— Уилл, ты готов?
Свежее как персик лицо мальчика было сонным, — он то и дело клевал носом.
Чарльз Хэлоуэй в последний раз быстро взглянул на лабиринт и подумал: Джим, ты все еще там? Приготовься!
Мистер Дак повернулся было, чтобы пойти ободрить свою старую пыльную подругу, но остановился, услышав клацанье затвора; это отец Уилла достал патрон с пулей, чтобы убедить зрителей, что винтовка действительно заряжена. Это выглядело достаточно естественно, но преследовало еще и другую цель — когда-то давным-давно он читал, что в подобных случаях применялись поддельные пули, сделанные из воскового карандаша свинцового цвета. После выстрела такая пуля превращается в дым и пар, не успев вылететь из ствола. Разрисованный Человек, ловко подменивший пулю, уже сунул настоящую, отмеченную полумесяцем, в дрожащие пальцы Ведьмы. Она должна была спрятать ее за щекой. При выстреле она бы притворно дернулась, словно от удара пули, а затем «обнаружила» бы ее, выхватив из-за своих желтых крысиных зубов. Фанфары! Аплодисменты!
Разрисованный Человек, обернувшись на клацанье затвора, увидел Чарльза Хэлоуэя, державшего восковую пулю. Но вместо того, чтобы раскрыть подвох, Чарльз Хэлоуэй просто сказал:
— Давай-ка прорежем нашу метку поглубже, чтобы было лучше видно, а, малыш?
Он положил пулю в бесчувственную руку сына, достал перочинный нож, пометил восковую пулю тем же таинственным полумесяцем и загнал обратно в ствол винтовки.
— Готовы?!
Мистер Дак посмотрел на Ведьму.
Та некоторое время колебалась, потом слабо кивнула.
— Готов! — объявил Чарльз Хэлоуэй.
Вокруг ничего не изменилось — так же стояли балаганы и шатры, волновалась толпа зрителей, озабоченно суетились уроды, в страхе замерла Ведьма, спрятанный Джим должен был отыскаться, древняя мумия, раскаленная голубым огнем, все еще сидела на электрическом стуле, карусель ждала, когда кончится представление, толпа разойдется, и карнавал продолжит свой путь с мальчиками и привратником библиотеки, по возможности обманутым и одиноким.
— Уилл, — доверительно обратился Чарльз Хэлоуэй к сыну, поднимая потяжелевшую вдруг винтовку, — я положу ствол тебе на плечо. Поддерживай его рукой за середину, только осторожней. Бери, Уилл. — Мальчик поднял руку. — Так, сынок. Когда я скажу «Держи», задержи дыхание. Слышишь?
Голова мальчика едва заметно кивнула. Он спал. Он видел сон. Сном был кошмар. Кошмаром было происходящее.
Сквозь сон он услышал выкрик отца:
— Леди! Джентльмены!
Разрисованный Человек сжал кулак. Портрет Уилла, затерянный в нем, был раздавлен, как цветок.
Уилл скорчился.
Винтовка упала.
Чарльз Хэлоуэй сделал вид, что ничего не заметил.
— Я и Уилл в качестве моей здоровой левой руки хотим сделать один и только один самый опасный, подчас смертельный трюк с пулей!
Аплодисменты. Смех.
Пятидесятичетырехлетний привратник, словно сбросив несколько лет, быстро и ловко положил винтовку обратно на дрожащее плечо сына.
— Ты слышишь меня, Уилл? Слушай! Это для нас!
Мальчик слушал. Мальчик успокаивался.
Мистер Дак опять сжал кулак.
Уилл слегка задрожал.
— Мы попадем в самое яблочко, не так ли, сынок! — сказал отец.
Зрители одобрительно засмеялись.
А мальчик вдруг успокоился, ощущая на плече винтовку, а мистер Дак все сильнее стискивал покрытое персиковым пушком лицо, нарисованное на ладони, однако это больше не действовало, мальчик оставался спокоен среди смеха, который разливался вокруг, и тогда отец, придерживая приклад винтовки, громко сказал:
— А ну-ка, покажи свои зубы, Уилл!
Уилл растянул губы в улыбке, показывая зубы старухе, стоявшей около мишени.
Кровь отлила от лица Ведьмы.
Теперь и сам Чарльз Хэлоуэй улыбался во весь рот.
Словно стужа сковала Ведьму.
— Ну, парень, — сказал кто-то в толпе, — да это просто здорово. Гляди, как испугалась! Смотри!
Я-то вижу, думал отец Уилла. Его левая рука беспомощно висела, а правая касалась пальцем спускового крючка винтовки; он прицеливался, пока сын твердо держал ствол, направленный в лицо Ведьмы. И вот наступил последний миг, и в патроннике была восковая пуля, но что могла сделать восковая пуля? Эта пуля испарится в полете, какая от нее польза? Зачем они здесь, что они могут сделать? Глупо, глупо!
Нет! — подумал отец Уилла. — Стоп!
Он отбросил сомнения.
Он почувствовал, что губы беззвучно произносят слова.
Однако Ведьма услышала все.
В угасающем хохоте толпы, прежде чем согревающий звук смеха пропал полностью, он произнес эти слова одними губами.
«Лунный полумесяц, которым я пометил пулю, вовсе не полумесяц».
«Это моя собственная улыбка».
«Я зарядил винтовку моей улыбкой».
Он произнес это один раз.
Он ждал, пока она поймет.
Затем он еще раз повторил свои слова.
И секундой раньше, чем Разрисованный Человек разгадал движения его губ, Чарльз Хэлоуэй слабо воскликнул: «Держи!», и Уилл задержал дыхание. Вдали, запрятанный среди восковых фигур, сидел Джим, и слюна капала с его подбородка. Притянутая ремнями к электрическому стулу, ни живая, ни мертвая мумия сдерживала зубами гудящую энергию. Рисунки на теле мистера Дака корчились от боли, залитые болезненным потом, когда он в последний раз стиснул кулак, но было слишком поздно! Совсем спокойный Уилл задержал дыхание, поддерживая винтовку. Совсем спокойно его отец сказал: «Сейчас». И выстрелил.
Один выстрел!
Ведьма со свистом вздохнула.
Вздохнул Джим в Музее восковых фигур.
И спящий Уилл.
И его отец.
И мистер Дак.
И все уроды.
И толпа.
Ведьма завопила.
Джим, сидевший среди восковых манекенов, выдохнул из легких весь воздух.
Уилл пронзительно закричал и проснулся.
Разрисованный Человек со злобным громким криком выдохнул воздух и поднял руку, чтобы остановить события. Но Ведьма упала. Она упала с подмостков. Она упала в пыль.
С дымящейся винтовкой в здоровой руке Чарльз Хэлоуэй медленно выдохнул, ощущая каждую частицу воздуха, выходившую из легких. Он все еще смотрел через прицел на мишень, где только что была женщина.
Стоя на краю помоста, мистер Дак смотрел на вопящую толпу и прислушивался к выкрикам.
— С ней обморок…
— Нет, она просто поскользнулась!
— Она… застрелена!
Наконец, Чарльз Хэлоуэй подошел и встал рядом с Разрисованным Человеком, посмотрел вниз. Противоречивые чувства отразились на его лице: удивление, тревога, даже испуг, и некоторое странное облегчение и удовлетворение.
Женщину подняли и уложили на подмостках. Ее рот застыл в беззвучном крике, и лицо было таким, словно она радовалась тому, что произошло.
Он знал, что она мертва. Через мгновенье и зрители узнали бы об этом. Он наблюдал, как рука Разрисованного человека опустилась, чтобы дотронуться, проследить, почувствовать угасшую жизнь. Затем мистер Дак поднял ее за обе руки, как куклу, дергал, словно марионетку, стараясь заставить ее двигаться. Но тело отказывалось оживать.
Тогда он подал одну руку Ведьмы Карлику, другую Скелету, и они трясли, двигали ими, пытаясь создать видимость пробуждения, в то время как толпа зрителей пятилась назад.
— …мертвая…
— Но… раны-то нет…
— Думаешь, просто шок?
Шок, думал Чарльз Хэлоуэй. Боже мой, неужели это убило ее? Или другая пуля? Когда я выстрелил, неужто другая пуля попала ей в горло? неужели она… подавилась моей улыбкой! Господи Иисусе!
— Все в порядке! Представление окончено! Она просто в обмороке! — объявил мистер Дак. — Представление окончено! — Он говорил, не обращая внимания на женщину, не глядя на толпу, но внимательно рассматривая Уилла, который стоял, оглядываясь по сторонам; выйдя из одного кошмара, он очутился в другом, и тут отец встал с ним рядом, а мистер Дак закричал:
— Все по домам! Представление окончено! Свет! Уберите свет!
Карнавальные огни замерцали.
Зрители, столпившиеся под слабеющим светом, повернулись как огромная карусель, и когда лампы совсем погасли, заторопились к нескольким оставшимся поодаль заводям света, словно надеясь погреться в них, прежде чем выйти на холодный ветер. Один за другим, один за другим огни угасали.
— Гасите свет! — крикнул мистер Дак.
— Прыгай! — сказал отец Уилла.
Уилл прыгнул. Уилл побежал вместе с отцом, который так и не выпустил из руки винтовку, выстрелившую улыбкой, сразившей цыганку и уложившей ее в пыль.
— Джим там?
Они были около лабиринта. Позади на подмостках бушевал мистер Дак:
— Убрать огни! Проваливайте домой! Все окончено!
— Неужели Джим там? — удивлялся Уилл. — Да, да, он там!
