Фольгер вынул газеты, затем аккуратно взял намокший кусочек хлеба и с задумчивостью на него поглядел: — Н-да. Что-то вы нынче с утра в довольно воинственном настроении, мистер Шарп.
— Да так, дел по горло, — буркнула Дэрин. Понятно, что из себя ее вывело вранье, которое пришлось выслушать от нее Алеку, но вину почему-то хотелось свалить на графа. — На фехтование у меня нет времени.
— А жаль, — вздохнул тот. — Вы подаете неплохие надежды. Для девушки.
Дэрин насупилась. Часовых у кают жестянщиков больше не выставляли, но кто-нибудь, проходя по коридору, мог случайно услышать. Яростно пройдя по каюте, она захлопнула дверь, после чего вернулась к титулованной особе. На корабле Фольгер был единственным, кто знал о ней правду, но обычно проявлял осторожность, чтобы та не вышла наружу.
— Чего вам нужно? — спросила Дэрин негромко.
Граф с деликатным аппетитом налегал на завтрак и на Дэрин не смотрел:
— Я обратил внимание, что экипаж, похоже, к чему-то готовится.
— Ну да. К нам утром поступило сообщение. От царя.
— Да вы что? — Фольгер с живым интересом поднял глаза. — Мы что, меняем курс?
— Боюсь, это военная тайна, — хмуро ответила Дэрин. — Никто ничего не знает, кроме офицеров, ну и ученой леди, наверно. Алек ее спрашивал, но она ничего не сказала.
Граф задумчиво намазывал на подмокший хлебец масло. За тот месяц, что Дэрин скрывалась в Стамбуле, доктор Барлоу с графом в чем-то определенно сошлись. Доктор заботилась о том, чтобы он был в курсе сводок с театров военных действий, а Фольгер делился с ней размышлениями о политике жестянщиков и их стратегии. Однако сомнительно, чтобы на заданный сейчас вопрос ученая леди дала бы ответ. Слухи, в том числе газетные, это одно, а запечатанная депеша из дворца совсем другое.
— А вот вы бы взяли да выяснили.
— Куда уж мне, — пожала плечами Дэрин. — Военная ж тайна. Совершенно секретно.
Фольгер наливал себе кофе.
— Чем совершеннее секрет, тем сложней его иной раз утаить. Вам не кажется?
Внутри занялся нехороший холодок, как всегда в те моменты, когда граф Фольгер начинал источать угрозы. Было что-то невозможное в самой мысли о том, что все прознают. Тогда прощай воздухоплавание, и Алек, ее Алек не заговорит с ней больше никогда.
Однако нынче поддаваться на шантаж Дэрин не собиралась.
— Ничем не могу помочь, граф. Сведения доступны лишь старшим офицерам.
— Ну как же. Такая изобретательная девушка, столь поднаторевшая во всевозможных ухищрениях, в том числе подпольных, и не может выведать ма-аленький секретик? Всего один, в обмен на сохранность другого, ну?
Страх теперь ледяным холодом жег в животе, и Дэрин едва держалась. И тут в голове всплыли кое-какие слова, сказанные недавно Алеком:
— Вы не скажете принцу того, что обо мне знаете.
— Отчего же? — Фольгер, — позвякивая ложечкой, с невинным видом поднял брови.
— Мы с ним только что были в птичнике, и я ему едва не сказала. Такое бывает.
— Определенно. Но не сказали же? — Фольгер поцокал языком. — Потому что вы знаете, как он прореагирует. Как бы расчудесно вы друг к другу ни относились, вы все же простолюдинка.
— Это мне известно. Но я еще и солдат, причем чертовски неплохой. — Дэрин подступила на шаг, усилием воли унимая дрожь в голосе. — Такой, на которого хотел бы равняться Алек, если б не вырос под пятой таких, как вы, придворных щеголей. Между тем я — живое воплощение того, чего так недоставало ему в качестве сына эрцгерцога.
Фольгер слегка помрачнел, еще не вполне осмыслив эти слова, а в уме Дэрин уже рождалась новая мысль:
— Я юноша, которым так хотел бы стать Алек. Может, больше всего на свете. А вы хотите сказать ему, что я девчонка? Он уже и так лишился и родителей, и крова. Так как же он, по-вашему, может воспринять теперь еще и эту новость? А, ваша светлость?
Секунду Фольгер буравил ее взглядом, вслед за чем снова взялся за ложечку:
— Думаю, это могло бы его… несколько огорчить.
— Думаю, что да. Приятного аппетита, граф.
На выходе из каюты Дэрин поймала себя на том, что улыбается.
Едва отверзлась исполинская челюсть грузового люка, как внутрь ворвался смерч морозного воздуха и закружил, заплясал по отсеку, натягивая и подергивая лямки летного комбинезона Дэрин. Она нацепила стрекозьи круглые очки и высунулась наружу, пристально глядя на несущуюся внизу равнину в пятнах снега и точках елей. Утром «Левиафан» пролетал над сибирским городом Омском, без остановки на дозаправку, все так же по дуге к северу, к некоему секретному пункту назначения. Впрочем, Дэрин сейчас было не до маршрута: после прибытия имперского орла истекшие сутки с небольшим они занимались отработкой экстренного подъема груза.
— Ну и где тот медведь? — спрашивал Ньюкирк, свешиваясь на своем фале.
— Где-то впереди, силы бережет.
Дэрин поплотней натянула перчатки, после чего повисела для пробы на тяжелом, толщиной с запястье, тросе грузовой лебедки, приспособленной для поднятия двухтонных поддонов с припасами. Такелажники возились с устройством весь день, но настоящая проба предстояла, в сущности, впервые. Подобного маневра не описывалось даже в «Руководстве по аэронавтике».
— Медведей не люблю, — пробормотал Ньюкирк. — Слишком уж, черт, большие зверюги.
— Тогда, чего доброго, не ухвати зверюгу за нос этой вот штуковиной. — Дэрин указала на абордажный крюк размером с театральную люстру, укрепленный на конце троса. — А то еще обидится ненароком.
Глаза Ньюкирка за стеклами летных очков округлились.
Дэрин хлопнула его по плечу, втайне завидуя, что он вот находится на рабочем конце устройства — можно сказать, на переднем крае — а она, получается, только на подхвате. Несправедливо все-таки: пока одни готовят восстание в Стамбуле, другие оттачивают свое летное мастерство.
— Ну, спасибо, мистер Шарп: утешил перед дорожкой.
— Так ты ж раньше это уже проделывал?
— Так то было в Греции, пару-тройку раз. И всего-навсего мешки с почтой, а не тяжести. Причем со стоящих подвод, куда запряжены ослики, а не со спины чертова медведюги, да еще на бегу!
— Н-да, — признала Дэрин, — есть небольшая разница.
— Принцип тот же, ребята, и работает по той же схеме, — успокоил сзади мистер Ригби. Глаза его были сосредоточены на карманном хронометре, но слух, как обычно, не подводил, даже на воющем сибирском ветру. — Ваши крылья, мистер Шарп.
— Они самые, сэр. Как у доброго ангела-хранителя.
Дэрин расправила у себя на плечах крылья скольжения, на которых ей полагалось сопровождать Ньюкирка в полете над бойцовым медведем.
Мистер Ригби дал отмашку людям у лебедки:
— Удачи, парни.
— Спасибо, сэр! — отозвались оба мичмана в один голос.
Ворот лебедки начал вращаться, и крюк стал сползать к открытому люку грузового отсека. Ньюкирк взялся за него и пристегнулся к тросу потоньше, чтобы спускаться в параллельной связке.
Дэрин окончательно расправила крылья скольжения. С каждым шагом по направлению к проему ветер становился все яростней и холодней. Свет солнца заставлял щуриться даже за янтарными стеклами очков. Дэрин схватилась за стропу, соединяющую ее с Ньюкирком.
— Ну что, готов? — выкрикнула она.
Он кивнул, и они вместе шагнули в ревущую пустоту…
Поток леденящего воздуха дернул Дэрин по направлению к корме; мир закружился в неистовом мелькании земли и неба. Но вот воздушную струю ухватили крылья скольжения, стабилизировав летунью возле бултыхающегося Ньюкирка, напоминающего воздушного змея на ниточке. «Левиафан» приступил к снижению. Внизу плавно разрасталась и густела его тень темной зыбью на фоне равнины. Ньюкирк по-прежнему сжимал крюк, обвившись вокруг троса против встречного натиска воздуха.
Дэрин изогнула крылья — точно такие же, как те, что она с десяток раз использовала при спусках на медузе Гекели. Однако свободное парение никак нельзя было сравнить с тем, когда тебя на предельной скорости оттаскивает вслед за воздушным кораблем. Крылья выгнулись зонтиком, а вместе с тем в плавном торможении на весу стал выравниваться и Ньюкирк; равнина внизу шла рябью. Когда Дэрин вновь отцентрировала курс, амплитуда их раскачивания под брюхом корабля пошла на убыль, подобно затухающим колебаниям гигантского маятника.
Хрупких крыльев едва хватало, чтобы направлять вес двух мичманов. Пилотам «Левиафана» надлежало подвести их прямиком к мишени, чтобы Дэрин оставалась лишь, так сказать, тонкая доводка.
Корабль продолжал снижаться, покуда они с Ньюкирком не оказались в каких-нибудь двадцати метрах над землей. Ньюкирк крякнул, случайно задев ботинком верхушку вековой ели, отчего воздух серебристо вспыхнул фонтанчиком сбитых с хвои снежинок.
