представляла собой нечто среднее между облагороженным очагом татарской юрты и недостроенным замковым камином в миниатюре. Впрочем, при определенной сноровке это нелепое сооружение вполне годилось для непритязательной готовки.
Особо Бурцев и не мудрил. Большая головка кислого сыра, обалденная, правда, малость недожаренная, домашняя колбаска, холодная говядина, овощи, сушеные грибы, еще кое-что по мелочам... Все это покрошить абы как, разложить на относительно свежие лепешки, сунуть в печь. И пару-тройку минут вдыхать умопомрачительный запах. Отдаленно безумное ассорти на лепешках напоминало пиццу. Но главное — выглядело вполне съедобно.
Неумехе-купчихе оставалось только удивляться проворству оголодавших мужиков, дорвавшихся до кухни и взявших бразды правления в свои руки.
— Ах, Базилио! Ах, Габриэлло! Вы такие смелые и такие умелые! — приговаривала Дездемона, больше путаясь под ногами, нежели помогая в стряпне.
Первая порция досталась даме. И, как выяснилось, пицца еще не стала национальным блюдом итальянской кухни.
— О! Ми пьяче![49] — закатила глаза Дездемона. — Несколько вульгарно и жестковато, но в целом... В целом, очень даже ничего! Теперь позвольте мне за вами поухаживать, синьоры!
Она носилась вокруг гостей с удвоенной энергией, но по-прежнему без особого толка. За кухонными хлопотами их и застало нежданное возращение хозяина дома.
Глухие удары (судя по всему, на этот раз в запертую дверь особняка били увесистым сапогом) вопли и визг...
Гостеприимная брюнетка скисла:
— Скузи[50], синьоры, кажется, явился мой благоверный.
— Так, может, его тоже того? — предложил Бурцев, изображая пинок под зад.
— Не нужно, — печально вздохнула венецианка. — Джузеппе — не Бенвенутто. Ему плевать на унижение. Если его вышвырнуть, он не побоится позора и вернется в сопровождении городской стражи. А вам, как я понимаю, с ней иметь дело нежелательно.
— Ну, это смотря как вышвырнуть, — задумчиво заметил Бурцев.
— Грацие, синьор Базилио, но все же я утихомирю Джузеппе сама. Не впервой — справлюсь. Будет, правда, очень громко, но прошу вас не вмешиваться. Пэр фаворэ[51]. Неоценимую помощь вы мне уже оказали. Остальное — наши внутрисемейные дела. Теперь моя очередь сражаться, синьоры.
Дездемона поднялась, Дездемона подобралась... Это была уже не расстроенная возвращением деспота-супруга домохозяйка, а львица, готовившаяся к нешуточной схватке. Бойцовский блеск в глазах. Стремительная походка, сжатые кулачки... Да, дамочка настроена решительно! Венецианка отправилась отпирать дверь.
А потом, и в самом деле, стало громко. Очень громко, как и предупреждала Дездемона. Судя по всему, внизу, на первом этаже, разыгрывалась типичная итальянская семейная ссора с брызганьем слюной, размахиванием руками и швырянием подручных предметов. Бывший омоновец и новгородский сотник получили возможность пополнить словарный запас забористыми итальянскими ругательствами.
— Батона![52] — визжал Джузеппе.
— Порко канне![53] — кричала Дездемона.
— Канья![54] — надрывался Джузеппе.
— Фильо ди путана![55] — не сдавалась Дездемона.
— Пуцца![56] — вопил Джузеппе.
— Бастарда![57] — орала Дездемона.
Бурцев с Гаврилой переглянулись. Неловко было...
— Чего они там так долго-то, воевода?
— Тешутся «милые», — пожал плечами Бурцев.
Распахнулась дверь. Вслед за волной брани и лавой ругательств, в трапезную ввалились взбешенные супруги.
И все мигом стихло: Джузеппе остолбенел при виде незнакомцев. Дездемона тоже умолкла. То ли выпустила весь пар, то ли сделала паузу перед решающим натиском.
Тишину нарушала только хриплая одышка венецианского купца. Бурцев с любопытством смотрел на главу семейства. Джузеппе был маленьким — ненамного выше жены, но толстеньким, даже, скорее уж, откровенно жирным человечком с напрочь отсутствующей шеей, с тремя подбородками, оную заменяющими, с мясистым носом и с шустрыми свинячьими глазками на обрюзгшем лице. Самыми, пожалуй, яркими чертами этой невыразительной физиономии являлись четыре багровые царапины, прошедшие в опасной близости от глаз. Память о недавней схватке с красавицей женой и достойная плата за следы, оставленные «неправильным Отелло» на шее Дездемоны...
— Гутен таг! — невозмутимо поздоровался Бурцев с хозяином дома.
— Сальве[58], — машинально отозвался тот.
Однако тут же спохватился, погрозил кулаком. Тоже перешел на немецкий, очень стараясь выглядеть при этом грозным и решительным:
— Может, хотя бы вы мне объясните, синьоры, что тут происходит?! Почему от меня, как от прокаженного, шарахается сын синьора Моро?! Почему он перепачкан в помоях? Почему под моей дверью в куче отбросов валяется его бесчувственный слуга?! И что за немцы хозяйничают в моем доме-е-е?!
Голос купца вновь сорвался на визг. Тыча маленькими пухлыми пальцами то в Бурцева, то в озадаченного Гаврилу, «Отелло» надвигался, как танк. Хм, не всех немцев тут, похоже, боялись.
Дездемона попыталась оттащить супруга от гостей. Взбешенный Джузеппе немедленно потянул растопыренные пальцы-колбаски к жене.
Да, их просили не вмешиваться, но когда дело дошло до рукопашной... В принципе, шансы у супругов были примерно равны: заплывший жиром неповоротливый Джузеппе брал массой, юркая Дездемона — ловкостью и подвижностью. И все же драться с женщиной нехорошо. Бурцев аккуратно, но достаточно доходчиво объяснил это венецианскому торгашу. Торгаш отлетел к стене. Привстал, охая. Гаврила добавил. А уж после этого беднягу пришлось долго поливать водой, чтобы привести в чувство.
Поднявшись минут через десять с мокрого пола, стенающий Джузеппе выглядел человеком, хорошо усвоившим урок. Фингал под глазом, красное, распухшее до неимоверных размеров ухо...
В драку он больше не лез. Бурцев даже невольно посочувствовал мужичку. Имелись все основания полагать, что от серьезных травм, продолжительной комы, а возможно, и летальных последствий Джузеппе спасла лишь солидная жировая прослойка, немного смягчившая удар Алексича.
— Кто вы такие? — всхлипнул побитый муж. — Откуда вы вообще тут взялись?
— Это Базилио и Габриэло, если по-нашему, по-итальянски, — поспешила ответить за гостей Дездемона. — Они... они...
— А почему говорят по-немецки? С немецкого купеческого подворья, что ли?
Нужно было срочно закреплять достигнутый успех.
— Нет. Из замка Санта-Тринита, — сверкнул глазами Бурцев. — От Хранителей Гроба.
В наступившей тишине стук выкладываемого на стол «вальтера» прозвучал особенно зловеще.
Это снова сработало безотказно. От стола в ужасе отшатнулась даже Дездемона. А уж на Джузеппе упоминание о Хранителях и грозный вид пистолета произвели такое же впечатление, как давеча на Бенвенутто. Несчастный купец задрожал. Одутловатое лицо дернулось и расплылось в приторной улыбке. Джузеппе на глазах становился самой любезностью.
— О синьоры! Для меня такая честь! Прошу не гневаться! Ваша одежда ввела меня в заблуждение...
— Конспирация! — Бурцев с ненавистью глянул на свои «колготки».
— О, да, конечно! Я понимаю.
Невооруженным глазом видно было, что хозяин дома ни хрена не понимает.
— Послушай, Джузеппе, — перебил его Бурцев. — Сначала я хочу... все Хранители Гроба хотят, чтобы ты раз и навсегда уяснил одну простую вещь. И впредь не будем больше возвращаться к этому вопросу.
— Я весь внимание, синьор м-м-м Базилио...
Бурцев придвинулся к купцу вплотную, навис над сжавшимся толстячком, прошипел в лицо:
— Твоя жена овеяна ореолом святости.
Вообще-то, он брякнул первую пришедшую на ум несуразицу. Хотел озадачить, сбить с толку, напугать. Эффект превзошел все ожидания.
Джузеппе ойкнул, икнул, растерянно глянул на притихшую супругу:
— Ореол? Святости? Не может быть!
— Смотреть на меня! Слушать, что я говорю!
Джузеппе смотрел и слушал.
— У меня, у него, — палец Бурцева уткнулся в грудь Гаврилы, — у отца Бенедикта, у всех Хранителей Гроба было видение. Прозрение. И озарение.
— И озарение... — эхом отозвался купец.
— И твоя супруга избрана нами, как живое воплощение ореола святости, — продолжал нести вздор Бурцев. — А если ты сомневаешься в выборе Хранителей...
— О, нет-нет! Ни капельки не сомневаюсь! Раз избрана — значит, избрана. — По лицу купца скользнула похабная улыбка. — Если синьорам Хранителям Гроба приглянулась моя супруга, я, конечно же, буду рад пригласить их сюда или отведу ее саму...
— Молчать! — рявкнул Бурцев.
Джузеппе аж подскочил.
— Не нужно никого никуда приглашать и не нужно никого никуда отводить! — отчеканил Бурцев. — Твоя жена просто овеяна ореолом святости. И все. Понял?!
Ознакомительная версия.
