Ознакомительная версия.
— Мы попали туда совершенно случайно, после экскурсии по пещерам, а что, собственно, произошло? — отвечает Мясоедов так, будто он только и ждал, когда его об этом спросят.
Беляев вкратце рассказывает ему, что же произошло и на лице у Мясоедова появляется жутковатая улыбка.
— Говорят, от НИИгеомаша сейчас остались одни стены. Все спецы, какие были, разбежались, кто куда, есть только директор и круглосуточный пункт охраны. В столице, я слышал, такие площади тут же захватывают арендаторы, но у нас тут другое дело. Внимание, вопрос: чего там охранять? — вопросом заканчивает свою мысль Беляев.
— Вот и спросили бы у своего допившегося пациента, — отвечает Мясоедов спокойно.
— К сожалению, пока сие невозможно. А вот что там видели вы?
— Мы видели заваленный каким-то хламом пустырь, а потом старшину, как его…
— Дворникова.
— Да, именно его. Больше нам ничего увидеть не удалось, увы.
Беляев вдруг слегка подскакивает на табуретке, словно ему в казённую часть неожиданно впился острый металлический предмет.
— Как вы сказали? После экскурсии по пещерам? Вы попали в НИИгеомаш из пещер?
Мы с Мясоедовым переглядываемся. В его глазах крупными буквами написано: «Надо рассказать».
— Да, — говорю я, — мы случайно вышли, точнее сказать, выползли, из пещер на территорию этого самого охраняемого в мире НИИ.
— Расскажите, — требует Беляев.
Я рассказываю всё, исключая историю с дверью. Мясоедов мне иногда помогает. Беляев слушает очень внимательно, на крупном лице вдруг проступает то самое, беззаветно внемлющее выражение, которое я видел у его слушателей на лекции.
— …вот, собственно, и всё, что я могу сообщить вам о нашей экспедиции по НИИгеомашу, — заканчивает Мясоедов, — и скажу сразу, что повторять сей подвиг я не собираюсь ни за какие коврижки.
— Обалдеть. — Беляев хлопает себя по коленкам. — Признайтесь, было очень страшно, или очень-очень?
Мы с Мясоедовым снова переглядываемся.
— Страшно, это не то слово, — совершенно серьёзно говорит Мясоедов.
Я молча киваю — добавить тут нечего.
— Господа! — торжественно произносит Беляев. — А не хотите совершить небольшой вечерний вояж по окрестностям? Во-первых, здесь, как говорил один деревянный персонаж, явно сокрыта какая-то тайна, а во-вторых, я должен убедиться, что Дворников вменяем, исключить шизофрению.
Мы переглядываемся с Мясоедовым в третий раз. В его глазах я замечаю тлеющий разряд мальчишеского интереса к окружающей действительности, понимая прекрасно, что он видит такой же в моих.
28. Рыжов. Большой визит маленького человека
Зима две тысячи третьего в Сенишах заканчиваться не торопилась. Уже перевалил на вторую половину февраль, а мороз, окопавшийся здесь, словно упёртый Паулюс, крепко держал оборону и о сдаче пока не помышлял.
Утром семнадцатого февраля Евгений Иванович, который в тот год с осени жил в Сенишах, сидел на своей любимой табуретке, в своей любимой позе и смотрел на заваленную снегом улицу Первопроходцев. Собственно, улицы как таковой уже не было — она превратилась в узкий фарватер между высокими, в метр, снежными брустверами, по которому медленно проплывали, ставя за собой дымовую завесу, легковые автомобили, да изредка семенили, укутанные в шубы и перепоясанные, словно матросы патронташами, длинными шарфами, мальчишки. Город за выходные завалило так, будто кто-то там, опрокинул с небес на Сениши корыто со снегом, которое нёс для всей Европы.
По-хорошему, Евгению Ивановичу надо было сходить в магазин за продуктами, и он уже несколько раз собирался, но в результате, так и не вышел. Во-первых, у него немного болело горло, во-вторых, ему было лень, и, в-третьих, у него было предчувствие, что надо ему именно сейчас быть дома. Случались у Евгения Ивановича такие, граничащие с газетной небывальщиной предчувствия, которые почти никогда не подтверждались, но, несмотря на это, он почти всегда шёл у них на поводу.
Евгений Иванович ещё долго смотрел, как бороздят снежный фарватер машины и люди, пока, наконец, улица вдруг ни опустела, и смотреть стало не на что. Евгений Иванович слез с табуретки и направился к плите.
Капризная, зато самая мощная конфорка занялась только с пятого раза. В Бибирево, бывало, он мог зажечь все четыре конфорки от одной спички, ну, или, в крайнем случае, три; тут же на одну можно было извести полкоробка. Евгений Иванович поставил на синий факел нежно кремовый в чёрных отбитинах чайник и прикурил сигарету от последнего огонька на чёрной скорчившейся спичке; затянулся, так что в сигарете послышалось лёгкое потрескивание, и, подержав дым пару секунд в себе, выдохнул. Сигаретный дым, подхваченный горячим воздухом от плиты взмыл вверх и утёк в грязную квадратную отдушину.
Евгений Иванович вернулся к окну с большой чашкой чая в руке, обвёл взглядом пустую улицу и заметил слева, там, где стоял ужасный частный дом из белого кирпича, удаляющуюся фигурку какого-то маленького, не выше полутора метров, человечка в длинной шубе и странной меховой шапке, на манер тех, что носят «деды морозы». Евгений Иванович, пытаясь получше разглядеть «шапку», прилип правой щекой к стеклу, но человек уже скрылся за поворотом.
«Наверное, какой-то сумасшедший продолжает праздновать новый год», — подумал Евгений Иванович, отвернулся от окна и замер.
В коридоре, рядом с входной дверью стоял маленький человек в милицейской форме. От испуга Евгения Ивановича дёрнуло, да так, что чай выплеснулся из кружки, которую он всё ещё держал в руке.
— Вы к кому? — взвизгнул Евгений Иванович, наконец, почувствовав, что чай обжог ему руку.
Человек представился. Евгений Иванович расслышал только слово «сержант» и окончание фамилии — …ский. В ответ он со страху вместе с именем, отчеством и фамилией назвал ещё и год рождения и занимаемую должность, а потом, сам не зная зачем, отступил на два шага назад.
Милиционера, похоже, ответ Евгения Ивановича вполне устроил. Он по-деловому осмотрелся, снял с себя шапку, шинель и остался в сером кителе с погонами и брюках галифе, заправленных в сапоги со шпорами. На погонах у него были две ярко жёлтые металлические полоски поперёк. Евгений Иванович не разбирал, что именно значат они в милицейской иерархии (одна, две, или три тонких, и одна широкая — он всегда в них путался), знал только, что перед ним не офицер, а нижний чин. Теперь, когда Евгений Иванович окончательно распознал в вошедшем милиционера, страх начал понемногу отпускать.
«Значит, врут, что мы подсознательно боимся серой формы», — мелькнуло у него в голове.
Между тем милиционер, ни слова не говоря, прошёл на кухню и заслонил собой дверь. Евгений Иванович отступил ещё на шаг и оказался у окна.
Во внешнем виде милиционера необычного вроде бы ничего не было — он выглядел, как самый нормальный, средний, типичный, пожалуй, слишком типичный милиционер, которых в Москве миллион и чьих лиц никогда не запоминаешь — но именно это обстоятельство и насторожило Евгений Ивановича. Он подумал, что перед ним стоит среднеарифметическое от всех московских нижних милицейских чинов, собирательный образ, усреднённый по площади сержант, или как его там. Дальше ему пришла в голову совсем уж дикая мысль, что раз это собирательный образ, то он не может быть настоящим, этот сержант, о двух погонах с четырьмя полосками.
— Скажите, гражданин, — начал милиционер, — на каком основании вы здесь проживаете?
— Я — преподаватель. Читаю в филиале нашего института сопромат, — выдавил Евгений Иванович, — можете спросить у комендантши.
Милиционер нахмурился.
— Уже спрашивал. Преподаватель, это мне понятно, но ведь в институте сейчас каникулы. Правильно?
Евгений Иванович сориентировался мгновенно:
— Правильно, каникулы, но уже надо готовиться к весеннему семестру.
Милиционер кивнул и показал рукой на чайник.
— Чайком не угостите? Замёрз очень.
Евгений Иванович меньше всего ожидал такого поворота в разговоре. Он машинально достал из раковины свою кофейную кружку, снял с плиты только что вскипевший чайник и потянулся к полке, чтобы достать початую пачку «слоновьего» чая, который привёз из Москвы.
— Мне прямо в кружке заварите, — сказал милиционер, который уже по-хозяйски сидел за столом.
Евгений Иванович сыпанул в кружку чёрного порошку и залил кипятком по самые края.
— Ой, ну зачем же так всклинь-то наливать, — пробурчал милиционер.
— Извините, так рука взяла, — виновато отозвался Евгений Иванович.
Милиционер жестом пригласил хозяина к столу. Евгений Иванович послушно сел и стал наблюдать, как маленький человек (а он действительно был очень мал ростом) сначала аккуратно подул на тёмную дымящуюся поверхность, а затем, неимоверно высоко задрав брови, шумно схлебнул.
Ознакомительная версия.
