Поискала глазами и выделила девушку, примерно лет двадцати, в широкой джинсовой куртке с меховым воротником и ярко-розовых латексных лосинах. Она стояла возле киоска с кассетами и кричащими плакатами, и кого-то явно ждала.
— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась я, — подскажите, пожалуйста, как пройти на улицу Комсомольскую?
— Ты чё, комсомол уже давно сдох, — отвечая, девушка, выдула огромный бледно-розовый пузырь из жвачки. Пузырь эффектно лопнул, залепив при этом пол лица девушки. Однако её это нисколечко не смутило, она втянула жвачку обратно и принялась интенсивно работать челюстями.
«И пломб же ей не жалко», — изумлённо подумала я, но комментировать не стала, ожидая ответа.
— Чё надо? — рядом совершенно неслышно появился хмурый небритый тип в кожаной куртке и уставился на меня недобрым взглядом.
— Да прицепилась чё-то, — заискивающе разулыбалась девушка и опять выдула жвачно-розовый пузырь.
— Ты это, мать, вали давай отсюда, поняла⁈ — выпятил в мою сторону челюсть хмурый тип, и я поспешно ретировалась.
Такой же облом ожидал меня, когда я решила спросить дорогу у молодой мамашки — та шарахнулась от меня, как от зачумленной. Не смог помочь мне и ароматизирующий окружающее пространство многодневным перегаром дворник, который, судя по мусору на тротуаре, выполнял здесь скорее декоративную функцию.
От всего этого и плюс холодина, я начала закипать. Ещё не так, чтобы бросаться на людей, но уже где-то вот-вот.
И тут рядом со мной прозвучал приятный голос:
— Добрый день. Вижу, вы в затруднении. Могу я вам чем-нибудь помочь?
Я обрадованно развернулась. Хоть одна добрая душа на весь этот недружелюбный город нашлась.
Передо мной стояла и приветливо улыбалась женщина лет пятидесяти, в одежде немаркой расцветки и в скромном платке.
— Здравствуйте. Благодарю вас, — ответила я и пояснила, — понимаете, не могу найти улицу Комсомольскую. Провал в памяти у меня. Возраст такой. Подскажите, пожалуйста, в какую сторону идти?
— Конечно же мы поможем вам, — с тихим восторгом сообщила женщина, и ясная улыбка счастья осветила её измождённое лицо, — вам нужно потянуться всем сердцем к Слову Иеговы Бога!
Приплыли. Нарвалась на сектантку.
Я вздохнула, размышляя, как её отшить. А между тем женщина скороговоркой продолжила:
— Благая весть о том, что Божье небесное Царство вскоре покончит со всем злом и вся земля станет раем. Он укрепляет веру в Иисуса Христа, который умер, чтобы мы могли обрести вечную жизнь, и который сейчас правит как Царь Божьего Царства…
И ткнула мне в руки целый ворох цветастых брошюрок.
— Так! — решила прервать словесный поток я, — улицу Комсомольскую вы мне не подскажите, да?
— Почему же не подскажу⁈ — сбилась женщина и махнула рукой влево, — это соседняя улица, возле большого белого здания повернёте направо. Но знайте, есть только один Путь спасения от бедствия, и это Путь, который Иегова Бог предусмотрел для тех, кто любит Его и доказывает эту любовь радостным служением Ему…
— Спасибо, — перебила лучезарную женщину я и невежливо двинулась влево, не обращая больше внимания на бодрый речетатив за спиной, который постепенно отдалялся и затихал.
Дальше я шла по дороге и размышляла. То, что я попаданка, было уже давно понятно, однако разум никак не желал в это верить. Остатками здравого смысла, я судорожно цеплялась за мелкие несуразности, пытаясь доказать сама себе, что нет, ничего подобного, дескать никакая я не попаданка.
Я даже аргументы мысленно подобрала.
Во-первых, я здесь в той же одежде, в которой вышла из дома, с баулом барахла. Во-вторых, всем попаданкам, я читала, даётся молодое красивое тело и обязательно в придачу влюблённый ректор-дракон. А мужикам-попаданцам — княжество и магический дар или, в крайнем случае, ноутбук с подключением к Интернету.
А у меня, мало того, что одышка и онемение в левой руке никуда не делись, так ещё и смартфон куда-то пропал. Больше всего мне было жаль фотографии Гриши и Павлика, которые я наделала ещё при их жизни. Да и внучков я любила пофоткать.
Да уж. Попала, так попала. Вроде как мой мир, один-в-один. Но при этом всё вокруг какое-то чужое, и главное — как у них так ловко получилось поменять все записи в моем паспорте?
Но предаваться печали мне не давал злой мартовский ветерок — гнал меня дальше, аж пока я не вышла на улицу Комсомольскую. Здесь я немного поискала дом номер четыре. Но это уже было несложно, и буквально через пятнадцать минут я стояла перед самой обычной трёхэтажной хрущёвкой, у подъезда с облупившейся краской. Из открытой форточки чьей-то кухни на втором этаже горестно гремела «Седая ночь», распугивая окрестных голубей и кошек.
Я вздохнула и переступила через брошенную кем-то измятую банку от пива — теперь осталось найти квартиру номер девять.
Так как на подъездах таблички с указанием квартир кто-то предусмотрительно упёр, то пришлось обойти все три подъезда, пока я нашла нужную квартиру. В результате запыхалась так, что от меня валил пар. Нет, в мои годы хочется уже спокойствия. Сидеть где-нибудь на даче и делать варенье из собственных яблок. Или, на худой конец, сдать своё жильё квартирантам, а самой снять бунгало в Тайланде и жить на дивиденды.
Я посмотрела на обшарпанную дерматиновую дверь квартиры номер шесть и нажала на кнопку звонка. Внутри запиликало, но никакой ответной реакции от жильцов не было.
Интересно, где они все?
И как я попаду теперь внутрь? Ключа-то у меня нету.
В подъезде пахло чем-то жутким. Точнее воняло. А ещё точнее — адски смердело.
Ужас какой. Долго я так не простою здесь. Если дверь не получится открыть, надо уходить, иначе задохнусь. Да и одежда провоняется.
Я нажала кнопку ещё раз.
Опять — мимо.
Зато дверь соседней квартиры распахнулась и оттуда высунулась голова маленькой сморщенной старушки с вязанной крючком белой сеточкой на голове и двумя вялыми помпончиками над ушами. Вонища сразу усилилась.
— А, это ты, Любка, — прошамкала она, — опять к себе попасть не можешь? Звони давай ещё, небось твоя опять музыку слушает. Или спит.
— Ага. Здравствуйте, — растерянно ответила я, стараясь глубоко не дышать.
Соседская бабушка явно меня прекрасно знает и даже не удивилась, что я звоню в дверь.
С ума сойти! Что здесь происходит, а⁈
Я позвонила опять.
И опять тихо.
— А я давно говорю, Любка, разбаловала ты этот выводок. Вот они на голову тебе все и сели, — заявила старушка безапелляционным тоном.
— Слушайте, вы не чувствуете, что это так воняет? — спросила я.
— Да это я суточную мочу выпариваю, — спокойно ответила старушка и пояснила, –уринотерапией занимаюсь.
У меня глаза на лоб полезли, но заслезились от едкой вони и вернулись на место.
— Очень полезно для организма, — принялась объяснять она, — собираешь мочу сутки, но можно и полторы. Затем четыре часа всё это отстаивается и потом нужно ещё двойное выпаривание сделать.
Мне поплохело, и я торопливо зажамкала опять на звонок.
— Да ты сильнее жми, не услышит она тебя. Сегодня в полдвенадцатого ночи с танцулек своих вернулась, — наябедничала соседка и язвительно добавила, — мы вот в её возрасте мамке корову доить помогали, и гусей пасли, и жрать на всю семью готовили, пока мамка на поле трудодни отрабатывает. А сейчас молодёжь не такая, ленивая, всё лишь бы пиво пить…
— А она точно дома? — наобум спросила я, плохо представляя, кто это «она».
— Конечно дома! — категорично заявила бдительная соседка, тряхнув головой так, что помпончики у висков весело запрыгали. — Я всех вижу, кто, куда и когда вышел или пришел. Мимо меня мышь не проскочит!
Из квартиры повалил ещё более едкий смрад пополам с дымом.
— У вас что-то там подгорает, — промямлила я, смаргивая слезу.
— Ох ты ж божечки мои, — всплеснула руками старушка и ломанулась в квартиру. Но дверь не закрыла.
Изнутри донеслось сдавленное оханье, что-то грохнуло, звякнуло, задребезжало.
