После чего легист предложил прихватить с собой городского нотариуса. Я согласился. Гнать надо такого барона, у которого таможенники мало того что тараканы беременные, да еще и берега потеряли от жадности.
Правда, пока протряслись три километра в седлах до замка, градус моего гнева малость утишился, и разрушать все вокруг вдребезги пополам я не стал.
В трапезной барон первым делом представил нам свое семейство.
Жену, высокую – выше мужа на полголовы – дородную брюнетку под кружевной мантильей, которая только добавляла ей роста, и в пышных юбках на широкой талии. Троих сыновей и дочь.
Сыновья все как под копирку бароном сделанные, только рост у них пока еще разный. Меня что-то царапнуло, какое-то несоответствие, пока не понял, что возраст старшего сына вполне уже рыцарский, а младшие по обычаю должны уже где-то пажами служить, а барона – наоборот, окружать отпрыски родни и хороших знакомых для приготовления тех к рыцарскому званию. А этого нет, что странно. Возможно, это как-то характеризует барона, только вот мне пока этого не понять.
Дочь барона также отличалась высоким ростом, но была ниже маменьки. Стройна, так же как мать жгуче чернява, и с очень хорошей фигурой, которую не портило даже ужасно пошитое парчовое платье, скорее всего, перешитое из материного или даже бабушкиного одеяния.
Глядя на это семейство местной аристократии, особой зажиточности я не почувствовал. Мебель для пятнадцатого века можно сказать антикварная, сработанная на века еще до Столетней войны. Посуда, выстроенная напоказ на полках, даже не серебряная – оловянная, давно не чищенная. Явно парадная, каждый день они с нее не едят. На стенах никаких картин и гобеленов. Зато много разнообразной формы щитов с тремя горизонтальными полосами (белой, зеленой и синей), из-за которых веером торчали разнообразные копья, дротики и сулицы, оформленные в виде римского «трофея». Щиты венчали старинные шлемы, в основном на темы различных турнирных «ведер» и «жабсов».
Увидев мой заинтересованный взгляд, барон мимоходом пояснил:
– Эти шлемы – турнирные трофеи нескольких поколений нашей семьи, ваше величество.
Над камином высился уходящий в стену выбеленный косой дымоход, украшенный лепным гипсовым гербом в картуше. Полным гербом, раскрашенным яркими красками, со шлемом и порванным наметом. Шлем венчала английская баронская корона. Из короны вырастало навершие в виде зеленеющего дерева. Щит придерживали с правой стороны белая лошадь, а с левой – черный единорог. На самом щите – все тот же горизонтальный триколор. Древний герб, лаконичный.
И все семейство барона скучковано под этим гербом, как для фотографии на память. После представления меня бароном, его присные твердили мне как попки одну фразу: «Ваше величество». Мужчины ограничились поклонами, а женская часть продемонстрировала знание правильного придворного реверанса, во время которого, наверное, жутко сожалела, что не в декольте.
Поразило меня имя дочери барона, совсем не христианское. Такого-то и в святцах, наверное, нет.
– Аиноа, моя дочь, – представил ее барон.
– Дамуазель, – слегка поклонился я.
– Шевальересс, ваше величество, – поправила она меня с явным вызовом, впрочем, не выходя за пределы вежливости.
– Шевальересс? – переспросил я, несказанно удивившись услышанному.
– Так точно, ваше величество, шевальересс и дама д’Эрбур. – Аиноа снова присела передо мной в реверансе. – Выставляю в ополчение копье в пять латных сержантов. А в дверях стоит Хорхе, – кивнула она на двенадцатилетнего мальчика, – мой паж.
– Приятно увидеть настоящую амазонку в наших палестинах, – произнес я, подавая девушке руку.
Когда она, опершись о мою ладонь, встала, я ее ладошку поцеловал, приговаривая:
– И эта нежная ручка способна держать тяжелый меч кабальеро?
Внутренне я себя попутно обругал кокеткой и долбодятлом, но удержаться не мог. Надпочечники резко выдали новую порцию гормонов.
– Ваше величество, – прямо ответила Аиноа, не пытаясь даже выдернуть свою ладонь из моей руки и не отрывая смелого взгляда от моего лица, – я была пока всего на одном смотре и держала на нем только свой вымпел. Но если вас интересуют мои боевые качества, то я неплохо стреляю из короткого лука. Жаркое на ужин приготовят из лани, которую я добыла сегодняшним утром. Мне будет приятно вас ею угостить.
– Благодарю вас за приятное знакомство, шевальересс.
Продолжать с ней болтовню дальше было бы грубым нарушением этикета. Сначала надо освободить от себя других.
– Ваше величество… – Девушка снова распласталась в реверансе.
– Шевальересс, – ответил я по протоколу.
Вернувшись к столу, я сел на самое почетное место. Туда, куда хозяин должен садиться.
Все остались стоять.
И только мне паж Аиноа принес оловянный кубок с шипучим сидром. Остальным – шиш. Местный барон. Оказывается, еще и редкостная жадина.
Отпив глоток, я вытер губы платком, который достал из рукава, и нарушил атмосферу напряженного молчания:
– Итак, сеньоры, разговор получается у нас неприятный. Я вынужден сообщить вам, барон, что вы или принесете мне оммаж за эти земли, или покинете их.
– Извините меня, ваше величество, но я останусь верен его величеству Луи Одиннадцатому.
– Ваш выбор, барон. Хотя мне и странно это слышать, когда всем известно, как ваш род неоднократно и с большой легкостью менял государей, даже титул вы получили от английского кинга, хотя вы баски.
Барон при этих словах набычился и покраснел лицом.
Я тяжко вздохнул, как от неприятного мне известия, и изрек:
– Значит, вы нас покинете. Три дня на сборы вам хватит?
Глаза баронессы стали как у анимешки японской, и она, пошатнувшись, непроизвольно схватилась за свою левую сиську, под которой находилось ее ранимое сердце.
«Только бы в обморок не хлопнулась», – подумал я.
Но, слава богу, в этом веке обмороки были еще не в моде у слабого пола.
– Ваше величество, помилуйте, невозможно за три дня собрать необходимое количество повозок и волов для такого обоза. Еще охрану требуется увеличить. У меня в замке всего дюжина стражников, а в дороге этого мало. Разве что дочь отдаст мне свое копье, – возопил барон.
– Не дам, – резко прозвучал звонкий голос Аиноа.
– Шевальересс, вы мне обязаны вассальной клятвой, – напомнил ей отец.
– Увы, дорогой батюшка, я дала вам свои обеты за свою землю, полученную мной в наследство от бабушки. Но в связи со сменой сюзерена этой земли, если вы не даете его величеству дону Франциску оммаж за всю баронию и покидаете ее, то моя земля остается без сеньора, и я вынуждена дать оммаж новому сеньору всей баронии, потому что никуда отсюда уезжать я не собираюсь. Это МОЯ земля.
– Аиноа, вы обязаны подчиниться моей родительской власти! – вскипел барон. – Его величество Луи не оставит своих верных слуг.
– Нет, – твердо ответила девушка, – ваша родительская власть кончилась в прошлый год, когда я стала самостоятельной сеньорой на своей земле. Дамой! Если вы сейчас дадите оммаж его величеству дону Франциску – я в вашей власти, отец, как ваш вассал. А если нет, то нет. Таков обычай. Тем более что моя земля – не фьёф, а аллод.
– Дама Аиноа права, ваша милость, – вмешался в родственные дрязги легист. – Как полноправный собственник земли и сеньории, она дееспособна без ограничений и вправе принимать самостоятельные решения, тем более что вы не наделили ее фьёфом, насколько я понял.
– У нее и так большая сеньория, – буркнул барон.
– Тем более, ваша милость. Все ее феодальные повинности вам заключаются в выставлении под ваше знамя на сорок дней оговоренного количество воинов. Еще она обязана вам советом. И это все. Выкупать вас из плена пока не требуется.
– Я и прошу у нее воинов! – рявкнул барон. – Дорога в Турень долгая, и по ней шастают шайки рутьеров. Пожалела бы мать…
– Итак, – подвел я черту переговорам, – вы больше не барон, ваша милость. По крайней мере, не барон Дьюртубие. Микал, раскладывай.
