Но здесь ещё есть другое. Эти старики. Они привязаны к воспоминаниям, живут прошлым. И если их изъять из привычной среды, где каждая вещь хранит видения прошлого, они долго потом не живут. Они почти сразу же умирают.
Иногда, когда я смотрю, как старики лелеют свои богатства, любовно вытряхивая пыль с какой-нибудь обшитой атласными лентами шкатулки со старыми открытками и фотографиями, порой мне кажется, что именно эти старинные вещи своей энергетикой удерживают стариков в этом мире. И рвать эти нити никак нельзя.
Ну почему люди не хотят понять этого?
И это касается не только алчной дуры Тамарки с её непонятным мутным мужем. Но вот та же Раиса — племянница уринолюбивой бабки Ивановны. Она ведь тоже начала по кусочкам уничтожать свою эту тётю. И ведь почти уничтожила. Она бы вернулась с больницы, не нашла бы свои эти статуэточки и блюдечка и умерла бы от огорчения. Очень быстро (хотя, может, на это и был сделан расчет)?
Так, размышляя, я направилась к дворницкой сторожке Семёна. Сейчас нужно было решить вопрос с моей клетчатой сумкой. И я даже понимаю, где я её спрячу. Так, чтобы она и людям на глаза не попалась, и была защищена от влаги и сырости.
А ещё нужно…
Додумать мысль мне не дал окрик.
— Тётя Люба! Тётя Люба! — бежала ко мне и, размазывая слёзы, кричала Анжелика.
— Что такое?
— Там Ричард!… он… он попал в больницу!
Глава 23
У меня аж в глазах полыхнуло. Кажется, я поняла значения строчки «и мальчики кровавые в глазах».
— Что? Что случилось? — вцепилась я в плечи Анжелики, даже не замечая, что трясу её.
— Р-ричард…– разрыдалась она.
Пару минут я не могла у неё допроситься, что случилось, она лишь рыдала. Наконец, Анжелика справилась с собой и пролепетала:
— Ричард упал и сломал ногу.
— Он жив?
— Ж-жив…
— Ну слава богу! — меня аж отпускать начало, но я взяла себя в руки и строго велела, — рассказывай теперь подробно!
— Да они на перилах с лестницы съезжали, и он как-то случайно упал и вот… — Анжелика опять приготовилась зареветь. — Там кость наружу… ы-ы-ы-ы…
— Да погоди ты хлюпать носом! — нахмурилась я, — его в больницу давно отвезли?
Анжелика кивнула, всхлипнув.
— Отец знает?
— Он это… — она опять разрыдалась.
— Что «это»? — я уже начала терять терпение. — А с ним что не так?
— Он с этой курицей…
— С какой курицей?
— С Аллой этой своей, — скривилась Анжелика, — с утра уже пьяные. Что ему говорить?
— Понятно, — вздохнула я.
Мои планы рушились прямо на глазах.
— Ладно, идём в больницу.
Анжелика посветлела лицом и ухватила меня за руку.
Пока шли, я обратила внимание, что одета она как-то странновато: какой-то жутковатый на вид растянутый свитер прямо на голое тело, без рубашки под низ, юбка в пятнах.
— Анжелика, — чуть задыхаясь от быстрой ходьбы спросила я, — а ты что, в таком виде ходишь в школу?
— Да.
— А учителя ничего не говорят?
— Ругаются…
— Но ты считаешь, что именно так красиво, да?
— Нет.
— Тогда что? Подростковый бунт? Неформальная тусовка?
— Да нет же!
— Мне из тебя каждое слово вытягивать? Объясни!
— Мне надеть нечего, — выдохнула Анжелика и покраснела.
— В каком смысле нечего? — я так удивилась, что аж остановилась посреди тротуара и на меня начали натыкаться прохожие, но я не замечала, глядя на девочку, — У тебя полный шкаф барахла. Я сама видела.
— Всё грязное, — уши Анжелики предательски заалели.
— А постирать нельзя?
— Машинка стиральная давно сломалась, а руками у меня отстирывать не получается. Я пробовала. Оно каким-то серым становится.
— Ясно, — вздохнула я и, не удержавшись, спросила, — вы хоть постельное бельё меняете?
Судя по тому, как засопела Анжелика, порадовать меня ей было нечем.
Ладно, разборка откладывается на следующий раз — мы как раз дошли до больницы.
Я потянула на себя тяжелую дверь и тут же посторонилась, пропуская тщедушного мужичка на костылях и суетливо топавшую за ним старушку с двумя сумками.
Мы с Анжеликой зашли в приемный покой. Пахнуло смесью знакомых тревожных запахов, присущих только больницам: хлоркой, каким-то ещё антисептиком, сладким чаем, витаминками «Ревит» и чуть подгорелой пшённой кашей.
— Извините, — обратилась я к дежурной, — тут мальчика сегодня привезли с переломом — Ричард Петрович Скороход, 1980 года рождения.
— Сейчас гляну, — дежурная равнодушно перелистнула страницу, — да, поступил. Травматологическое отделение.
— Спасибо, — поблагодарила я и мы с Анжеликой торопливо устремились наверх по лестнице, не дожидаясь лифта, который уже оккупировала ворчливо-тревожная толпа старушек.
— Здравствуйте! — с шумом дыша, обратилась я к дежурной медсестре, — Ричард Петрович Скороход в какой палате?
— Скороход? — женщина заглянула в тетрадку, а потом строго ответила, — а вы ему кто?
— Приемная мать, — сказала я и торопливо добавила, — могу паспорт показать.
— Не надо паспорт, — покачала головой медсестра, — живой ваш Ричард. У него множественный открытый перелом. Сейчас ему сложили ногу, и он спит. Приходите завтра. Лучше после одиннадцати.
— Хорошо, — кивнула я.
— И вот список того, что надо докупить, — протянула мне длиннющую бумажку медсестра. — Да, приходите, мы подготовим на завтра счет на оплату лечения.
— А что, лечение уже платное? — вырвалось у меня, но было поздно.
— Женщина! — поджала губы медсестра, — мы не получаем вообще никаких лекарств и оборудования! И так на вашего мальчика из запасов потратили.
— Хорошо, хорошо, — торопливо сказала я, не желая бесить медсестру, — я всё принесу.
Мы вышли с Анжеликой из здания больницы, и я задумалась: срочно нужны деньги!
Чёрт, как же всё не вовремя! Я уже всё спланировала и практически полюбила новый вариант жизни — жить на селе. А из-за глупой случайности всё полетело к чёрту. Ибо что-то я сильно сомневаюсь, что Скороход бросит бухать и станет бегать к Ричарду в больницу с бульончиками и свежевыжатыми соками.
Я развернула листок. Список впечатлял и одновременно удручал. Там было всё — начиная от одноразовых шприцов, ваты, спирта, и заканчивая какими-то мудрёными лекарствами и капельницами.
Эх, я представляю, во сколько мне всё это обойдётся. И плюс на лечение. И плюс на взятки медперсоналу. А у меня есть немного денег от Любаши, да и то на весь этот список их не хватит.
И, главное, а что делать потом? Даже если я сейчас ограблю банк или лично Мавроди (хотя что-то пока об МММ не слышно), и оплачу это всё, то возникает вторая проблема — когда Ричарда выпишут из больницы, ему же уход нужен. А я сомневаюсь, что бывший Любаши и его новая сожительница бросят бухать и займутся реабилитацией мальчика.
И вот что делать?
Забрать к себе? А куда? Я из общаги, считай, практически ушла. Да и жить ему там будет некомфортно, начиная от того, что в туалет на одной ноге в конец коридора попробуй ещё доковыляй, или, тем более, в душ. А ещё там шумно, нет телевизора и из окон дует.
И вот куда его? Домой? Но там Алла плотно оккупировала квартиру, и вряд ли она допустит на уже почти своей территории ещё одну женщину. Тем более бывшую.
Бывшую!
Я резко остановилась и хлопнула себя по голове ладонью. Совсем забыла! Развод! Мне же нужно идти в ЗАГС и подавать заявление. Но я замотаюсь и не найду деньги на лекарства для Ричарда.
И вот что делать? Что⁈
— Тёть Люба? — встревоженно спросила Анжелика, видя мои метания.
— Я не знаю, что делать, — честно сказала я и тяжко вздохнула. — Я должна была завтра уже уехать в деревню к деду Васе. Вон даже скумбрию купила ему. С работы уволилась, жильё в общежитии должна отдать, без работы я не имею права там проживать. А из-за Ричарда я даже не знаю, что делать… и денег на лекарства столько у меня нету.
— Как это что делать? — сказала Анжелика, — деньги пусть даст отец.
