Жаль, чашку не прихватила из квартиры. У меня здесь была кружка, которую я тоже временно экспроприировала из дворницкой Семёна. И, судя по всему, у этой кружки было явно боевое прошлое. Но выбирать нынче не приходится.
Когда я уже тащила горячий чайник в комнату, в коридоре чуть не столкнулась с Григорием, который явно поджидал меня.
— Здравствуй, Любаня, — сказал он.
— Здравствуй, — ответила я, — как дела, Григорий? Ты меня ждёшь?
— Тебя, тебя, — Григорий ловко подхватил у меня чайник, совершенно не морщась от того, что он горячий (я-то несла, ухватив через рукав кофты. А он так, голой рукой схватил и хоть бы хны).
— Будешь чай пить? — сказала я (из вежливости, втайне надеясь, что не будет), — у меня ватрушка есть.
— Я бы поужинал, — ответил Григорий. — Потому и ждал тебя.
Я усилием воли сдержала себя, чтобы не вздохнуть. Ужинать он хочет. Я тоже хочу. Вот только что ужинать? Хотя у меня же есть две ватрушки. Могу поделиться.
— У меня есть две ватрушки, — сказала я.
— А у меня есть плов. Только приготовил. — Похвастался Григорий, — так что пошли давай.
— Куда?
— Ко мне.
— Я не пойду, — покачала головой я.
— Почему это?
— Я уже один раз сходила к тебе, на завтрак, — нахмурилась я.
— А, ты о Таиске? — понятливо хмыкнул Григорий, — да не обращай внимания. Заполошная девка, да и всё.
— Эта заполошная девка сегодня отказалась принимать у меня документы на работу. Устроила такой скандал.
— Да ты что? — вытаращился Григорий, — вот дура, простогосподи! Но хорошо, что ты сказала. Я ей задам!
— Нет, Григорий, не надо, — покачала головой я, — это ничего не даст. Она тогда будет гадить исподтишка. Толку всё равно уже не будет.
— А как же тогда…?
— Никак, — пожала плечами я, — я не буду устраиваться на работу в ЖЭК.
— А как…?
— Уеду в деревню, к отцу. Он старенький. Ему помогать нужно.
— Но деревня…
— Жизнь есть и в деревне. И даже вполне себе распрекрасная.
— Ты хочешь провести остаток жизни, копаясь в огороде⁈
— Наверное, скорее да, чем нет, — кивнула я, — уж лучше я буду копаться в огороде, но спокойно, чем ждать каждую минуту «нож в спину», сидя в тёплом кабинете.
— Жаль, — вздохнул Григорий.
Видно было как он расстроен.
Так что, когда он ушел, я сидела на кровати с продавленной сеткой и ела ватрушку, запивая пахнувшим сеном чаем и стараясь не думать о том, какой вкусный плов, наверное, ест сейчас Григорий.
И тут раздался стук в дверь.
Я чуть чаем не поперхнулась от неожиданности. Кто это может быть? Григорий? Но вроде с ним мы всё обсудили.
Стук повторился.
И явно это не мужик стучал.
Ладно.
Я поставила кружку с недопитым чаем на пол и пошла открывать.
Когда я увидела, кто пришел — у меня от изумления чуть дар речи не пропал. Но тем не менее я быстро взяла себя в руки:
— Что надо? — нелюбезно буркнула я.
— Любовь Васильевна, я извиниться пришла, — на пороге топталась с ноги на ногу блондинка из отдела кадров, Таисия.
— Извинилась? Всего доброго! — сказала я и хотела захлопнуть дверь.
Да, вот такая я толерантная. Решила не нагнетать.
— Любовь Васильевна! Но я же мириться пришла! — возмущённо воскликнула Таисия.
— Ну молодец, что пришла, — пожала плечами я, — а теперь — давай, до свидания!
— Не обижайтесь на меня!
— Я не обижаюсь! — вздохнула я, — я просто хочу, чтоб вы ушли наконец. Мечтаю просто об этом. Жажду.
— Любовь Васильевна! — чуть не плача, сказала Таисия, — вернитесь пожалуйста, на работу. Я оформлю вас всё сама. Вы потом только зайдите, распишитесь и всё.
— Спасибо, но нет.
— Любовь Васильевна!
— У меня теперь другие планы, — сообщила я, — и ЖЭКа там нету. Так что не беспокойтесь, Таисия. Григорию можете сказать, что всячески пытались уговорить меня, но я упёрлась. Ну или что там вы придумаете. А я завтра уеду и больше, надеюсь, мы с вами не встретимся.
Таисия помялась на пороге еще немного и, видя, что я на контакт не иду — ушла.
Я заперла дверь и вернулась к своему огрызку ватрушки и чаю.
Взяла кружку с пола и отхлебнула. Скривилась. Чай остыл и стал ещё хуже.
Следующий день я потратила на променады по магазинам. А точнее сказать — на забеги. Поражало то, что при небольшом и довольно скудном ассортименте, здесь выстраивались огромные терпеливые очереди.
В одной из таких очередей, когда я решила прикупить копченную скумбрию (возьму ещё пива и, я уверена, дед Василий будет счастлив). Так вот. В этой очереди я нос-к-носу столкнулась… с Тамаркой. Сестрой Любаши.
— Ты! — воскликнула она.
Её лицо пошло багровыми пятнами, уши заалели.
Видно было, что к родной сестре она не испытывает никаких родственных чувств.
— Я, — просто сказала я, не желая нагнетать.
— Ну что, твой муженек тебе всыпал? — он алчного любопытства её глаза аж заблестели.
— Всыпал, — кивнула я.
— И? И что?
— Да ничего, — равнодушно пожала я плечами, — я ушла из дома. Сегодня подаю на развод.
— Вот видишь! Всё зло будет наказано!
— Я тоже так надеюсь, — согласилась я. — И особенно надеюсь, что это касается всех. И тебя тоже.
— А меня за что?
— За всё, — мне этот разговор начал надоедать, но тем не менее, я сказала — и это, Тамара, бросай пить. И бросай своего этого мужа. Он тебя до добра не доведёт. Ты разве не видишь, он же тебя специально спаивает. Не знаю, с какой целью. Даже если ты, чисто теоретически, отберешь у деда Василия его дом и выгонишь его на улицу, а дом продашь — то не такая уж ты завидная невеста, чтобы просто так терпеть твои пьянки и рыхлое тело. Тем более такой холёный мужик, как Владимир. Вот зачем ты ему? Ты на себя в зеркало когда последний раз смотрела? А в парикмахерской когда ты была? Думаю, год назад. А почему? Потому что ты пьешь всё время. И как только Владимир получит от тебя то, ради чего он всё это терпит, так сразу даст тебе под зад ногой и свалит в туман.
— Ты завидуешь, — зло хохотнула Тамара, — у самой семья развалились, так ты теперь мне завидуешь!
— Да нечему тут завидовать, — не согласилась я, — лучше совсем без семьи, чем вот так.
— А твой муженёк себе новую подругу завёл! — наябедничала Тамара, — зовут Алла. Красивая. Намного моложе тебя.
— Ну пусть будет счастлив, — равнодушно пожала плечами я, — так что не надейся, я плакать не буду. Наоборот, очень благодарна вам с Владимиром, что вы вызвали Скорохода и я сейчас покончу с этим театром.
— Он подписал доверенность на дом! — решила протроллить меня Тамара.
— Да пусть он хоть на Пентагон доверенность пишет! Или на Ватикан! — засмеялась я. — А к нашему дому он не имеет никакого отношения.
— Он твой муж и глава семьи и он будет решать…
— А доля в доме оформлена на меня. И не зависит от мужа и прочих желающих.
— Люба! Мне очень нужен этот дом! Мне нужны деньги!
— Мы уже обсуждали это.
— А ты не боишься, что будешь идти по улице и тебе на голову кирпич упадёт? — злобно вскинулась Тамара.
— При желании можно удавиться шнурком, или захлебнуться ложкой воды. Но спасибо, что напомнила. Я сейчас же напишу завещание.
— Решила, что мы управу и на твоих наследников не найдём?
— На этих — нет. Я решила отдать свою часть дома в секту иеговистов.
Ответом мне стали ошарашенные глаза Тамары.
Ну а что, авось отстанут от меня.
Я шла по улице и думала, как же бесят вот такие вот токсичные родственники. Которые привыкли, чтобы им всегда во всём помогали. Они не терпят отказа, они не учитывают интересы никого в семье. Всё должно быть удобно только для них. И земля крутится тоже для них. Переубедить их невозможно. Достучаться — нереально. Давить на совесть — фантастика. У них нет совести, чем они сильно гордятся.
Ну вот что должно быть в голове, чтобы не пожалеть старика? И вопрос здесь даже не столько в том, что они выгонят его из дома. В конце концов я бы забрала к себе. А была бы Любаша — она бы тоже так сделала.
