Эдди задумался над тем, что могло бы понадобиться старику от него, а тот тем временем натянул брюки и высокие рыбацкие сапоги, облепленные грязью. Взяв палку, он вернулся к дымящему кострищу.
– Пора двигать, если хочешь сегодня попасть домой.
– Что за обмен вы предлагаете? – Эдди надеялся, что голландец заломит не слишком высокую цену. Он отдал свои сбережения отцу, и деньги могли теперь появиться у него только после того, как он продаст что-нибудь из имущества.
Бек кивнул в сторону своего хищного любимца, который распростерся на крыльце, положив голову на лапы, и внимательно следил за каждым движением обоих.
– Позаботься о нем, если со мной что-нибудь случится. Выпусти его на свободу.
– Это где же, интересно, вы будете, когда я возьмусь это делать, рискуя, что он разорвет меня на куски?
– Я буду на том свете. В противном случае ты мне будешь не нужен. Я хочу спокойно лежать в могиле, не ворочаясь из-за того, что волк погибает от голода в моей хижине.
– У него есть какое-нибудь имя? – Эдди посмотрел на зверя, тот, в свою очередь, смотрел на него.
– Полагаешь, имя что-нибудь значит? Ты остаешься тем, кто ты есть, как бы тебя ни звали. Назови его Безымянный. Или Президент. Один черт. Скажи мне только, что ты надумал. Согласен ты на такой обмен или нет? Решай.
Приобретать волка Эдди хотелось меньше всего, но он был уверен, что у отшельника впереди долгая жизнь. Он кивнул, и они скрепили сделку рукопожатем.
– А халупу эту сожги дотла, – сказал Бек. – Когда я помру, она никому не будет нужна.
Эдди согласился выполнить и эту просьбу. Он хотел расспросить Бека о русалке подробнее, но тот сделал знак, что им пора идти. Эдди привязал к ошейнику Митса леску, чтобы неугомонный пес не убегал. Отшельник потопал в своих черных сапогах по папоротникам и ягодным кустам в сторону реки. Вокруг них порхали воробьи, устраивавшиеся в кустах на ночь. Некоторое время они шли молча, но, выйдя на гребень холма, Бек остановился. Всходила луна, освещая белесым светом широкую долину реки.
– Знаешь, как я понял, что она не русалка? У нее были голые ноги. А меня всегда учили, что у русалок ног не бывает. Вон там я их увидел, – Бек указал на одну из ложбин.
Им надо было пересечь болото, от которого поднимался сырой запах жидкой грязи. С каждым шагом они по колено увязали в ней.
– Может, хочешь вернуться? – спросил Бек, которого развеселил недовольный вид Эдди, который отмахивался от комаров. – Да, живности тут хватает. Я однажды нашел кости слоненка, а знающий человек сказал, что это мохнатый мамонт. Я и сам тут, возможно, в скором времени окажусь.
Эдди махнул рукой в знак того, что хочет идти дальше. Он взял Митса на руки и перенес его через самое глубокое место. Летом глинистая почва высохнет и затвердеет, но весной эта вязкая грязь могла легко засосать человека или собаку, точно зыбучий песок.
– Иди не останавливаясь, дружище, – бросил Бек через плечо. – Остановишься – и попадешь к мамонтам. Я тут видел в конце марта одного типа, который увяз по самое не хочу и уже звал на помощь маму, пока не выбрался с помощью толстой палки.
Эдди брел по грязи, окруженный тучей комаров. На противоположной стороне болота проходила индейская тропа, по которой ездили почтальоны до того, как почту стали доставлять поезда. Но и сейчас в грязи осталась глубокая колея от проехавшего недавно конного экипажа.
– Я спустился с холма, когда увидел, как русалка вытаскивает из воды ту, другую женщину.
Эдди было не по себе в этой ложбине, и не ему одному. Митс стал жалобно подвывать, и Эдди погладил его, успокаивая.
– Она убежала, так что не могла быть русалкой. Я видел ее ноги. Но плавает она, как не может ни одно человеческое существо. Я видел ее и раньше. Когда она убежала, я спустился в ложбину, чтобы присмотреть за утонувшей девушкой. Если бы меня не было, еноты набросились бы на нее и разодрали. Но вскоре я услышал, как подъехал какой-то экипаж. Один из них сказал, что утопленница для них – настоящее сокровище. Тот еще тип. Труп может быть сокровищем разве что для вурдалаков. Второй предложил оставить девушку здесь с миром, но первый отверг эту идею. Сказал, что у него на нее другие планы. И тогда возница погрузил ее в коляску. Надо было пристрелить их обоих еще до того, как они это сделали. – Отшельник испытующе посмотрел на Эдди. – Противно слушать про такое? – Он достал из кармана бутылку виски и предложил молодому человеку.
Эдди сделал глоток горьковатой жидкости.
– Думаете, они убили ее?
– Она была мертва до того, как они здесь появились. Я проверял – сердце не работало, дыхания не было. Но кто-то ее убил, это точно. – Старик вытащил из кармана синюю нитку. – Этой ниткой ей зашили рот. Ее нельзя было оставить в таком виде, так что я притворился, что вытаскиваю леску из рыбьей пасти – иначе это было бы слишком уж тяжкое дело. – Он протянул нитку Эдди, но тот отшатнулся. – Ну, так я и знал, что нитка тебя напугает, – проворчал Бек.
– Ниток я не боюсь, – мрачно отозвался Эдди, проглотив это легкое оскорбление. – Я был когда-то портным.
– Я был когда-то ребенком, но давно уже не являюсь им.
Эдди протянул руку, и Бек положил нитку ему на ладонь.
– Они приехали, чтобы увезти тело, – ровным тоном продолжил отшельник. – Их главный очень радовался этой находке. Но твоя русалка – нет. Она плакала.
– Почему это вдруг моя русалка?
– Ты почти наткнулся на нее однажды. Она наблюдала за тобой и твоим кроликом, и я тоже. – Он погладил Митса, который тут же радостно запыхтел, высунув язык. – Я следил с холма, чтобы ты не сжег мой лес. А она пряталась за деревьями. Она хороший пловец, и у нее хороший глаз. Но ты же не видишь того, что у тебя под носом, потому я и вывожу тебя сейчас.
Эдди окатила жаркая волна. Он, наверное, все-таки видел девушку, потому она и снится ему теперь.
– Кто она такая?
Бек пожал плечами.
– Девушка, которая строит из себя рыбу. Может, это твоя форель приманила ее. Я же предупреждал, что эта рыба заведет тебя куда не надо.
– А мужчины вам были, конечно, незнакомы? – Это была скорее мысль вслух, нежели вопрос, потому что Эдди никак не ожидал утвердительного ответа.
– Ты имеешь в виду того, что чуть не утонул в болоте?
– Да нет, тех, которые увезли тело.
– Одного из них я точно знаю.
Вот так это и бывает. Один случайный вопрос может отворить дверь, через которую проникает луч света, ведущий к истине.
– Видел его портрет в газете много лет назад. Он был преступником.
Вокруг было темно, но сквозь деревья проблескивало серебро воды.
– Не помните, как его зовут?
– Читать я не умею. Я просто заворачивал рыбу в эту газету. Но лицо его я запомнил. Это он был с твоей русалкой и засунул утопленницу под сиденье. А потом отошел на два шага от коляски и стал кормить дроздов прямо с ладони. Никогда прежде такого не видел.
Тут уж Эдди словно холодной водой окатило. Эта сцена была хорошо ему знакома. Первое, что он слышал по утрам, было сопение лошадей в стойлах внизу и мурлыканье возницы, воспроизводящего голубиное воркование. «Птицы умнее, чем ты думаешь. Они не забывают того, кто ласково обошелся с ними». Эдди часто наблюдал, как возница кормит птиц с руки в переулке, а они сидят, словно загипнотизированные, и ждут своей очереди.
– Ну вот, я рассказал тебе все, – сказал отшельник, когда они дошли до берега реки, границы его территории и его мира. – И все, что у меня есть, будет твоим, когда меня не станет. Не забудь про моего волка.
Город был тих и спокоен, а мысли Эдди метались в голове. По пути домой он нашел поросший травой участок и прилег отдохнуть вместе с псом. Рот зашивают, когда не хотят, чтобы человек выдал какой-нибудь секрет или в виде наказания за то, что он говорил много лишнего. В нитке не было ничего особенного – она была не шелковой и не мохеровой, просто нитью для швейных машин. У Эдди слипались глаза, и он уснул. Ему приснился отец за швейной машинкой. Нить, которой он шил, была стеклянной. Игла протыкала руки отца, текла кровь, но он продолжал работать как ни в чем не бывало. «Это случается, – сказал отец. – Никому этого не избежать».
Когда Эдди проснулся, уже светало. Он размял ноги, которые сводило от лежания на траве, свистнул Митса, и они двинулись в сторону Челси, время от времени переходя на бег рысцой. Эдди запыхался и вспотел. Пес был только рад пробежаться вместе с хозяином, но Эдди в конце концов согнулся от резкой боли в боку. Последние остатки ночи клубились меж деревянных пирсов темными бесформенными клоками. Над выходом из гавани первые лучи солнца пробивались золотыми и красными проблесками, ночная тьма переходила в трепещущую девственную синеву. Лошади в стойлах еще только просыпались и нетерпеливо топтались в ожидании завтрака. Возница накладывал им сено вилами. На балках конюшни пристроилась стайка его необыкновенных голубей. Набрав зерна, он напевал птицам, а они с привычной доверчивостью клевали зерно с его широких мозолистых ладоней. Возница повернулся на звук открывшейся двери, с досадой думая, кто бы это мог явиться в столь неурочный час, но, увидев Эдди с собакой, расплылся в ухмылке. Они уже несколько лет жили как добрые соседи.
