Ознакомительная версия.
Да, пожалуй, так, действительно, будет лучше.
— Может быть, выйдем все вместе? — предложил купец. — Ну, вместе с вами, синьоры. Вы бы объяснили, что мы ни в чем не виновны и что...
— Джузеппе, — нахмурился Бурцев. — Не перечь ореолу святости. Пусть идет она. Сначала.
Купец опомнился, испуганно бухнулся на стул. Закивал:
— Да, да, конечно. Ореол... Не перечить...
А дверь уже сносили с петель. Дездемона поспешно выбежала из комнаты. Открывать.
— Хотя и ты, конечно, прав, Джузеппе, — задумчиво проронил Бурцев. — Я схожу тоже. На всякий случай. Ореол ореолом, но мало ли...
Нужно же быть в курсе, что происходит.
Джузеппе облегченно вздохнул:
— О, я вам очень признателен, синьор Базилио!
— Вы посидите пока здесь, — распорядился Бурцев. — Покушайте еще...
Если, блин, кусок в горло полезет!
Он отправился вслед за Дездемоной, оставив хмурого новгородского сотника наедине с перепуганным венецианским купцом. Добрался до лестницы, затаился в темноте.
Бурцев слышал, как отворилась входная дверь, как на пороге затопали тяжелые сапожищи, как зазвучала немецкая речь. О чем шел разговор, разобрать было сложно. Немцы что-то грубо и настойчиво выспрашивали. Дездемона отвечала быстро, нервно...
«Войдут — не войдут?» — гадал Бурцев. Если в доме начнется обыск, они с Гаврилой пропали.
Не вошли... Дездемона выпроводила гостей, сама ненадолго вышла на улицу, вернулась, заперла дверь.
Бурцев перехватил женщину у лестницы. Венецианка была бледна необычайно, губы ее дрожали.
— Что там?
— Мерда! — коротко, но с чувством ответила Дездемона.
И тут же пояснила со светской изысканностью, глядя прямо в глаза Бурцеву:
— Благородные синьоры Хранители Гроба и братья ордена Святой Марии изволили посетить наш дом и...
Снова сорвалась, отвела взгляд...
— И мерда, в общем!
Что ж, это экспрессивное словечко Бурцеву было уже знакомо, и ничего хорошего оно не сулило. Джеймс, помнится, этим ругательством приветствовал появление «летающих гондол» цайткоманды.
— Что им нужно?
— Хранители ищут опасных преступников, сбежавших из крепости Санта-Тринита и... и убивших отца Бенедикта.
Дездемона подняла глаза. Глаза венецианки были полны ужаса, смертной тоски, предчувствия неминуемой беды и еще чего-то. Сожаления какого-то, что ли.
— Это ведь сделали вы, синьор Базилио? Вы убили отца Бенедикта? И вы забрали его оружие с громом смерти?
Бурцев кивнул. Сочинять правдоподобные легенды он сейчас был не способен.
— О, мамма миа! — Дездемона прикрыла свой чудный ротик рукой. — Я-то думала, вы просто воры, грабители, брави, какие-нибудь, а вы... Да, неспроста на нашей рии гремели громы Хранителей Гроба. Ох, если б я только знала...
— Не впустила бы?
— Не знаю, — венецианка вздохнула. — Ничего уже не знаю. Возможно, лучше бы было иметь дело с Бенвенутто, чем с Хранителями и тевтонами. Если немцы узнают, что вы здесь...
— Что они сейчас делают?
— Ходят по домам, выспрашивают, не заметил ли кто чего подозрительного.
— Что вы им сказали?
— Что видела, как два человека в мокрых одеждах пробежали дальше по улице.
— Почему стреляли?
— Слуга Бенвенутто пришел в себя, наткнулся на немцев. Наверное, решил, что Хранители Гроба и тевтонские рыцари явились по его душу и душу его господина, ломившегося ночью в чужой дом. В общем, испугался, попытался незаметно улизнуть, побежал...
— И?
— Его сразил смертоносный гром. Телохранителя Бенвенутто приняли за кого-то из вас. Но немцы уже разобрались, что это не тот, кто им нужен.
— Значит, будут искать тех, кто нужен, — философски заметил Бурцев.
Дездемона вдруг прижалась к нему всем телом. Бурцев ощутил дрожь испуганной женщины и запах ее волос — густой и острый какой-то.
— Я боюсь, синьор Базилио. Очень боюсь!
— Нам уйти, синьора?
— Да. Нет. Не знаю...
Она держалась за него все крепче и дрожала все сильнее.
— Ясно. Не волнуйтесь, синьора, мы сейчас же покинем ваш дом.
— Нет, постойте, не нужно. Простите меня, синьор, я просто боюсь.
Отцепляться от него венецианка явно не собиралась. Идиотское положение! Стоять в темноте вот так вот, в обнимку с чужой женой...
— А уходить вам никак нельзя. Сегодня — нельзя. Город напуган, на улицах мало народу.
— Мало? — нахмурился Бурцев.
Это ему совсем не нравилось.
— Очень мало! Я смотрела. А Хранителей и тевтонских братьев много...
Плохо! Они-то опасались встречи с гвардейцами дожа, а тут... Тут все выходило куда хуже!
— Но сюда немцы сегодня уже не вернутся, — шептала Дездемона. — А завтра... Завтра вы уйдете легко и незаметно. Завтра сенсо, завтра Венеция венчается с морем. Даже Хранители Гроба не в силах отменить древний праздник. И даже страх перед ними не удержит людей дома. Завтра улицы будут полны, завтра в каналах станет тесно от гондол. Вы сможете затеряться в толпе. Останьтесь. На эту ночь.
Дрожь страха начинала уже походить на дрожь страсти. Ну, блин, и перепады у этой дамочки!
— Мне будет жаль, если с вами что-то случится.
— Хорошо-хорошо, — Бурцев не без усилия отстранил ее, — я вам очень признателен, синьора.
И это, действительно, было так. Оставлять в своем доме опасных гостей — не хухры-мухры. И тут уж ничего не попишешь — приходилось пользоваться великодушием гостеприимной хозяйки, чем бы оно там ни вызвано. Сегодня добраться до «Золотого льва» им не суждено. Еще одна непредвиденная задержка на пути к Аделаиде! Плохо, очень плохо, но с другой стороны... Вряд ли сегодня немцы выпустят из Венецианского порта хотя бы один корабль. Да и завтра у местных мореходов выходной: сенсо, обряд обручения Венеции с Адриатикой. Джузеппе говорил, что в море выйдет лишь галера дожа, да, может быть, кораблики сопровождения. Захватить, блин, что ли галеру синьора Типоло? Ладно... завтра, все завтра.
— Так вы остаетесь? — тронула его за рукав Дездемона.
Кажется, она и впрямь желала этого.
— Да. Грацие, синьора.
Пышноволосая брюнетка слабенько улыбнулась в ответ:
— Только ничего не говорите Джузеппе. Тому, кто вас выдаст, обещана большая награда. Очень большая. Ради таких денег мой муж способен на все.
Еще один поклон. Еще одно «грацие»...
— Это были синьоры Хранители? — жировые складки на бледном лице Джузеппе тряслись. Купец заглядывал Бурцеву через плечо, ожидая появления солдат в эсэсовских мундирах. Кажется, бывший фаворит синьора Моро всерьез опасался ареста.
— Да, — бесстрастно ответил Бурцев. — Синьоры забежали на минутку. Хотели узнать, все ли в порядке у ореола святости, не обижает ли кто нашу милейшую Дездемону.
— Но вы ведь сказали, синьор Базилио? Сказали, что никто? Ни в коем случае? Ни даже в мыслях?
— Сказал-сказал, не волнуйся Джузеппе. Мы тут еще погостим до завтрашнего утра, чтобы вас не тревожили понапрасну. Не возражаешь?
— Нет, что вы! Буду рад! Почту за честь! Мой дом — ваш дом. Можете располагаться, где вам заблагорассудится, синьоры. Дездемона, покажи гостям комнаты... Или нет, — Джузеппе опасливо покосился на Бурцева, — не беспокойся, милая, я все сделаю сам.
Купец заискивающе улыбнулся:
— Ни к чему ведь утруждать ее лишний раз, верно, синьоры Хранители?
Джузеппе становился образцовым мужем. Таким образцовым, что аж тошно. Но тут уж ничего не поделаешь: ореол святости есть ореол святости. Давать обратный ход нельзя.
Бурцев милостиво кивнул:
— Все правильно. Твоей жене надлежит отдыхать и набираться сил для великих свершений.
Улыбка скользнула по губам Дездемоны.
— В самом деле, синьоры... Я устала безумно. Я ведь так и не сомкнула глаз этой ночью. Не дали сомкнуть...
Красотка брюнетка сверкнула очами на мужа. Джузеппе вжал голову в плечи.
— Бенвенутто этот...
— О, мерзавец! О, подлец! О, негодяй! — поспешно вскричал Джузеппе. — Прости, прости, милая, что меня не оказалось рядом. Хотя, конечно же, нет мне прощения... Как? Как я мог?! Но ты все равно прости... Ведь я же и понятия не имел о том, что... ты... такая... ну... ореол святости. Зато теперь я знаю. Все знаю. И теперь у нас все, все изменится. Обязательно изменится...
Купец не сводил с жены умоляющих глаз.
— Своими серенадами Бенвенутто не дал даже помолиться на ночь, — пожаловалась венецианка.
— Ну, это совсем напрасно, — хмыкнул Бурцев.
И добавил назидательно:
— Всегда, слышишь, всегда... молись... на ночь... Дездемона. Так, на всякий случай. Авось пригодится.
Она медлила, она не уходила:
— Только знаете, синьоры... Столько пережито. Мне теперь будет страшно одной.
Джузеппе с готовностью подскочил к жене. Купца, однако, даже не удостоили взглядом.
— Может быть, вы, синьор Базилио...
Карие глазки заблестели. На щеках венецианки заиграл румянец.
— Я? Что я?
— Вы такой большой, сильный, надежный. Вы сопроводите меня к спальне, синьор?
Ознакомительная версия.
