Впереди раздались крики, звон оружия. Тут же примчался гонец – столкнулись с ляхами!
– Сколько их?
– Сотник сказал – около тысячи.
– Продолжать бой!
Посыльный ускакал.
Сотня Снегиря рубилась отчаянно, мы вступили в схватку тоже. Над полем раздавался звон оружия, конское ржание, русский мат и польская ругань. Движение вперед было остановлено встречным польским ударом. Да и немудрено – поляков вдвое больше, чем нас. К тому же кони у них сытые, застоявшиеся, а наши измотаны переходами.
Наступил момент, когда я должен был принять решение – посылать за подмогой или трубить отвод.
Я направил коня на небольшой холмик, оглядел поле брани. Ешкин кот! Куда ни кинь взгляд, одни поляки в своих шлемах. Надо послать ясаула – доложить воеводе Оболенскому о столкновении и трубить «отвод», иначе без толку полягут все.
Ясаулом послал Федьку-занозу, с наказом – найти князя и все ему рассказать. Бумаги писать было некогда.
Я выждал несколько минут и дал знак трубачу – «Отвод».
Отвод – не беспорядочное бегство, и русские его применяли часто: врага заманить в ловушку – привести его под удар главных сил или под пушки.
Сотни отбивались от наседавших ляхов и отходили. Невдалеке начинался лес, который мы проехали недавно.
Я подскакал к сотне боярских детей.
– Вот что, сотник, мы постараемся ляхов у леса придержать. Дорога в лесу поворот делает, вот с этого поворота и уводи свою сотню в лес. Да затихаритесь там. Мы мимо пройдем, за нами – поляки. Развернуться для атаки им будет негде, лес помешает. Окажешься у них сзади. Как сигнал дам – ударишь им в тыл. Понял?
– Понял! – прокричал сотник.
– Выполняй!
Сотня вырвалась вперед и вытянулась на лесной дороге. Мы же у леса развернулись, организовав оборону. Сотня за сотней рысью втягивались на лесную дорогу. Обойти нас по лесу было нереально.
Я уходил с третьей сотней.
Едва вырвавшись через пару верст из леса, я скомандовал:
– Разворот!
Мы описали полукруг и остановились метрах в двухстах от леса.
– Лучники и пищальники! Товсь!
Лучники доставали из саадаков стрелы и накладывали их на тетивы, пищальники соскочили с коней, положили стволы пищалей и мушкетов поперек седел, проверили порох на полках.
Через пару минут с лесной дороги высыпали ляхи и стали разворачиваться в конную лаву. Пошли в атаку, выставив вперед коротенькие пики.
– Лучники, стрелять! – голос у меня был зычный, стояли сотни кучно и меня услышали. Защелкали тетивы, полетели густо стрелы. Сотня из великолукских вся имела луки, у остальных – через одного. А пищалей и мушкетов, кроме моих двух десятков, набиралось не более полусотни. Не густо!
Стрелы находили свою цель, выбивая у ляхов воинов. Я выжидал.
Вот семьдесят метров осталось, пятьдесят… Сейчас, или будет поздно.
– Пищальники, огонь!
Громыхнул нестройный залп.
Не успел стихнуть грохот выстрелов и рассеяться пороховой дым, как я, привстав на стременах, прокричал:
– На конь! Сабли наголо! В атаку!
Мы ринулись вперед. Залп из пищалей и мушкетов произвел на противника ошеломляющий эффект. Падали кони, и люди, скачущие следом, натыкались на эти завалы и падали, в свою очередь, сами. Ни о какой организованной атаке уже не могло быть и речи.
Поляки это поняли и стали поворачивать коней, пытаясь уйти.
– Прапор, дай сигнал – обходить!
Василий качнул знаменем влево и вправо, но опытные сотники и сами сообразили – разбили строй посредине и стали обходить полуживой завал из раненых и убитых людей и лошадей.
А с поляками случился конфуз. Они попытались ворваться на лесную дорогу и образовали свалку. Мне это напомнило узкое бутылочное горлышко.
Мы напали с двух сторон. Полякам пришлось туго. У них не было скорости, и они были дезорганизованы. Мы окружили их, а вдобавок навстречу им на лесной дороге сотня из боярских детей выставила заслон. Издалека доносился шум боя, редкие пистолетные выстрелы.
Поляки попали в западню. Однако их еще было много, и стоило кому-то опытному взять командование в свои руки, как нам самим пришлось бы туго.
И такой начальник у них нашелся. Ляхи перестали пробиваться на лесную дорогу и все дружно развернулись к нам.
Но и нам повезло. Сзади накатывался грозный топот – через поле к нам развернутой лавой неумолимым тараном шла конница Передового полка воеводы Лятцкого. Надо срочно убирать своих, иначе сомнут по инерции.
Я скомандовал трубачу и прапорщику дать сигнал «Разойтись в стороны». Сотни и сами понимали, что оказались между молотом и наковальней, и приказ исполнили мгновенно.
Едва мы убрались, как в самый центр ляхов ударили свежие силы Передового полка. Сеча стояла страшная – мы наблюдали ее со стороны. В пятнадцать минут с ляхами было покончено.
Я рванул к воеводе Передового полка, найдя его место по полковому знамени.
– Останови своих! Дети боярские впереди, на лесной дороге ляхам заслон поставили. Сейчас выходить будут! Как бы в горячке боя твои их не порубили да из луков не посекли.
– Понял. Трубач, сигнал «Отставить!» – Противно завыла труба.
Шум боя стал стихать. Ратники добивали отдельных сопротивляющихся или брали их в плен.
Я рванул по лесной дороге в сопровождении десятка Федьки-занозы.
За небольшим поворотом мы увидели убитых лошадей, трупы ляхов. Из чащи раздались два выстрела, пули прошли совсем рядом – я слышал их жужжание.
– Свои! Не стреляйте!
Мы остановились на дороге. Из-за деревьев с двух сторон высыпала сотня боярских детей.
– Сотник, ко мне!
Подбежал запыхавшийся сотник.
– Прости, воевода, не сразу в горячке узнали.
– У вас потери большие?
– Убитыми два десятка.
– Ляхов разбили – выводи своих.
Сотник обернулся:
– На конь!
Мы развернулись в обратный путь.
На поле ратники Передового полка и ертаула собирали оружие убитых. Я же помчался к воеводе Передового полка. По старшинству он – главнее. Спрыгнув с коня, доложил воеводе Лятцкому о стычке и о том, что ляхи разбиты, в том числе – и на дороге, силами сотни боярских детей.
– Подожди, я не понял – а как сотня попала на дорогу, в тыл к ляхам?
– Я приказал, когда отходили, укрыться в лесу и ударить в тыл.
– Хитро придумал. Потери большие?
– Еще не все сосчитано.
– Вперед идти можешь?
– Могу.
– Тогда вперед!
Я подскакал к ертаулу, отдал команду трубачу. Взревела труба, ратники оседлали лошадей.
– Вперед!
На этот раз впереди шла сотня из Вяземского ополчения. Сотню детей боярских я поставил в арьергард – им и так сегодня досталось.
Ертаул резво шел по лесной дороге и вырвался на поле, где мы приняли первый бой. Обогнули павших – ляхов и наших – и дальше. От того, как быстро мы прибудем на место, зависит – продержится ли Опочка.
Через час меня догнал посыльный от воеводы Лятцкого с приказом остановиться.
Мы встали; лошади тяжело поводили боками. Ратники отряхивали пыль с одежды, чихали.
Оставив за себя товарища – сотника из боярской сотни, я поскакал назад, к Передовому полку. Надо же узнать, чего удумал Лятцкой.
– Вот что, Михайлов. Располагайся пока лагерем, дозоры не забудь поставить. Я лазутчиков вперед пошлю – где-то рядом стан ляшский должен быть. Не попасть бы нам под пушки. Как только известия будут – извещу.
– Понял, исполняю.
Вернувшись к своим, я распорядился встать на ночевку.
Приказ приняли с радостью. После перехода и боя надо было отдохнуть и людям – поесть, привести свое оружие в порядок – целый день в седле, – и лошадям.
Дежурные каждого десятка стали разводить костры – повезло, что ручей тек недалеко. Лошадей напоили да, стреножив, отпустили пастись.
Огибая наш лагерь, проскакал десяток лазутчиков – все оторвались от своих дел и проводили их взглядами. Какие новости они привезут?
…Вернулись лазутчики утром, когда лагерь уже проснулся. Костры не разводили, чтобы не выдать себя дымами. И почти сразу же после возвращения лазутчиков явился гонец:
