— Гряньте, трубы, над богатой жатвой смерти! — бестактно процитировал он своему взводу.
— Кажется, у вас сильная тяга к смерти, — сказал Тристрам, чистя свой пистолет.
— А? А? — Мистер Доллимор оторвался от оглавления из первых строк. — Мы выживем, — сказал он. — Бош получит по заслугам.
— Бош?
— Враг. Другое название врага. Во время моего обучения в офицерской школе, — сказал мистер Доллимор, — мы каждый вечер смотрели фильмы. Это всегда был Бош. Нет, вру. Иногда Фриц. А порой Джерри[67].
— Понятно. А еще вы военную поэзию изучали?
— По субботним вечерам. После отбоя. Из моральных соображений. Капитан Оден-Ишервуд преподавал. Это был один из моих любимых предметов.
— Ясно.
Холодный сухой день, пыльный ветер. Колючая проволока под высоким напряжением, таблички с указателями ВМ[68], за периметром разрушенная с виду местность, угнетающая, как желчный Атлантический океан вокруг Б6. По-прежнему звучал отдаленный треск и удары, круглосуточное представление, должно быть, в три смены младшие сержанты — диск-жокеи; однако без пламени в небе. В полдень древний самолет — канаты, распорки, открытая кабина, помахавший пилот в выпученных очках — пролетел над лагерем и опять улетел.
— Наш, — сказал своему взводу мистер Доллимор. — Галантная авиация сухопутных войск.
Ленч из тушенки и гидрированных дегидрированных овощей; пара часов на хозяйственные дела; чай с рыбным паштетом, с Особыми Фруктовыми Пирожками Арбакла. Потом, пока солнце текло к морю, — небесной сковородке с разбитыми яйцами, — пришло время раздачи боеприпасов из квартирмейстерских складов, а также на человека банки тушенки и серой буханки кукурузного хлеба. На банке с тушенкой была китайская этикетка с ключевыми словами:
Тристрам усмехнулся; второе раздвоенное слово мог прочитать любой дурак (значит, раздвоение для китайцев — суть человека?), имевший сестру, которая служит в Китае. Кстати, что с ней? Что с братом в Америке? За одиннадцать месяцев пришло одно письмо, всего одно, от дорогой особы, но эта особа самая дорогая. Он похлопал себя по нагрудному карману, где письмо покоилось в безопасности. Шу жэнь, а? Перевод латиницей четко читался внизу этикетки. Готовая к употреблению, варенная с приправами человечина.
В сумерках двинулись-упорядоченным маршем, с налитыми водой фляжками, примкнув штыки, натянув на стальные шлемы чехлы для стальных шлемов. Принимать парад явился из какого-то другого батальона мистер Солтер, только что повышенный в капитана Солтера и гордый этим. Кажется, указания для него написали на клочке бумаги; никаких путеводителей не было. Он, немного попискивая, велел шагать направо по трое, и Тристрам, шагая, впервые дивился анахронизму. Безусловно, в войне-прототипе строились по четыре? Но суть современной войны выглядела эклектичным упрощением: не будем чересчур педантичными. Они смирно маршировали из лагеря. Никто им не махал на прощанье, за исключением часового, которому по обязанности полагалось отсалютовать ружьем. Повернули налево, через четверть мили зашагали вольно. Впрочем, никто не пел. Примкнутые штыки смахивали на Бирнамский лес пик. Среди трах-бах-ух — интервалы больше прежнего; безусловно, заевшую запись сменили — слышалось бульканье на ходу воды в фляжках. В небе вспыхивало пламя; по обеим сторонам дороги армии деревьев уныло высились черными кулисами во внезапных вспышках.
Промаршировали через деревушку, выдуманную готическую массу руин, в нескольких сотнях ярдов за ней получили приказ стоять.
— Теперь можно оправиться, — скомандовал капитан Солтер. — Разойдись.
Сели; самые глупые быстро поняли значение длинного слова: дорога уютно огласилась приятным теплым плеском. Снова построились.
— Мы уже очень близко от линии фронта, — сказал капитан Солтер, — в досягаемости для вражеских снарядов. — («Ерунда», — подумал Тристрам.) — Пойдем маршем в шеренге по левой стороне дороги.
С tre corde до una corda[69], как на пианино с глухой педалью. Отряд вытянулся в одну длинную струну, марш возобновился. Еще через милю дошли до стоявшего слева якобы разрушенного деревенского дома. Капитан Солтер сверился с клочком бумаги при свете вспышек в небе, как бы удостоверяясь в верности номера дома. Явно удовлетворенный, храбро шагнул к передним дверям. За ним потек длинный ручей. Тристрам с интересом обнаружил, что они вошли в окоп.
— Какой-то дурацкий дом, — проворчал некий мужчина, словно искренне думал, будто их туда к ужину пригласили.
Это был просто каркас, как в кинодекорациях. Тристрам посветил на землю взводным фонариком — дыры, мотки проволоки, неожиданный трупик зверька с длинным хвостом — и мгновенно услышал:
— Гасите чертов свет.
Он повиновался; голос звучал властно. По бесконечной шеренге передавались предупреждения:
— Дыра — ыра — ра; проволка — оволка — волка, — точно примеры изменения английских гласных.
Тристрам замешкался во главе отделения № 1 своего взвода, четко полностью видя монтаж при озарявшем небо фейерверке (это именно он, это именно он должен быть). Конечно, должна быть запасная линия, вспомогательная линия, часовые на стрелковых ступенях, дым и вонь из землянок? Весь лабиринт казался совсем пустым, никто их приветственно не встречал. Неожиданно повернули направо. Люди впереди спотыкались, тихо сыпали проклятиями, втискиваясь в землянки.
— Враг, — благоговейно шепнул мистер Доллимор, — всего в сотне ярдов. Вон там, — указал он, красиво освещенный сильной вспышкой, в сторону ничейной земли, или как она там называлась, — мы должны выставить часовых. Одного через каждые сорок — пятьдесят ярдов.
— Слушайте, — сказал Тристрам, — кто командует? Что мы такое? К кому мы относимся?
— Боже, сколько вопросов. — Он спокойно смотрел на Тристрама при новой вспышке фейерверка.
— Я имею в виду, — сказал Тристрам, — мы подкрепляем какие-то войска, уже находящиеся в расположении, или?.. Что мы такое? Откуда нам поступают приказы? Какие у нас приказы?
— Ну, сержант, — отеческим тоном сказал мистер Доллимор, — пускай все эти важные вопросы вас не тревожат. Обо всем позаботятся, не волнуйтесь. Просто проследите за подобающим расположением людей. Потом выставьте часовых.
Безвредный шум продолжался тем временем, магнитофоны гремели, симулируя яростную войну: видно, динамики стояли очень близко. Над землей полыхали вспышки необычайной яркости, как разноцветное горючее.
— Па-атрясающе, — сказал мужчина из Северной Провинции, высовываясь из землянки.
— Какой, — не унимался Тристрам, — смысл расставлять часовых? Врага вокруг нет. Одно мошенничество. Этот окоп очень скоро взорвется, и взрыв из далекого центра управления произведет какой-то кровожадный огромный паук, сидящий на базе. Разве вы не видите? Это новый современный способ справляться с избыточным населением. Весь этот грохот поддельный. И вспышки поддельные. Где наша артиллерия? Видите хоть какую-нибудь артиллерию за окопами? Разумеется, нет. Видите хоть какие-нибудь снаряды, шрапнель? Высуньте из-за бруствера голову, и что будет, по-вашему? — Тристрам взобрался на мешки с землей, аккуратно сложенные, — явно работа каменщиков — и выглянул. На мгновение увидел освещенную фейерверком ровную местность с далекой купой деревьев, с холмами за ними. — Ну, вот, — сказал он, слезая.
— Я намерен, — дрожа, сказал мистер Доллимор, — взять вас под арест. Я намерен немедленно вас разжаловать. Я намерен…
— Ничего у вас не выйдет, — покачал головой Тристрам. — Вы всего лейтенант. И ваш временный капитан Солтер тоже ничего не может. И еще одно можете мне сказать: где старшие офицеры? Тут нигде не найдется ни одного офицера штабного ранга. Где, к примеру, штаб-квартира батальона? Возвращаюсь к первому вопросу: кто отдает приказы?
— Это нарушение субординации, — встряхнулся мистер Доллимор. — А также измена.
— Ох, бросьте нести чепуху. Слушайте, — сказал Тристрам, — вы обязаны сказать людям, что происходит. Вы обязаны привести их обратно в базовый лагерь, не позволив властям их убить. Вы обязаны начать задавать кое-какие вопросы.
— Не рассказывайте мне о моих обязанностях. — Мистер Доллимор неожиданно вытащил из кобуры пистолет. — Я намерен вас расстрелять, — сказал он. — У меня есть на то полномочия. Вы сеете панику и уныние. — Он был как бы в остром приступе тропической лихорадки: пистолет сильно трясся.
— Вы не сняли с предохранителя, — сказал Тристрам. — Что за вздорная чертовщина. У вас кишка тонка. Я ухожу отсюда. — И сделал пол оборота.
— О нет, не уходите. — И, к крайнему изумлению Тристрама, мистер Доллимор, очевидно сняв с предохранителя пистолет, выстрелил. Бах — пуля провизжала далеко мимо цели, безопасно вонзилась в мешок с землей. Кое-кто из солдат высунулся, жуя или перестав жевать, тараща глаза на звук настоящего оружия.
