«Мне сегодня исключительно везет, — отметил Роб, связывая пленного и затыкая ему рот импровизированным кляпом. — С чего бы это?» — Он вставил в ухо чужой наушник, чтобы не пропустить передачу, и подтянул к себе винтовку. Это была «Light fifty» с прицелом, который можно было переключать на ночное видение, и Роб тут же взялся осматривать окрестности через подсвеченные линии сетки прицеливания.
«И снова свезло! Захотел снайперский комплекс, и вот вам, владейте, на здоровье! Но с другой стороны, под лежачий камень вода не течет, и, как говорили наши древнеримские завоеватели, фортис фортуна… э… Черт! Как же там на латыни? Смелым сопутствует удача… Фортуна им способствует, одним словом. Фортис фортуна… Есть!»
Он засек еще одного наблюдателя со стволом и оптикой в окне дома, расположенного на Кожевенной улице почти напротив служебного входа в «Люрекс».
«Так-так… — прикинул Роб. — Два снайпера неизвестной принадлежности, и встреча, которая должна состояться в клубе через пятнадцать минут. Таких совпадений не бывает!»
— Внимание! — шепнул он в микрофон, сменив чужую гарнитуру на свою. — Всем! Уходить немедленно! Действуем по варианту «Си». Будьте осторожны! Ферзь!
— Здесь, — сразу же откликнулся Дюк.
— Свяжись с Конем, скажи — засада.
— Понял. До встречи!
— Бывай! — Роберт быстро обшарил карманы снайпера, но ничего ценного, кроме запасных обойм и бразильского Taurus PT-111 не нашел. Однако так, на самом деле, не бывает, снайперы не бродят по городу с винтовками в руках. Роб осмотрелся вокруг на предмет «спрятанных сокровищ», но ничего не обнаружил и, забрав свой Узи и трофейное оружие, полез в слуховое окно. Вот там, на пыльном чердаке и ждала его длинная черная сумка стрелка. Однако времени на ее изучение у Роба уже не оставалось, как, впрочем, и на допрос пленного. А расспросить того стоило, и лучше вдумчиво, чем второпях. Вот только, если это засада, то стоило для начала покинуть опасные воды, а уж потом можно будет подумать и о том, кто бы это мог быть, такой умный. Потом, не сейчас…
3.
Сначала все было тихо. Пустая улица, по которой и машины-то проезжали по одной в четверть часа. Темный салон Вольво с крепко въевшимся в обивку прогорклым запахом табака. И тишина в эфире: ни звука, ни привета, лишь слабый шум статических помех. Но сонная тоскливая благодать длилась недолго. Около десяти на улицу, с обеих сторон сразу, въехали два здоровых фордовских джипа и, высадив десант — пять крупных мужчин в куртках и плащах, — заняли блокирующие позиции. Один джип отъехал за перекресток с Костяным переулком, припарковался там и, выключив свет, совершенно пропал из виду, а второй встал буквально рядом с Лизой, через одну машину от нее.
«Вот ведь черт! — пока она следила за машинами, „десантники“ уже скрылись из виду, исчезнув за дверями хозяйственного и служебного входов в клуб. — Пора поднимать тревогу?»
Но принимать решение не пришлось. Ожило радио, и от Роба поступил недвусмысленный приказ. В другой ситуации, Изи, должно быть, рассердилась бы, и, уж во всяком случае, не стала бы радоваться тому, что кто-то, даже и Роб, если на то пошло, взялся вдруг командовать. Но это раньше. «До того как». То есть в мирное время. Война изменила все, ну или почти все. Такова, по-видимому, ее природа. Лиза находилась «на войне» всего два дня, но некоторые принципы военных действий успела уловить — ведь на войне быстро учатся, если, разумеется, выживают в первом бою, — и даже усвоила, в том числе, и принцип субординации. В чем ценность конкретных распоряжений, приходящих сверху? Да, в том, что думать не надо, особенно тогда, когда, на самом деле, и не думается толком. А так, раз-два, и все ясно. Во-первых, тревога. Типа, враг у ворот! Вой сирен, высокие голоса горнов и охотничьих рожков, барабаны, колокола громкого боя, и все такое. А, во-вторых, сразу знаешь, что делать, куда бежать и что кричать: «ура», скажем, «спасите-помогите» или еще что. Однако, как верно замечено еще классиками, ни один план не настолько хорош, чтобы не оставить умному человеку простора для импровизации.
Лиза выбралась из машины, причем действовала она при этом максимально спокойно, расслабленно до рассеянности, с «небрежным пофигизмом», как называли такого рода поведение ее одноклассники в былые времена. Не увидеть ее, тем более, не услышать, на тихой сонной улице было просто невозможно, но зато и не заподозришь в недобрых намерениях. Не скрывается, не крадется, значит, не при делах.
«Ну, где-то так!»
Она начала «подкидывать идеи», еще находясь в салоне Вольво, хотя и знала, что «через железо» ее дар работает не так, чтобы очень хорошо. Впрочем, усердие окупается, и даже чаще чем принято думать. «Уведомление о получении» долетело до Лизы на полпути к Форду. Однако ей требовалось сейчас нечто большее, чем «стук послания, упавшего в ящик для писем и газет», она хотела убедиться, что старания не пропали даром.
— Привет! — сказала она, едва стекло в дверце водителя опустилось, и из затемненного салона на нее выжидательно посмотрел мужчина в тирольской шляпе.
«И где он ее только раздобыл?»
— Добрый вечер, мисс! Чем могу быть полезен? — мужчина ответил по-английски, что означало — он не местный, и объясняло, между прочим, отчего «посыл» так долго не доходил до адресата.
— Вы кого-то ждете? — переходя на английский, спросила Лиза.
— Да, я жду своих товарищей, они сейчас там, — повел мужчина крепким подбородком в сторону «Люрекса», — в клубе.
«Исчерпывающий ответ, ничего не скажешь!»
— А они там, простите, что делают?
— Да, ловим мы тут кого-то, — пожал плечами мужчина.
— Кого? — насторожилась Лиза.
— Не знаю. Мне не сказали.
«Черт!»
— А вы кто, вообще? — спросила она, не зная, о чем бы еще спросить.
— Я водитель. Ну, типа, если кому нужен опытный водитель без комплексов, то это я.
«Ишь ты, разговорился! Водитель… И зачем, спрашивается, везти к нам водителей из Германии? У нас что, свои перевелись?»
И тут у нее случилась «эврика». То есть, иначе как инсайдом такого не объяснишь, ведь у Лизы совершенно не было опыта в подобного рода делах. Она была на чужой территории и совершенно не знала самых простых вещей. Например, того, кто ходит по этим темным тропам, зачем и куда.
— А что означает, «без комплексов»? — спросила Лиза, совсем, было, собравшись завершить разговор и уйти.
— Без комплексов, мисс, это и есть без комплексов, — на полном серьезе ответил мужчина. — Если они кого порежут или еще что, то мое дело баранку круть. Ну, вы же понимаете…
— А если пытать будут? — Лиза оказалась совсем не готова к откровениям «простого извозчика», но начав расспрашивать, остановиться уже не могла.
— Я же объяснил вам, мисс, — удивленно пожал плечами немец. — Мое дело маленькое: отвезти, привезти, а остальное, это не ко мне.
— То есть, — решила уточнить Лиза, — если ваши наниматели будут при вас насиловать женщину, вас это не касается. Я правильно поняла?
— Все верно, — кивнул водитель. — Так и есть.
— Ну, а если вам придется срочно уезжать, а вам будут мешать?
— Что значит, мешать? — нахмурился немец.
— Полицейские появятся или еще кто, и станут стрелять?
— Я тоже буду стрелять.
— То есть, у вас есть оружие? — вспомнив о недавнем проколе с классификацией пистолетов и револьверов, спросила Лиза.
— Конечно, есть!
— Стреляете хорошо? — наливаясь холодным бешенством, уточнила она, имея в виду очень странную идею, посетившую ее, однако, не вдруг и неспроста.
— Это часть сделки, — совершенно не удивившись вопросу, ответил немец. — За это мне и платят деньги. Хороший водитель «без комплексов» должен уметь стрелять, мисс, и не психовать, если запахнет жареным. Прорыв на тяжелом автомобиле и сам по себе без жертв не обходится, так что дополнительный ствол никак не помешает.
«Еще один ствол…»
Все было так просто, что Изи даже удивилась, как не понимала этого еще пару минут назад. Нежданно-негаданно — чужой волей, чужим черным умыслом Лиза оказалась вырвана из обыденной жизни, где худо-бедно действовал принцип верховенства закона, и ввергнута в кровавый хаос беспредела, в котором не действовали никакие законы, кроме права сильного. Здесь не было места гуманизму. Здесь не приветствовалась слабость, и не оставалось времени на рефлексии. Здесь нужно было убивать, чтобы уцелеть, и как бы ужасно это ни звучало в устах юриста, живущего в цивилизованное время в цивилизованной стране, на войне убийство противника — не преступление, а акт героизма. Ну, во всяком случае, это разумный и правильный поступок. Вот, собственно, и все.
— А еще оружие в машине есть? — спросила она едва ли не машинально.
— Две укладки в багажнике, — лаконично ответил немец.
— Открой! — Лиза подошла к багажнику и подняла дверь. Там в слабо освещенном просторном отсеке лежали две длинные черные сумки.
