— А почему ты тогда в моей квартире? — удивилась я. — И в паспорте?
История получалась какая-то мутная. Или же девица нагло врёт.
— Иди вон! — заорала она и зло швырнула в меня подушкой.
Подушку я поймала на лету и отбросила на вторую кровать. Спускать столь явное хамство я не собиралась.
— Это моя квартира, — тихо и твёрдо сказала я. — Если тебя что-то не устраивает, то иди вон ты. Тем более, если ты мне не дочь.
— Ты что, выгонишь меня на улицу? — вытаращилась девица.
— А почему нет? — пожала плечами я. — Зачем мне содержать кого-то непонятного, кормить, поить? Чтобы ты мне тут концерты устраивала?
— Ты не постучалась! — она обличительно ткнула в меня пальцем с неопрятным маникюром.
— Ну и что? — удивилась я. — ты переодевалась, что ли? Так я тоже женщина, что я там не видела? Парней водить тебе рано, а какие ещё тайны у тебя?
— Мне не нравится, когда в мою комнату… — начала качать права девица, но я её перебила.
— А мне не нравится, что в квартире бардак, грязнота, даже посуду не помыла.
— Тебе надо, ты и мой, — фыркнула та и отвернулась, укрывшись одеялом с головой. Мол. Всё. Разговор окончен.
Я развернулась и вышла из комнаты, прикрыв дверь. Ладно, я всё равно это так не оставлю. Рано или поздно ты проголодаешься, детка. А там посмотрим, кто будет диктовать условия проживания.
Нет, я, конечно, прекрасно знаю, что подростки могут устраивать глобальные истерики и бунты по любому поводу. Гормоны, воспитание и всё такое. Я вон сына вырастила и периодически случалось всякое. Но то, что устроила мне эта девочка, не укладывалось в голове. С чего такая агрессия? И почему она утверждает, что я ей не мать? В порыве гнева, чтобы уязвить? Или и вправду так? А где тогда мать?
И где, кстати, Ричард Петрович Скороход и Пётр Иванович Скороход? Хотя в прихожей я видела пацанячьи ботиночки, значит Ричарда просто нету дома. А вот мужской обуви не было — ни тапочек, ни кроссовок, ничего.
Странно. Сплошные загадки.
Чувствуя себя мисс Марпл, которой предстояло разгадать эти тайны, я вернулась обратно в спальню, чтобы переодеться. В шкафу были какие-то шмотки, но я не знала, стиранные они или как? Надевать чужое для меня неприемлемо, пусть даже я попала сама в себя, поэтому вернулась в прихожку и забрала баул с отбракованными вещами.
Я вытащила оттуда свой халатик и переоделась. Затем пошла на кухню: там предстояло много работы. Пока мыла посуду, мозг лихорадочно работал.
Итак, ситуация у меня патовая. Во-первых, нету денег. Так-то в кошельке была кой-какая наличка, я иногда овощи в ларьке рядом с домом покупала, они получше, чем в «Пятёрочке». А основная сумма была на карточке. Местных же денег не было. Я перерыла все возможные укромные уголки, где могли быть финансы этой семьи, но ничего не нашла. Кроме горсти мелочи в старой конфетнице в буфете. Мда. Негусто. Рубля два от силы наберется.
Во-вторых, я ничегошеньки не знаю. То, что я попала сюда, можно сказать сама в себя — стопроцентно. Раз никто при виде меня не удивляется. Но, что удивительно уже для меня, сама я после переноса не изменилась. Вообще! Я внимательно осмотрела себя в зеркало — какая была утром, такая и осталась, со всеми морщинами и возрастными пигментными пятнами. А ведь по паспорту мне здесь на двенадцать лет меньше. То есть не шестьдесят два, а всего пятьдесят.
И никто при виде меня не удивился, что я резко постарела. Или же я здесь выглядела на двенадцать лет старше? Если да (что наиболее вероятно), то почему? Тяжелая жизнь? Судя по обстановке в квартире, вполне вероятно.
Видимо, это личная жизнь меня здесь не радовала, так как СССР развалился в прошлом году, а до девяносто первого можно было жить более-менее. Во всяком случае, деньги, пока не сгорели, по-любому хоть какие-то были, так что я здесь так сильно постарела отнюдь не от голода.
Я домыла последнюю тарелку, набрала в чайник воды и поставила на газ. Спички, кстати, заканчиваются, нужно будет купить.
Я усмехнулась. За какие шиши?
В общем, вопрос с деньгами нужно было решать, и то быстро. Была бы я одна — это легче. А так здесь ещё двое детей на шее. Их же полноценно кормить надо. Да ещё и вкусненького небось хочется. Дети же.
В холодильнике продукты были не очень, но были. Да, стояло молоко, правда прокисшее. Были яйца, две жестянки рыбных консервов, трёхлитровая начатая банка кислой капусты, в морозилке пачка сероватых пельменей и два скукоженных окорочка, глядя на которые хотелось срочно зарыдать. В нижнем ящике буфета я нашла картошку, лук, морковь и свеклу.
На верхней полке обнаружились полбутылки подсолнечного масла, мука и крупы.
Вот и ладненько. Примитивный набор продуктов на первое время есть, а дальше уже что-то буду думать.
Я принялась готовить борщ, забабахала тесто на оладушки (хлеба в доме не было).
На кухне сразу запахло вкусной едой.
Жизнь потихоньку налаживалась. Осталось выяснить, где я работаю, где моя зарплата и мои ли это дети? Если не мои, то где их родители?
Когда борщ докипел, я отставила его на свободную конфорку, а туда плюхнула сковородку — пришло время оладушек (спички я экономила, раз денег нету).
На ароматные запахи на кухню заглянула Анжелика Петровна Скороход. Демонстративно не обращая внимания на меня, она прошла и, глотая слюнки, набрала в чашку воды из-под крана. Мда, в этом времени её ещё было можно так пить. Я уже и забыла.
Набрав, отошла и принялась молча пить воду, поглядывая на меня исподлобья.
— Анжелика, нужно мусор вынести, — сказала я, ловко переворачивая зарумянившиеся оладушки на другой бок.
Не снизойдя ко мне с ответом, она молча швырнула чашку в мойку и вышла из кухни, хлопнув дверью.
Со вздохом я сполоснула чашку и поставила в сушилку. Кажется, процесс перевоспитания обещает быть долгим.
После того, как я пообедала (Анжелику звать принципиально не стала), передо мной встали два вари анта: первый — нужно срочно привести это жилище в порядок, иначе жить среди тараканов и бардака я не смогу. Второй — разобраться, что происходит, кто эти дети, где я работаю и всё остальное.
Второй вариант был важнее, и я вернулась в свою (уже свою?) комнату. После недолгих поисков я обнаружила сумочку, с которой Любовь Васильевна Скороход ходила, по всей видимости, на работу. Кстати, мысль о том, куда подевалась мой двойник, я всё это время тщательно от себя отгоняла. Защитная реакция, чтобы окончательно не сойти с ума.
И хотя была опасения, что вот-вот настоящая для этого мира Люба зайдёт сейчас в квартиру и что я тогда буду делать. Но я решила разбираться с проблемами по мере их поступления.
Так вот, в сумочке (изрядно затёртой, дешевой), кроме обычного женского хлама, я нашла пропуск, из которого следовало, что Любовь Васильевна Скороход работает на Калиновском фаянсовом заводе глазуровщиком фарфоровых и фаянсовых изделий второго разряда. Здесь же лежал отпечатанный листочек с указанием в какие даты на какую смену должна выходить на работу мой двойник.
Очевидно, раз график был «плавающим», то сегодня она работала в ночную смену, чем и воспользовалась наглая девица, что, по словам уринолюбивой соседки, вернулась аж в полночь.
Ладно. С этим разобрались, разберемся и с остальным.
Приятным бонусом было то, что внизу пропуска, мелкими буквами стоял адрес завода — улица Стаханова, два. Так что найду.
У меня не было навыков глазуровщика. Если честно я впервые вообще сталкиваюсь с этой профессией, но разберусь по ситуации. Для начала нужно сходить туда.
Я удовлетворённо отложила пропуск — по графику следующая смена у меня завтра с утра. Так что времени вагон, успею хоть немножко разобраться.
Я продолжила рыться в вещах двойника и буквально через минут десять обнаружила в верхнем ящике тумбочки неотправленное письмо. Очевидно, та Любаша начала писать, но не закончила — или времени не было, или любит потихоньку писать. Это не важно. Зато для меня большая удача хоть немного понять, что здесь происходит.